Клаудиа Кэрролл - Зачем нужен муж?

— А дальше, — говорю я наигранно-уверенным тоном, — мне надо разработать свою персональную матрицу.

— Ш-ш-што?

— Для расширения целевого рынка и увеличения сферы охва… ох, забудьте, что я говорю, вам бы только смеяться.

— После сегодняшнего мы, по-моему, в состоянии легко удержаться от смеха, — говорит Рэйчел, отставляя недопитый стакан джина с тоником, трезвая, как судья. — Еще по стакану? Давайте, гулять так гулять.

— Куда в тебя столько лезет… — завистливо говорю я.

Рэйчел может перепить любого, мужчину или женщину, за любым столом, в два счета.

— Вернемс-с-с к теме этой… ч-ч-черт… как ее… этой ш-ш-штуки с Киану Ривзм-м-м… — говорит Джейми, щелкая пальцами.

— Матрицы, — подсказываю я.

— Разъяснить, пж-жалста.

— Легко. Нужно описать тип мужчины, который обычно выбираешь, а затем расширять рынок. Все расписать по рубрикам — ну там, возраст, профессия, доход, хобби, все такое, а потом рассчитать, как увеличить свою сферу охвата. Цель в том, чтобы открыть глаза на тех, кто раньше не входил в поле зрения.

— Ха-ха-ха, ты это слыш-ш-шла? — театрально хохочет Джейми, пихая Рэйчелв бок. — Н-н-ну? Разве это не предс-с-сляет тебе в новом свете Долдона Гордона, целомудренная ты моя временами?

— Отзынь!!! — рявкает на него Рэйчел. — Как бы я хотела, чтобы он никогда не входил в поле моего зрения.

Мне следует пояснить. Гордон (прозвище «Долдон Гордон» дано ему не кем иным, как Джейми) — владелец бистро прямо через дорогу от бутика Рэйчел. Он — живой и тепленький пример смертоносного феромона Рэйчел в действии. Каждую неделю он зовет ее на свидание, каждую неделю получает отлуп и на следующую неделю исправно является обратно и слоняется вокруг бутика, безнадежно пытаясь назначить ей следующее свидание. В нем нет ничего ненормального, это самый обычный парень во всех отношениях, кроме непобедимой и всепоглощающей страсти к нашей Рэйчел.

— Тебе следовало бы его пожалеть, — печально говорю я.

— Несчас-с-сный камикадз-з-з, — невнятно высказывается Джейми.

— Назвать Долдона Гордона идиотом значит незаслуженно оскорбить всех идиотов, — огрызается Рэйчел. — Может, сменим тему?

— Я бы что угодно отдала, лишь бы за мной увивался какой-нибудь симпатичный мужик и постоянно приглашал на свидания, — говорю я. — Даже если бы он меня не волновал, это все равно лучше того, что я имею на данный момент, а именно — большой кукиш с маслом.

— Я вовсе не набиваю себе цену, поверь, — говорит Рэйчел, — но этот парень слишком тупой, чтобы о чем-то с ним разговаривать. Напоминаю, это он однажды сказал, что Аполло Крид, персонаж фильма «Рокки», тренер главного героя по боксу, — первый человек, побывавший на Луне.

Джейми начинает фыркать в стакан:

— А еще он говорил, что цунами — это такая местносссь.

— Хватит, — рявкает Рэйчел. — Он единственный человек в мире, который слово «тамагочи» может спутать с «Ницше».

— Но вопрос-с-с в том, какой тип обычно выбирает Эмилия, — бормочет Джейми. — Пс-слуш-шай. Я знаю, ты любишь высоких, преус-с-спеващ-щих, независимых — в см-м-мысле, таких, который не вешаются на тебя постоян-н…

— Давайте-ка, детки, займемся подведением итогов. Учтем обновления в моем списке бывших, — говорю я. — Серийный изменщик, тайный гомосексуалист, откровенный борец с обязательствами, женившийся на первой же девушке, которую встретил после разрыва со мной, и — последний по списку, но не по значению — идеальный мужчина, который, к несчастью, открыл в себе призвание свыше. Если кто-то и нуждается в небольшом расширении своих горизонтов, то это именно я, согласитесь. В тридцать семь лет я наконец-то вынуждена признать, что не только не встретила большой любви, но и не вдохновила на нее ни одного мужчину, с которым была близка.

Джейми тут же начинает горланить несколько строчек из старой песни Марианн Фэйтфул «Баллада о Люси Джордан».

— Прекрати! — хором кричим мы с Рэйчел.

— Поч-ч-чму? Ш-ш-што вам не нравитс-с-ся?

— Именно этот куплет, где «ей уже тридцать семь, и она поняла, что никогда по Парижу не мчалась в спортивной машине…»

— «…с теплым ветром в волосах», — заканчивает за меня строчку Рэйчел. — Это и меня всегда задевает — не могу понять почему. — Она нежно обнимает меня за плечи. — Я согласна с тобой, милая, возможно, ты не рекордсменка по части свиданий, — говорит она по пути к барной стойке, — но зато ты избавлена от Долдона Гордона, придурка, досаждающего тебе с утра до вечера. Кроме того, как пел когда-то Питер Каннах, дела могуг пойти только лучше.

— Что со мной такое? — жалуюсь я Джейми, пока Рэйчел выкрикивает еще один заказ. — Ненавижу ныть, но как так получается, что другие женщины легко находят себе и мужей, и любовников, и все за ними бегают, а для меня это практически недостижимо, как если бы…

— Как если бы меня взяли в блокбастер?

Я невольно улыбаюсь:

— Да, что-то в этом роде. Все, чего я хочу — вычислить, что я делаю не так.

— Душ-ш-шчка, ты слишком занята своей карьерой, вот в этом ты и промахнулась. И ты такая преусс-спевающ-щая, такая важная персона… я так тобой горжус-с-сь…

— Премного благодарна. Это самая приятная вещь, которую я услышала за весь день.

— Тогда воззьми меня на работу.

— Перестань допекать ее работой, — говорит Рэйчел, плюхнувшись обратно на свое место. — Ладно. Доставай бумагу и ручку, Эмилия. Мы сейчас рассчитаем, как расширить твою матрицу.

— Здесь? Как это?

— Знаешь, давай без гонора, или уж не делай совсем. Если ты этим займешься, мы тут еще немного позабавимся.

Через час мы втроем умираем от хохота — лучшего противоядия от всех дневных переживаний. Мы нацарапали мою матрицу на паре бумажных салфеток, и она выглядит примерно так.

Возраст.

Моя прежняя позиция: в идеальном мире мой идеал мужчины был бы в возрасте от тридцати пяти до сорока пяти. За пятьдесят — это уже слишком; и я опасаюсь встречаться с кем-то моложе тридцати, поскольку меня могут принять за его мать.

Моя новая пересмотренная позиция: с этого момента любой гетеросексуал от восемнадцати до восьмидесяти лет становится моей потенциальной целью.

Как говорит Джейми, если человек не нуждается в помощи аппарата для искусственного дыхания, с данного момента это рассматривается как плюс. Даже если у него льготный проезд, инвалидное пособие и он способен передвигаться только на буксире у медсестры, все равно он подходит.

Профессия.

Прежняя позиция: работа — это важная часть моей жизни, и если быть честной перед собой, то придется признать, что меня привлекают мужчины, которые получают удовольствие от своего труда и преуспевают в своем деле. По моему опыту, они стремятся быть мастерами своего дела. Ну и, кроме того, будем честными до конца. Как говорит Рэйчел, разве у меня будет что-то общее с человеком, который подметает улицы?

Новая пересмотренная позиция: с этого момента даже тот, кого хоть и учили копать канавы, но сейчас разжаловали в держателя транспарантов «Идут дорожные работы», включен в общий ассортимент.

Образование.

Прежняя позиция: следует открыто признать, что я предпочитаю мужчин, у которых перед фамилией стоит научное звание.

Новая позиция: как потенциальный муж рассматривается любой мужчина, у которого перед фамилией стоит имя.

Интересы и хобби.

Прежняя позиция: я обожаю театр (особенно когда Джейми не занят в спектакле, на который я хочу сходить), и поэтому мне очень по душе мужчина, с которым я могу разделить свое увлечение. Плюс к этому было бы чудесно, если бы он занимался спортом, любил чтение, рестораны, элитные вина, заграничные поездки, уик-энды вне дома, старое черно-белое кино, «Монти Пайтон», музыку, литературу и изобразительное искусство… а в остальном я не буду особенно разборчива.

Новая позиция: если в его интересы входит сидение на диване, переключение телевизионных программ и чтение вслух надписей на пачке чипсов на мотив национального гимна, он мой клиент.

— Итак, вы в основном занимаетесь тем, что устанавливаете свои стандарты и понижаете их до неузнаваемости? — спрашивает Рэйчел.

— Нет, не совсем так. Я не меняю нормы, а просто пытаюсь стать более терпимой, вот и все. Считается, что у меня под носом может находиться замечательный человек, которого я не рассматриваю в романтическом свете только потому, что он не шестифутовый верзила на ответственном посту, поющий в свободное время оперные арии.

— Я долж-жн-н сказать, — бормочет Джейми, — просмотрев этитаблис-с-сы… по новым позиз-з… позициям — в них нет ничего такого, что мне не по душе в мущ-щ-щинх. Мне плевать, кто он и ш-ш-што делает, лишь бы был от меня без ума. И с симпатичной тугой попкой.

— Потрясающе, — восклицаю я. — Я вписываюсь в матрицу гомосексуалиста.

Нет ничего удивительного в том, что поездка домой выходит гораздо более мрачной, чем путешествие в Гленстал. Все трое измучены сокрушительным похмельем от попойки накануне, мы с Рэйчел молчим почти всю дорогу, а Джейми на заднем сиденье заполняет паузу безостановочной болтовней. Он не нуждается в ответах, развивая монологи в стиле потока сознания, и я ему очень признательна, потому что это не отвлекает меня от обдумывания планов на следующую неделю, которая даже по меркам «Кельтских тигров» выходит перегруженной. Новые совещания, новые заботы по подбору актеров и еще одна дьявольски неприятная задача впереди…

— Шикните на меня, если я вам надоедаю, девчонки, — доносится с заднего сиденья голос Джейми, — но проговаривание вслух сильно помогает процессам моего креативного мышления. Итак, слушай, Великий Космос. Я хочу стать такой блестящей знаменитостью, чтоб важничать на съемках фильма и говорить примерно так: «Сделайте мне пять фраппуччино и принесите самый лучший, самый пенный, самый пузырящийся» или «Принесите мне мисочку „Эм-энд-эмс", но выньте оттуда все красные. Понимаете, фундаментальная высокотехничная хренология».

Я так глубоко задумалась, что не заметила, как пролетело время пути от Лимерика, и вот Рэйчел уже подруливает к охраняемому въезду в мой жилой комплекс. И тут меня ждет милый домашний сюрприз. Ку-ку.

Перед домом, в который переезжает тот, чье имя навсегда останется неизреченным, припаркованы два автомобиля. Парадная дверь открыта, и высокая гибкая блондинка выкладывает коробки из одного из багажников. Она крайне привлекательна, в стиле длинноногой и глазастой Каролин Бессетт-Кеннеди, жены сына президента Кеннеди, того типа, который создан будто специально для рекламы джинсов «Кельвин Кляйн». Сквозь открытую дверь в холл я мельком бросаю взгляд на того, чье имя навсегда останется неизреченным, направляющегося из дома к коробкам. Все трое в нашей машине внезапно просыпаются.

— По-моему, шансы, что ты ничего не заметила, ничтожны, — отмечает Рэйчел.

— Скотина! — заявляет Джейми. — Эмилия, хочешь, я с ним разберусь? Только кивни, и я его с землей сровняю.

— С землей сровняешь? — хмыкает Рэйчел. — Опомнись, ты не в Чикаго двадцатых годов.

— Проезжай, — хрипло шепчу я, сползая вниз по сиденью в надежде, что меня не заметят. — Просто проезжай мимо.

Рэйчел чуть не угрохала мотор; она проносится мимо на полной скорости и резко тормозит перед моим домом, который стоит буквально через сто метров.

— С тобой все в порядке? — озабоченно спрашивают они, дергая меня за руки.

Я делаю глубокий вход и пытаюсь говорить спокойно и рассудительно.

В конце-то концов, происходящее — не полная неожиданность для меня. Я так долго этого боялась, что теперь, когда все произошло, я странным образом чувствую облегчение.

— Итак, передо мной теперь два выхода: или я поднимаюсь наверх, топлю горе в сансерре и провожу остаток жизни в горьких сожалениях, или смогу принять ситуацию как есть, справиться с ней и жить дальше. Напомните мне поставить будильник на полчаса раньше, чтобы по крайней мере прокатить завтра мимо их дома с аккуратным макияжем и со свежевымытой головой.

— Умничка, — говорит Джейми. — Борись. Она вовсе не красавица. По-моему, хотя я видел ее только мельком, у нее проблемы с кожей.

— Мы вчера вечером уже об этом говорили, — напоминает Рэйчел, — теперь дела могут пойти только лучше.

— Ребята, что бы я без вас делала?

Ну вот. Я вообще не люблю понедельники, но сегодня — это что-то особенное. Я почти не сомкнула глаз, чувствуя себя клубком нервов. Прямо хоть делай татуировку на веках с логотипом «Кельтских тигров» — я столько времени провела в постели, ворочаясь с боку на бок и печенкой чувствуя ужасы наступающего дня.