— Проходи, зять, знакомиться будем. — И исчезает в недрах квартиры.

Ставлю пустой чемодан в пространство между входной дверью и прихожей, чтобы не мешал проходу в итак тесной квартирке и следую за хозяйкой вглубь. Кухня оказывается типичной для панельки советских времён — квадратов девять, не больше, но аккуратная и пропитана атмосферой уюта. Легко представляю Мандарику на стуле в углу, с утра попивающей кофе с печеньем. Или у плиты, варганящей борщ. Она наверняка из тех, кто знает с какой стороны нужно подходить к плите, и что макароны кидают в кипящую воду. Не то что некоторые блондинки…

Нагло усаживаюсь за стол, пока "будущая теща" неспешно двигается вдоль кухонного стола с ножом в руке. Кажется, у меня была теория насчет наследственности…

— Ну что, зять, — ловко орудует она ножом над картошкой. — Рассказывай.

Ну, точно, генетическое. Я глотаю нервный комок и спокойно интересуюсь:

— А что рассказывать-то? — для мамы ведь легенду не заготавливал, так, попугать просто Мандаринку ехал. А про зятя вообще экспромт вышел!

— Как познакомились рассказывай. — Смотрит на меня исподлобья, точь-в-точь как моя училка по истории в седьмом классе, когда ждала, что я назову годы жизни Петра I. 1672 — 1725, Анна Николаевна, на всю жизнь теперь запомнил! Если бы также просто было и с историей нашего с Инной знакомства!

— Эм, на работе встретились. И быстро все так закрутилось… — почти не вру я и применяю единственный известный мне способ уйти от ответа — переключаю ее внимание. — Неужели Ваша дочь совсем ничего не рассказывала?

— Она после истории со свадьбой скрытничает… — поддается "теща". — Наверно, сглазить не хотела. Еще одной неудачи она не переживет.

— Истории со свадьбой? — интересуюсь я. Скорее так, для поддержания беседы, мало ли этих свадеб было, а у Мандаринки, что ни день — неудача.

Взгляд из под опущенных век становится еще пронзительнее, когда следует вздох и откровенное:

— Так и знала, что она не рассказала. Но я думаю, что раз у вас все серьезно…Был один мальчик, долго они встречались, еще с института. Потом жить стали вместе, заявление в ЗАГС подали, — мама Мандаринки все активнее орудует ножом над картошкой, отчего я понимаю, что история не так уж проста и легка, как мне подумалось вначале. Рыжая замужем? — Ресторан заказан, фотограф, платье и гости готовы, а жених, за неделю до свадьбы торжество отменяет.

— Как это? — подскакиваю на стуле, пораженный финалом истории.

— Вот и мы спрашивали: как это? Инна говорила, решили сделать паузу и не спешить. Только с тех пор, как она чемоданы домой принесла, от бывшего жениха известий и не было. Бросил он ее. Только она это не признает, характер, понимаете, зять? — интонационно выделяет последнее слово женщина.

— Понимаю, — тупо киваю я. Так, может вот откуда такие закидоны у Мандаринки? Вот почему все эти мелкие пакости…проверяет на вшивость? Боится в очередной раз вытащить не тот билет?

А у нас с ней больше общего, чем я мог предположить.

Спустя час я все также сижу на деревянном стульчике за столом, напротив женщины, которая уверена, что я ее будущий родственник. И чем дольше мы беседуем, тем больше она мне нравится. Нет, она категорически не похожа характером на свою взрывную дочь, это видимо, досталось от отца, слившегося еще в первый год брака, но "теща", удивительно приятная женщина. Рассказывает о своей работе с любовью, и, да, не зря она напомнила мне училку по истории, тоже работает в школе, только в направлении русского языка и литературы. И когда на пороге, наконец-то, появляется виновница моего сегодняшнего визита, я искренне хочу породниться с этой женщиной. Самым весом аргументом в этом утверждении, конечно, является картошечка, которую я уплетаю за обе щеки, пока из коридора слышатся шаги.

Если Мандаринка хотя бы вполовину так хорошо готовит…женюсь на ней без промедлений!

Хотя, грозное "как?" в дверях кухни слегка охлаждает мой пыл…

Глава 24. Осталось два дня

Инна.

Вилка в моей руке — это оружие! Болезненное, если правильно им воспользоваться. А вариантов, как ее применить, за последние двадцать минут, нарисовалось немало.

Смотрю в наглые серые глаза, легкую усмешку на красивых губах и желаю только одного — его (зачеркнуто) — крови! Воткнуть мельхиоровое орудие в шикарную ягодичную мышцу, может, провернуть там разок, чтоб сидеть пару месяцев не смог и стереть, наконец, эту победную улыбку с его лица!

Но вместо осуществления своих тайных фантазий, вяло копаюсь в тарелке, вылавливая поджаренные грибочки, и давлю из себя сухую улыбку. Любую мою попытку объяснить маме, что Хромов просто прикалывается, никакой он не жених и скорее рак на горе свистнет под дождичком в четверг, чем это станет таковым, скот виртуозно обрывает и все переводит в шутку.

Ненавижу, как же я тебя ненавижу, скот! "Убью тебя" — выражаю глазами мысленный посыл. "Ручки коротковаты!" — горят его ответным.

Под столом наши руки сцепляются в непримиримой вражде: он сжимает мою ладонь до хруста, я впиваюсь ногтями в тыльную сторону его! Оба сдавленно шипим, но маме улыбаемся. Спустя мучительные сорок минут мама скрывается в своей комнате, а я завожу Хромова в свою, чтобы убить, расчленить и избавиться от его останков незаметно для родителя.

В темной комнате, подсвеченной лишь фонарем с улицы, мы тяжело молчим. Это тот вид молчания, когда густой, вязкий воздух между нами наполнен разрядами тока и обоюдными убийственными взглядами. Он медленно поднимает свою левую руку и подносит ее к губам.

— Дикая Мандаринка! — шипит он. — Тебя нужно держать в клетке, с твоими острыми коготками!

— А тебя выставлять в цирке с клоунскими номерами! — не уступаю я. — Что за представление ты устроил?! Какой безработный? Какой жених?! Какой переезд???

— Это я-то устроил? Ты начала эту войну, рыжая. Рассказать, как отреагировала моя мама на сообщение, что ее любимый сын — гей, да ещё и с избранником?!

Я густо краснею, понимая, что да, перегнула я палку, но не хотела, вот честно. А теперь даже поздно оправдываться, ничего не исправишь.

— Не находишь, что сделать твоего нового жениха бездомным тунеядцем ещё куда ни шло? — вскидывает он бровь, тараня меня пронзительным взглядом.

— Какой же ты скот, Хромов. — Произношу тихо, с чувством, с расстановкой.

— Я уже это слышал. — Он делает шаг вперед, затем ещё один и оказывается в считанных сантиметрах от меня, я даже ощущаю жар его тела, так близко он подошёл. — Но, знаешь что, Мандаринка? Я думаю, тебе это нравится!

Его ладони ложатся мне на талию, крепко сжимая, причиняя томную боль, ожидание чего-то большего. Носом он трётся о мою шею, обжигая теплым дыханием.

— Скажи, что это не так. Останови меня, рыжая. — Шепчет мне в губы, оставляя между ними миллиметры, дразня. Поддаюсь вперед, сдаваясь. Припадают к его "невозможно удержаться" рту.

"Да", — говорю губами. — "Нравится".

"Не верю, Мандаринка" — добивается правды его язык. — "Убеди меня".

"Нравится, нравится, нравится!" — кричит мое сердце, выбивая дробь напротив его.

Судорожно вдыхаю воздух, не понимая, почему лёгкие сжались до размера ореха, когда его губы отправились в путешествие по шее, ключицам, груди. Всхлипываю, желая заглушить ужасное ощущение счастья, которое не должно было поселиться во мне, но неконтролируемо завладело остатками сознания. В голове прокручиваю все грязные сцены, которые мы обязаны повторить из той шальной ночи, когда все резко прекращается. Илья прижимается ко мне всем телом и кладет голову поверх моей, прижимаясь лбом к двери позади меня. Я чувствую дрожь его тела, неровное дыхание и глухое сердцебиение. Глажу руками его спину, понимая, что этот момент бесценен.

Это момент не страсти пополам с ненавистью, не мести или наказания. Это минута бесконечного единения.

— Мандаринка, кажется, я… — его тихие слова тонут в моих волосах.

Я ужасно, ужасно хочу их услышать, поэтому отталкиваю его на расстояние, достаточное для того, чтобы заглянуть ему в глаза. Он словно читает мои мысли, говоря:

— Еще рано.

Я смотрю на часы над столом и удивлённо замечаю:

— Почти полночь…

Он тихо смеется, переходя в обычное расслабленное состояние.

— Смешная Мандаринка, — поворачивается вокруг своей оси, рассматривая комнату в полумраке. А я заливаюсь краской, запоздало понимая, что сейчас он увидит то, что совсем не должен! Никто не должен! Никогда!

— Коалы? — следует насмешливый вопрос.

Блин, блин, блин. Загораживаю собой выключатель, чтобы он не рассмотрел больше, чем увидел уже. Этого он мне точно никогда не даст забыть!!!

— Ты самое странное существо из всех, кого я знаю! — смеётся он, проходя к столу. Берет в руки одного из моих плюшевых питомцев и вертит в руках, освещая комнату безупречной улыбкой. Ну почему ему нужно быть таким невозможно красивым? Почему бы не добавить уродского родимого пятна на его лицо или жирные пальцы на руках, чтобы я не чувствовала себя рядом с ним как курица щипанная? Вселенная, ты несправедливо отсыпаешь дары!

Пока я размышляю над несправедливостью мира сего, Хромов бесшумно перемещается по моей, квадратов в двенадцать, комнате. Я понимаю, что много времени на то, чтобы найти то, что ни в коем случае он не должен, не понадобится. Пользуюсь его остановкой возле зеркала, украшенного фотографиями и начинаю отвлекающий маневр. Стягиваю громоздкие часы с запястья и кидаю их на пол — все равно дешёвая подделка — с громким стуком. Скот оборачивается, а я, не отрывая от него взгляда, начинаю медленно расстегивать пуговицы на блузке.

— Что…что ты делаешь? — недоумевает он, не сводя глаз с моих пальцев.

— Мне нужно переодеться ко сну. — Говорю с придыханием, увлекая его в новый раунд нашей игры, все, лишь бы он не добрался до стеллажа.

— Позволишь мне остаться? — заплетающимся, словно пьян, языком, говорит он.

— А ты старых устоев, и считаешь, что до свадьбы ни-ни? — наклоняю голову и хлопаю глазками, возвращаясь в образ блондинки. Тем временем блузка расстегнута и мой белый гладкий бюстгальтер, уверенно поддерживающий твердую четверку, теперь светит неоном в полумраке.

Хромов шумно выдыхает, зарываясь одной рукой в волосы, и отворачивается. Я делаю несколько шагов на цыпочках в сторону шкафа, на ходу расстегиваю молнию на юбке, снова появляясь в зоне видимости скота. Знаю, что он не отрывает от меня взгляд, чувствую это своей кожей, каждым волоском на своей голове и теплым пятном в районе поясницы. Позволяю юбке упасть к ногам, оставаясь в колготках и распахнутой блузке до середины бедра. Тянусь до верхней полки за пижамой и ощущаю, что пространство вокруг меня изменилось — стало гуще, тяжелее, более теплым.

Руки Ильи ложатся на мои бедра, поглаживая их вверх-вниз, сжимая и отпуская. Я отклоняюсь назад, опираясь на его торс. Я знаю, я помню, как он любит эту позицию, он фанат задних видов. И я позволяю ему насладиться, получить свою долю удовольствия, потому что дальше все будет только для меня. Здоровой рукой обхватываю его за шею, заставляя наклониться и прикоснуться губами к шее. Он дышит так громко, что в моей голове смешиваются звуки его дыхания с биением собственного сердца. Я не должна расслабляться, должна помнить, кто рядом со мной, и зачем я это делаю, но влечение оказывается такой силы, что, уверена, глобальное потепление уже размораживает вековые ледники.

— Завтра ты будешь снова меня ненавидеть, да, Мандаринка? — его хриплый голос с трудом пробирается в мое поплывшее сознание.

— Да, скот. — Без сомнений утверждаю я. — Ещё больше, чем прежде.

Покачиваю бедрами, желая приблизить момент единения, трусь о него как бесстыжая женщина, лишь бы он перешёл уже к активным действиям.

Он снимает с моих плеч рубашку, затем запускает пальцы под капрон и тянет колготки вниз, присаживаясь у моих ног. Я смотрю на него сверху вниз из под опущенных век и мое сердце разрывается от невозможной гаммы чувств, что меня накрывает. Он стягивает колготки сначала с одной ноги, потом с другой, нежно поглаживая ступни, затем обхватывает обе щиколотки ладонями, широко разведя сильные пальцы, смотрит мне прямо в глаза и начинает движение вверх, очерчивая мои ноги, бедра, талию, грудь. Мы отказываемся лицом друг к другу, дышим одним воздухом, ждём, когда электричество, пробирающее до костей, наберёт обороты, чтобы сжечь нас до тла.

Я тянусь к его губам первая. Но он не позволяет. Закрывает мой рот ладонью, тянется к шкафу и достает мою смешную пижаму с коалами. Натягивает топик прямо на лифчик, а потом снова садится у моих ног, помогая надеть шортики. Нахожусь в прострации, до конца не понимаю, что происходит и просто тупо делаю всё, что он желает. Это новая игра?