По крайней мере, до тех пор, пока не вернулись Кэролайн и Майк.

Во-первых, Майк сразу заявил, что не знает никого по имени Гэри О'Нил.

— Но он сказал, что вы двоюродные братья! — удивилась я.

— Эмилия, я пригласил на свадьбу только двух дальних родственников. Одна — это троюродная сестра моей мамы, Мюриель, восьмидесяти семи лет от роду, которую ты наверняка заметила, потому что она была в инвалидном кресле, а вторая — ее дочь и нянька, Глория.

Кэролайн никогда не слышала ни о ком по имени Гэри О'Нил, и миссис Иган тоже, которая тщательно проверила и перепроверила список приглашенных гостей в присутствии Кэролайн.

— Тогда что же он там делал? — чуть не плакала я, пока мои мечты о мультимиллионерстве таяли, как дым. Не говоря уже о моем божественно соблазнительном бойфренде…

— Душечка, мы думаем, что он явился без приглашения, — мягко сказала Кэролайн.

— Что?

Теперь я чувствую острый укол почти физического страдания.

— Звучит странно, но так может быть, — сказал Майк. — Взгляни на факты. В замке Барберстоун собрались сотни людей, он легко мог проскользнуть на празднество, когда кончился торжественный ужин. Бесплатная выпивка есть бесплатная выпивка. Никто бы не догадался, что мы с ним не знакомы.

Он взглянул на меня так печально, словно я какая-то полоумная старая дева, готовая отдать все свои сбережения обаятельному мошеннику. Собственно, так и есть…

— Мы не знаем о нем абсолютно ничего, — твердо сказал Майк. И это тоже верно…

С тех пор как молодожены вернулись и я предлагала встретиться с ними вчетвером, у Гэри всегда находились какие-то отговорки. Он был занят на совещании в аэропорту, его неожиданно вызвали в Нью-Йорк или, было и такое, он встречался с министром путей сообщения, который обещал ему солидную дотацию. Он всегда выглядел подобающе, в дорогом костюме английского шитья, и всегда был крайне убедителен, но, когда бы я ни упоминала Кэролайн или Майка, он исчезал с ловкостью иллюзиониста.

Ох, мама дорогая. Среди такого количества приятных и приличных мужчин на свадьбе оказался один авантюрист, и на него-то я и клюнула…

Если бы мне и понадобилось решающее доказательство, что Гэри — проходимец, то вот оно. После того как Кэролайн и Майк выразили мне свое мнение, я клятвенно обещала им разобраться с ним насчет приглашения на свадьбу и не давать ему ни шиллинга из моих сбережений, пока все не разъяснится.

Я позвонила ему и оставила сообщение, приглашая на разговор.

Он даже не перезвонил, и к тому же, когда мне пришел очередной отчет о состоянии моей кредитной карты, выяснилось, что на ней около тысячи фунтов перерасхода, причем за вещи, которые я никогда не покупала: заказанные по телефону билеты на самолет, несколько бутылок «Вдовы Клико» и, что хуже всего, дорогие и модные ювелирные украшения, заказанные по интернету, которых я и в глаза не видела…

Хотела бы я сказать, что никогда больше не видела Гэри, но у этой истории был и, так сказать, второй виток.

Примерно полтора года спустя, точнее — в августе 1997 года, в автокатастрофе в Париже под мостом Альма погибла принцесса Диана. Всю следующую неделю в Лондоне творилось нечто из ряда вон выходящее: море цветов у Кенсингтонского и Букингемского дворцов, торжественные бдения при свечах и растущий прилив негодования против королевской семьи, которая, удалившись от всего, отсиживалась в замке Балморал в Шотландии. Я тогда была еще новичком в отделе новостей, и меня командировали в Лондон вместе с корреспондентом и оператором, чтобы запечатлеть эти поразительные проявления глубокой скорби в прямом эфире из столицы.

Рейс был поздно вечером, а я всегда плохо переносила полеты. Поэтому я, нервничая, сидела у прохода, ожидая, пока прокатят тележку с напитками, и готовая все отдать за хорошую порцию джина с тоником.

— Не желаете ли чего-нибудь, мадам? — спросил стюард.

В его голосе послышалось что-то знакомое, и я подняла на него глаза.

— Мне хотелось бы джи… — и я запнулась на полуслове.

Это был он, Гэри О'Нил, в форме «Бритиш эйруэйз» и в чистеньком темно-синем передничке. Я не смогла устоять.

— Ну, как идут дела в аэробизнесе?

Гэри сыграл, как профессионал. Он выглядел так, словно был несказанно рад случайной встрече.

— Потрясающе, Эмилия. Страшно рад тебя видеть. Я здесь занимаюсь благотворительностью. Сегодня один из тех дней, когда важные начальники идут в народ и получают сведения о трудовом процессе изнутри.

— Ты не бредишь? — тихо спрашиваю я, чтобы не смог подслушать никто из пассажиров. — Может быть, ваша каюта разгерметизировалась? И у тебя теперь там… в твоих дурных мозгах недостаточно кислорода?

— Это чистая правда, — говорит он, улыбаясь мне с искренностью, которая может обмануть даже другого мошенника. — Мой друг Ричард делает так постоянно. Я имею в виду миллиардера Ричарда Брэнсона. Чтобы дать своим людям почувствовать, что я действительно один из них.

— А ну пошевеливайся, — скомандовал ему старший, идущий сзади. — Ты перекрываешь проход, а тут одному пассажиру нужно в уборную.

Он покатил тележку дальше, и на том все и кончилось. А он был так убедителен. Я чуть ему не поверила. Еще немного, и он заявил бы, что является держателем контрольного пакета акций «Бритиш эйруэйз».

Пожалуйста, поймите, что я абсолютно спокойно и хладнокровно вспоминаю этот случай. Только думаю: хорошо, что я так легко отделалась…

* * *

Итак, идет занятие, и Ира занята раздачей инструкций для домашнего задания на следующую неделю. Их целая куча, мы все должны «организовать пересмотр и ревизию планов», чтобы оценить прогресс или, в моем случае, его отсутствие за прошедшие несколько недель.

Находится ли ваш внешний вид на должной высоте, остается ли ваше отношение положительным и действительно ли вы расширили свой охват насколько возможно, рассмотрев мужчин, которые не приближаются к вашему идеалу?

Да, конечно, этот пункт я сразу мысленно отмечаю галочкой.

Я ведь пригласила Филипа Берка, разве не так?

Когда класс затихает и Ира ободряюще напутствует нас: «Отправляйтесь за результатом!», Мэгз подходит ко мне и заключает в дружеские объятия.

— Слушай, я узнала, что тебя номинировали на крутую телепремию, и просто хотела поздравить.

— Спасибо, я, конечно, нервничаю, но жду с нетерпением. Вот это должно быть зрелище!

— Да, — смеется она. — Филип тоже так сказал.

— И он рассказал тебе, что я попросила его быть моим спутником?

Я пытаюсь казаться спокойной. В конце концов, для чего все эти занятия?

— Да, рассказал. Дай ему шанс, Эмилия, вот и все, что я скажу.

— Ну разумеется.

Я пытаюсь говорить невозмутимо и уверенно об ужасной перспективе провести с ним вечер, но про себя думаю: «Я ввязалась в это только потому, что Ира велела расширять сферу охвата».

— По-моему, ты ему нравишься.

— Правда?

Я готова сказать: «Что-что? Как-как?», но вместо этого вежливо улыбаюсь.

— Правда. Слушай, я знаю, что он может быть таким… ну, холодным, но просто помни, если почувствуешь неловкость, что за всеми этими… ну, ляпсусами, которые он иногда допускает, надо разглядеть доброе сердце. Думай о нем как о неограненном алмазе. Да, конечно, над ним еще надо поработать и отшлифовать, но оно того стоит. А потом мы можем встретиться где-нибудь вчетвером, со мной и с Дамьеном. Разве это не мило?

ГЛАВА 32

СЛЕЗАЙ С КРЕСТА, НАМ НУЖНЫ ДОСКИ

Когда я вернулась домой, меня ждал весьма неприятный сюрприз. Я вошла в подъезд, забрала почту и села в лифт, мечтая о (в произвольном порядке) горячей пенной ванне и бокальчике охлажденного сансерре.

Двери лифта разъехались, и на площадке я увидела его.

Того, чье имя навсегда останется неизреченным.

Он сидел на полу напротив двери в мою квартиру, и перед ним лежал огромный букет лилий-звездочетов.

Ой, мамочки, помогите…

Он вскакивает на ноги, как только замечает меня, а я стараюсь держать себя в руках.

«Спокойствие, — говорю я себе. — Не нервничай и поскорее отделайся от него».

— Привет, Эмилия, — говорит он, протягивая цветы. — Поздравляю тебя. Я дарю их в знак восхищения, что тебя номинировали на престижную теленаграду.

Я гляжу на него, не собираясь принимать цветы:

— Ты должен это прекратить.

— Что прекратить?

— Пытаться подружиться со мной. Приходить сюда. Подстерегать меня возле дома. Приносить цветы и все такое прочее. Этого делать нельзя. Извини, если это прозвучит грубо, но я не твой друг, не набивалась в друзья и никогда не буду.

— Я вообще-то надеялся, что мы сможем поговорить.

— О чем? О брачных планах? О свадебных приготовлениях? Тебе останется только пригласить меня на мальчишник.

— Нет, вовсе нет. Я просто думал, что мы можем поговорить кое о чем.

Я не отвечаю, просто роюсь в сумочке в поисках ключей.

— Поппи хочет отдохнуть, — выпаливает он.

— Что?

Я не ослышалась?

Одна половинка меня хочет войти в квартиру и хлопнуть дверью у него перед носом, а вторая умирает от желания услышать продолжение.

Естественно, любопытная половинка побеждает.

Я вопрошающе гляжу на него, и он воспринимает это как сигнал продолжать.

— Она сказала, что ей нужно время, что мы слишком поспешили со всеми этими свадебными хлопотами. И еще проблема разницы в возрасте. В половине случаев я даже не понимаю, о чем она говорит с подружками, и они смотрят на меня как на дряхлого дедушку. Ее лучшая подруга постоянно названивает мне из ночных клубов в пять утра, чтобы я подвез их домой, словно я круглосуточное такси по вызову…

Я была права, думаю я. Похоже, что начинает сказываться разница в возрасте, и у них начались проблемы…

Отвратительно…

— Эмилия, я могу тебе сказать, потому что ты меня поймешь. Ты меня очень хорошо знаешь, может быть, лучше, чем кто-либо другой. — Затем он оглядывается в замешательстве. — Послушай, нельзя ли зайти к тебе хоть на пару минут? Я совсем не хочу обсуждать это в подъезде.

— Ничего страшного, говори в подъезде. Говори, что ты хочешь сказать, и оставь меня в покое. Я устала, злюсь и начинаю думать, что уже достаточно выслушала.

Он глядит на меня, понимает, что я непреклонна, и продолжает:

— Мне нелегко это говорить, но за последние несколько недель я понял, что совершил большую ошибку, когда расстался с тобой. Ты хотела от меня обязательств, и в то время я был к этому не готов, но опыт с Поппи на многое открыл мне глаза.

Он выдерживает долгую эффектную паузу.

— Эмилия, я понял, что выбрал не ту женщину и упустил нужную.

Впервые в жизни я не ломаю голову над острым словцом ему в ответ. Из-за него я пережила такие муки, боль и отчаяние, а теперь он говорит: ну извини, я ошибся, давай все забудем, и, кстати, не примешь ли меня обратно?

Внезапно последние несколько месяцев проносятся у меня перед глазами… все мои бывшие, за которыми я так усердно гонялась в надежде научиться чему-то полезному, что пригодится, когда я встречу единственного.

Я могу перенести, что ни одна из моих предыдущих связей не сработала.

Я могу перенести тот печальный факт, что двадцатилетнюю историю моих любовных связей можно обобщить в трех кратких словах: провал и крушение.

Я признаю, что делала в прошлом дурной выбор.

Я не могу перенести того, что происходит сейчас. В чем бы я ни поступала неверно, я до сих пор не избавилась от своих ошибок, потому что эта скотина у меня под дверью на полном серьезе ждет, что я приму его обратно с распростертыми объятиями. Если быть до конца честной — да, было такое время после нашего разрыва, когда я, наверное, приняла бы его обратно, несмотря ни на что, но не сейчас. После всего, через что он заставил меня пройти. Может быть, я глубоко заблуждаюсь, но не могу не чувствовать, что заслужила нечто лучшее. Что угодно будет лучше этого…

— Эмилия?

— Что?

— Ты опять витаешь где-то в облаках. Ты слышала, что я только что сказал?

— Нет, я постаралась отключиться.

— Я просил прощения за свои грубые ошибки. Я не знал, что ты для меня значишь, пока не потерял тебя. Думаю, ты особенная.

— Как пиво «Гиннесс», — бормочу я, вытаскивая ключи и открывая входную дверь.

С меня достаточно. Совершенно достаточно.

Он уныло глядит на меня, пока я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь.

— Ты меня не пригласишь? Ты уверена, что у нас не получится разговор за бутылочкой твоего любимого сансерре? Поппи уехала сегодня с подружками, а я не хочу оставаться один. Пожалуйста, Эмилия, позволь мне войти, в память о прошлом. Я соскучился по тебе, и если ты будешь честной, то признаешь, что и ты по мне соскучилась.