— Придется поверить, парень, — резко произнесла она. — Я достаточно натерпелась от его интрижек, хватит до скончания моих дней. А если даже я и выйду замуж еще раз — что будет доказывать, что я такая же сумасшедшая, как и вы, — муженек номер два, если собьется с пути, сполна выплатит мне страховую сумму. Развод слишком дорого обходится — и эмоционально, и в денежном смысле.

Серебряный Шип схватил указующий перст, которым Никки все еще продолжала долбить его, и мягко отвел его в сторону.

— Это что, позволительно в ваше время? — спросил он. — Вы так об этом говорите, как будто развод у вас самое обычное дело.

— Да, слишком обычное, — призналась она. — Без колебаний производится теми, кто может себе это позволить и заплатить проклятой судьбе. Однако почему я жалуюсь? Если бы развод не был доступен, я бы, вероятно, до сих пор вынуждена была терпеть этого свинского юбочника. А может, убила бы его и теперь сидела бы в тюрьме, штампуя дешевые одноразовые тарелки.

— Да, кстати, я хотел спросить у вас, в каком времени вы живете. Из какого года вы явились, сюда, Нейаки?

— Из тысяча девятьсот девяносто шестого. Можно подумать, что вы не знаете, — буркнула она раздраженно, выдергивая свой палец из его руки и отступив назад, к своему месту у костра.

От удивления у него отвисла челюсть. — Сила звезд! Так ведь это почти через два столетия настанет!

— Для примитива вы довольно бойко считаете, Сильвер Торн, или как вас там на самом деле зовут, — съязвила она, — но этот ваш спектакль становится несколько утомительным. Почти то же самое, что пытаться беседовать с доктором Джекилем и мистером Хайдом[8].

— Я незнаком с этими людьми, — ответил он рассеянно, ибо мозг его был занят более важными вещами. Его глаза светились неподдельным волнением, когда он, наклонившись вперед, спросил: — Расскажите мне, что происходило в эти множества десятилетий, прошедших между моим временем и вашим? Что стало с моим народом?

По не вполне понятным ей самой причинам и, не желая слишком глубоко вдаваться в поиски их объяснения, она почувствовала, что воображаемое путешествие Сильвера Торна по времени увлекает ее. Возможно, все дело в напряженной силе этих приковывающих внимание серебряных глаз, или в ней проснулся учительский дух, но ей захотелось поделиться своими знаниями с таким непривычно любознательным студентом. И какова бы ни была мотивация этого, она поймала себя на том, что начала отвечать на его вопрос.

— Во-первых, вы присоединились к войскам проигравшей стороны. Американцы побили британцев в войне тысяча восемьсот двенадцатого года и никогда в дальнейшем не имели с ними никаких конфликтов. Напротив, вскоре они стали союзниками.

— А что с моими людьми?

— Текумсех погиб в октябре тысяча восемьсот тринадцатого года, в сражении у реки Теме в Огайо, его гибель угасила в сердцах воинов шони желание сражаться дальше. Люди племени шони…

— Стойте! — в ужасе прошептал Серебряный Шип. — Мой брат погибнет? — Он вздохнул, его голос дрогнул. — Значит, осталось четыре месяца до того, как Текумсех уйдет к Духам?

Никки нахмурилась. Серебряный Шип был потрясен и скорбел так очевидно, так… неподдельно!

— Простите. Я не сообщила бы этого так прямо и резко, если бы знала, насколько сильно это вас огорчит.

— А что Тенскватава? Что с другими?

— Остатки войска Текумсеха, — продолжала она, — временно повернули к форту Молден, что на реке Детройт, потом мигрировали на запад.

Большинство шони покинуло тогда Огайо, иные вскоре ушли за Миссисипи, на поиски новых земель. Здесь оставалось лишь несколько групп. Те, что пребывали в Льюстоне, Хог Крике и Вапаконете, последними покинули эти места, изгнанные правительством Соединенных Штатов в тысяча девятьсот тридцать втором году. Они были размещены в Канзасе и Оклахоме, на отведенных им правительством землях, позднее названных резервациями, и таких бедных и пустынных, что белые люди селиться там не хотели.

Как вы, должно быть, уже знаете, Пророк потерял все свое влияние после неверно предсказанной победы шони при реке Типпикану в конце тысяча восемьсот одиннадцатого года. Но некоторые из ваших людей шли за ним и дальше, ступив тем самым на тропу гибели. Потом, когда Текумсех, единственный человек, за которым люди хотели следовать — прав он был или нет — погиб, все шони искали мира. Если я ничего не путаю, Пророк умер в резервации Канзаса, спившийся, одинокий, никому не нужный старик. Кажется, он дожил до шестидесяти.

Серебряный Шип горестно покачал головой:

— Тенскватава всегда баловался виски, так что не удивительно его падение и это пьянство до самой смерти. — Он глубоко вздохнул, затем поднял на нее печальный взор. — Я должен был бы знать, прося Духов открыть мне будущее, что знание его принесет мне больше скорби, чем радости. Ваш Эзоп[9] в одной из своих басен сказал: «Если бы исполнялись все наши желания, мы горевали бы чаще». Он был прав.

Никки сочувственно кивнула:

— В мои времена это превратилось в пословицу: «Остерегайся своих желаний, ибо они могут исполниться».

— Мне надо обдумать все, что я сейчас узнал от вас. Может, удастся отговорить Текумсеха и тем самым спасти его самого и людей нашего племени.

— Сильвер Торн, вы не можете изменить истории). Что должно было случиться, то и случилось. Весьма сожалею, что пришлось сообщить вам плохие новости, но теперь мне действительно пора идти.

С этими словами Никки встала и направилась к своей одежде.

— Все это еще не просохло, — сказал он.

— Да если бы и просохло, все равно намокнет опять, — возразила она, кивнув в сторону дождевой завесы над входом в пещеру. — Не сахарная, не растаю, и прекрасно обсохну в своем авто. Итак, если вы окажете мне любезность и повернетесь спиной, я оденусь и уйду, предоставив вас вашим одиноким размышлениям.

— Нет.

— В каком смысле нет? Я сахарная и растаю? Или вы не повернетесь спиной и не позволите мне спокойно одеться?

— Нет, вы не уйдете. Мне еще понадобятся ваши знания. Скажу больше, хоть я и призвал вас в этот век, но не знаю, как вернуть вас туда, откуда вы появились.

— Нет, приятель, и не просите, я не останусь. Поиграла в вашу игру, сколько могла, а теперь с меня хватит. И без того мы зашли слишком далеко. Поболтали, приятно провели время, хорошо, но было бы неразумно и дальше оставаться с шизофреническим психопатом, тем более у меня нет опыта общения с подобными больными.

Говоря это, она решила пренебречь одеждой и бросилась к выходу из пещеры. Она готова была почти голой бежать сквозь заросли шиповника, лишь бы спастись от этого лунатика. В любой момент он снова может взбеситься. Лучше уж попасть в нелепую ситуацию, чем погибнуть ни за что ни про что после дождичка в четверг!

Она уже была в четырех шагах от входа, в ярде от желанной свободы, когда Серебряный Шип воздел руки к потолку пещеры и издал нечто вроде команды на странном языке, который Никки сочла за язык шони. Вдруг земля под ее ногами сотряслась, впрочем, стены и потолок тоже. Никки потеряла равновесие и упала на пол. Она замерла, парализованная страхом, когда гул перерос в ужасающий грохот. Буквально в одну секунду часть потолка обрушилась, едва не погребя Никки под каменными обломками.

Пыль душила ее. Несколько долгих минут она ничего не видела. Не могла дышать. Пошевелиться тоже не могла. Но пыль, наконец, осела, и Никки насилу отдышалась. А когда набралась духу и открыла глаза, зрелище, представшее взору, повергло ее в ужас. Вход в пещеру был завален несколькими огромными обломками скалы, по которым все еще скатывались мелкие камни. Остался лишь небольшой пролом наверху, размером примерно в полтора фута.

— О Боже! — прохрипела она, почти впадая в истерику. — Нас завалило! Я в западне маньяка! Смерть приближается ко мне! Но я не хочу умирать!

4

— Нейаки, прекратите вопить и успокойтесь! — грубо прикрикнул на нее Серебряный Шип. — Вам не причинено никакого вреда и не будет причинено. Когда придет время выйти, я раздвину камни так же легко, как обрушил их. Обещаю. А теперь я вынужден был принять подобные меры, чтобы вы не бежали прежде, чем я позволю вам уйти.

Если бы у этого человека проросли рога и хвост, Никки не была бы потрясена больше, чем сейчас.

— Вы… вы? — Она попятилась, указывая на завал. — Нет. Вам вовек не удастся убедить меня, что вы способны на такие штуки. Это случайность. Землетрясение или еще что… Одно из этих странных совпадений…

— Думайте, как хотите, маленькая гусыня, — сказал он, пожав плечами.

Она хмуро взглянула на него:

— Даже если бы вы были владельцем этой пещеры, неужели вы думаете, что способны хоть камень сдвинуть своими дурацкими жестами?

— А почему нет? Не веди вы себя так безрассудно, я бы приготовил вам ложе, вы отдохнули бы. Но с вами ни в чем нельзя быть уверенным. Как знать, что у вас на уме?

— Ну, бандит! Ну!.. Впрочем, с какой стати я психую? — с усмешкой проговорила она и, перейдя из лежачего положения в сидячее, принялась счищать пыль с лица и конечностей. — Я всего-навсего похищена актером, у которого поехала крыша… — Тут она покосилась на обвалившийся потолок. — Актером, уверовавшим в то, что он индеец из другого столетия, и таскающим меня по скалам, будто я мешок с грязным бельем, так что теперь, похоже, я умру с голоду… но только если протяну достаточно долго, до голодной смерти тоже дожить удается не всем.

Она встала и посмотрела на него скорее грозно, чем испуганно.

— О'кей, болтун! Вы похвалялись, что сможете вывести нас отсюда. Посмотрим. Пошевелите-ка своим носом, ногой или пальцем и сдвиньте эти камни, если это вам ничего не стоит!

Он встретил ее взгляд спокойно.

— Когда я решу, что время настало, так и сделаю, но не прежде. Мои силы, Нейаки, вам неподвластны. И даны мне не для того, чтобы вас изумлять.

— Ладно, положим, что так, милый вы мой! С какой стати, действительно, мне изумляться? Ведь это я сама, как видно, свихнулась!

Никки никогда прежде не нападала на другое человеческое существо, даже на бывшего мужа, — в минуты самой своей отчаянной ярости. Но тут, ни минуты, не думая, она бросилась на Серебряного Шипа и вонзила ему в глотку свои острые ногти.

От неожиданности Серебряный Шип потерял равновесие, и они оба грохнулись на грязный пол, причем Никки приземлилась на неприятеля и оглушила его пронзительным, как у фурии, криком. Сначала она попыталась задушить его, но, видя, что ее усилия тщетны, она заколотила по нему кулаками, разразившись проклятиями почище любого матроса. Когда он перехватил и сильно сжал одно из ее запястий, она сменила тактику и запустила острые когти ему в лицо.

— Это вы во всем виноваты! — кричала она. — Вы и ваши ослиные иллюзии! — Ее ногти прошли четверти дюйма от его глаза. — Вам самое место в психушке, в резиновой комнате и смирительной рубашке!

Он перехватил, и другое ее запястье и прижал обе ее руки к бокам.

— Хватит! — отрезал он. — Ваша ярость, хотя и небеспричинная, сослужит вам плохую службу.

— Я не собираюсь уступать такой ослиной заднице! — Она откинулась назад, глаза ее стреляли бледно-лиловыми пламенем сквозь завесу темных волос, выбившихся из-под повязки и упавших на лицо. Ее грудь вздымалась от ярости, она попыталась освободиться от его мощной хватки.

Тщетные усилия Никки окончились тем, что Серебряный Шип поднял ее руки и держал у нее над головой. Они лежали глаза в глаза, их тела соприкасались. С каждым задышливым дыханием грудь Никки все теснее прижималась к его мускулистому телу. И хотя реакция была чисто физической, Никки не связывала ее с какими-либо плотскими чувствованиями, пока не ощутила, что ее соски сжались в тугие бутоны. Непроизвольное содрогание пронзило ее.

Глаза Серебряного Шипа мерцали таинственным свечением. Его ноздри слегка расширились, будто уловили запах ее разгорающегося желания. Его тело ответило ей, здоровое мужское естество отозвалось на призыв женственности.

Почувствовав его растущее возбуждение, толкнувшее ее сквозь тонкие ажурные трусики, Никки испугалась другой реальной опасности. При ее нападении одеяло Серебряного Шипа распахнулось, а свое собственное она потеряла, когда прыгнула на него. Он лежал теперь под ней совершенно нагой и весьма возбужденный, в то время как на ней было всего лишь два крошечных лоскутка нейлона с кружевами, которые не спасали ни от его взгляда… ни от прикосновения.

Лицо ее вспыхнуло, и тело отозвалось жаром.

— Я… я слышала, что ярость сродни сладострастию, но это смешно, — пробормотала она. — Я не знаю вас, не доверяю ни в чем… Минуту назад я готова была оторвать вам башку и заткнуть ею вашу глотку!

Серебряный Шип дерзко усмехнулся ей в лицо, блеснув белыми зубами.

— «По-моему, леди слишком много обещает»[10], — процитировал он.

— Бросьте Шекспира, Торн, — буркнула она, сверкнув взглядом. — Этим вы не растопите во мне лед.