Все эти дни он не ходил в школу. Я и не заставляла. Почти не выходил из своей комнаты. Мы разговаривали в эти дни. Много разговаривали. Обо всем. Я очень боялась, что он уйдет в себя, замкнется, сломается. В глазах то и дело мелькала растерянность. Он словно что-то не понимал. И все это время пытался понять, что-то решить для себя.

Дима поддерживал Свету. Он все организовал, успокаивал Нику. Света не плакала. Смотрела на все потухшим взглядом. Постарела лет на десять. Когда все закончилось, то она подошла к нам. Тяжелое молчание.

— Извини, я не права была, — сказала она Сережке. Слова ей явно дались с трудом.

— Я понимаю, — ответил он. Она лишь кивнула. Посмотрела на меня.

— Не хочу сейчас никого видеть. Поминок не будет. Домой поеду. А ты береги Сережку.

— Тебе помощь нужна? — спросила я.

— Какая? Тут разве можно помочь? Не сойти с ума? Мне нельзя. У меня Ника есть. Нужно жить. Осталось только понять, как жить, — ответила она.

Вот и закончилась наша дружба. Не знаю почему, но я поняла, что общаться как раньше у нас не получится. Слишком много воспоминаний. Иногда воспоминания сближают людей, а иногда отдаляют. В этот раз было так. Я и Сережа все время будем ей напоминать о сыне. Может она и забрала свои слова, но могла в душе обвинять Сережу, хотя он меньше всего был виноват в случившемся.

Мы не поехали со всеми. Пошли пешком до автобусов. Кто-то ухаживал за могилами, по пути увидели еще одни похороны. С памятников смотрели фотографии людей. Пожилые, молодые, дети — все это заставляло задуматься о жизни и ее конце. Ничего вечного нет. Вроде и понимаешь это, а все равно осознание приходит в таких местах, чтоб потом опять быть задвинутым повседневными проблемами на второй план. Так и должно быть. Все время думать о смерти нельзя. Тогда и жить не захочешь.

— Чего сегодня на ужин будем готовить? — спросил Сережа. — Я недавно нашел рецепт мясной запеканки с грибным соусом. Попробуем сегодня? Только надо продукты докупить.

— А на десерт мороженое, — добавил Данко.

— Нет, на десерт желе сделаем. А сверху тогда мороженое. Это все легко готовится.

— Можно, — согласилась я.

— А потом фильм какой-нибудь посмотрим, — продолжил Сережа. Где-то закаркала ворона. Синее небо, на земле мелькают желтые цветочки мать-и-мачехи. — Так будет правильно. Мы ведь сами выбираем, как жить дальше. Пашка решил, что не может. А мне жалко эту жизнь терять. Не знаю почему, но жалко. Еще столько всего хочется увидеть, узнать, попробовать. Вот сегодня такой день хороший. Скоро можно купаться будет. Данко обещал, что мы на рыбалку пойдем, когда к нему приедем. Новая школа. Я не знаю, правильно это или нет, но мне интересно жить. Интересно не сдаваться. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня тройка, завтра пятерка. Что-то получилось, что-то нет. Это интересно.

— Самое главное, что интересно. Так и должно быть, — сказал Данко.

Жизнь продолжалась. Сережка говорил, что справится со всем. Но все это его изменило. Я видела, что он изменился. Может неуловимо, но он взрослел. А я смотрела на это со стороны и понимала, что ничего с этим не поделаешь.

* * *

Ночью не спалось. Я вышла на балкон. Прохладный воздух сразу ударил в лицо. Хотелось вдохнуть полной грудью и унять тревогу в душе.

— Грустишь? — спросил Данко.

— Почему-то страшно, — призналась я.

— В связи с последними событиями, я не удивлен, — сказал Данко. — Ты еще неплохо держишься.

— М?

— Не заперла сына в комнате, запрещая ему из нее, нос показывать, — ответил Данко, обнимая меня.

— Мне такая мысль в голову приходила, — призналась я. — Как думаешь, все нормально с ним будет?

— Нормально. Пытается забыть все страшным сном и жить дальше.

— А все равно страшно.

— Не бойся.

— Вроде стараешься от всего огородить, дать счастливое детство, а все равно совершаешь ошибки.

— Как будто люди не могут их совершать. Даже техника порой ошибается.

— Только эти ошибки порой непоправимые.

— Эль, мы с тобой не умудренные жизнью старцы, не энциклопедии. Просто люди. А люди через ошибки, что-то узнают. Так что не переживай. И о будущем не переживай. Все у нас будет хорошо.

— Менять что-то страшно. Может, здесь останемся?

— Нет. Это плохая идея.

— Здесь все знакомо. Есть работа, есть жилье. Может, с мамой помирюсь.

— Сама в это веришь?

— Надежду не теряю.

— А я не верю. Эль, какая разница, где жить, главное вместе. Или ты не согласна?

— Сколько было случаев, когда там…

— Договаривай. Лучше все проговорить, чем ты это будешь прокручивать в голове, приходя к диким выводам, — сказал Данко. Голос усталый, серьезный. И куда подевалась беззаботность, которая почти никогда не исчезала?

— Мы с тобой сошлись из-за ряда обстоятельств. Скоро эти обстоятельства закончатся. Будет выбор. А я не хочу быть лишней. Понимаешь?

— Нет. Слишком размыто.

— Мне было одиноко. Тебе некуда идти. Ты хотел задержаться. Потом беременность. Все закрутилось. Сейчас ты вернешься назад. К друзьям и подружкам. Зачем я тебе нужна с Сережкой? Ты ведь можешь начать все сначала. Как и должно быть.

— Зачем начинать сначала, когда у меня уже все есть? Есть то, что меня полностью устраивает? Ладно, про любовь говорить не буду. Верить ты в это отказываешься. Возьмем опять логику и факты. Я тебя уже хорошо знаю. Ты знаешь меня. Никаких неприятных сюрпризов не будет. Тебе не нужны золотые горы, которых у меня просто нет. С детьми уже наигралась. Я-то тем более. У тебя нет ненормальных братьев и отцов, которые выносить мне мозг будут. А девчонки… Я их знаю всех как облупленных. С кем-то учился, с кем-то пересекался. У нас всего пять школ в городе. Все как на ладони. Если бы кто понравился, то давно бы эта девчонка была со мной. Эль, ты слишком много сомневаешься. Мне порой тоже приходят мысли, вот возьмешь, встретишь кого-то другого и уйдешь. И что? Теперь значит не нужно жить вместе? Из-за страха, что всему конец придет? Я тебе это уже повторял и еще раз повторю, если мы вместе значит вместе. Может быть, рано или поздно разбежимся, но я этого не хочу. Ты мне дорога.

— Ты мне тоже дорог, поэтому и боюсь, — призналась я.

— Все будет хорошо. И не переживай, — ответил он.

* * *

Время летело с невероятной скоростью. Закончился апрель. Наступил май. Мне позвонила мама и предложила встретиться с ней в парке, на нейтральной территории. Я как раз закончила работать, поэтому не видела в этом ничего такого. В душе я надеялась, что разговор будет не о подъеме арендной платы и не о том, что нам надо будет в срочном порядке съехать.

Мама приехала раньше. Она уже сидела на лавочке и ждала меня. Я подошла к ней.

— Неплохо выглядишь, — сказала она.

— Спасибо, — я села рядом.

— Как жизнь? Слышала про твою подругу и ее сына.

— Откуда?

— Сережа сказал. Я с ним созванивалась.

— Он мне не говорил.

— Эль, ты серьезно хочешь куда-то уехать?

— Да.

— Сережка дни считает. Не знаю, что наплел ему этот парень, но…

— Мам, что ты хочешь? Рассказать, что я ошибку совершаю? Мне только ленивый об этом не сказал. Как уеду, так и вернуться могу.

— Не злись. Я просто переживаю. Одно дело, когда ты рядом. А сейчас ты собираешься уехать за сотни километров. Меня это настораживает.

— Другой город — это не другая страна. Понимаю, если бы я в Турцию на ПМЖ поехала бы. Или в Америку умотала, нет лучше в Австралию.

— Все равно это далеко. А если что случится?

— С кем?

— С тобой, с Сережей?

— Тогда купишь билет и приедешь, — ответила я. Мы замолчали.

— Эль, только честно, кто Сережкин отец?

— Помнишь Валеру? Двоюродного брата твоего милого, который к нам приезжал погостить?

— Хочешь сказать, что он?

— Он.

— А почему молчала все время?

— Зачем говорить? Ты бы его к ответу призвала. Был бы скандал. А у него семья. Если он не хотел остаться со мной, то зачем насильно человека тянуть? Ты бы потянула. Тебя бы и то, что у него ребенок должен был родиться, то не остановило бы. Ты только сейчас ничего не делай. Это все в прошлом. У меня другая жизнь, у него другая. Да и Сережа думает, что его отец умер.

— Валерка умер. В аварии погиб. Давно уже.

— Значит, я права была, что так Сереже сказала.

— Никогда бы не подумала. Он же тебе в отцы годился!

— Теперь начнешь мне лекцию читать? — хмыкнула я.

— В голове не укладывается.

— Сейчас скажешь, что меня из крайности в крайность кидает. Один старше был, другой моложе.

— Но это правда, — она рассмеялась. Я сама улыбнулась.

— О вкусах не спорят.

— Эль, давай договоримся, что если будут тяжелые времена, то ты вернешься. Или позвонишь. Мы ведь не чужие люди. Гордость, разногласия — это все хорошо, но всему должна быть мера. Не хочу, чтоб ты совсем пропала. Я всегда помогу.

— Порой ты меня удивляешь.

— Как и ты меня. Не надо пропадать. Хорошо?

— Договорились, — согласилась я. Заодно и скидку сделала, чтоб на дорогу больше денег осталось. Последние два месяца договорились, что мы оплачивать не будем.

После этого разговора я поняла, что жизнь меняется слишком резко и быстро. Через месяц я уеду с Данко в неизвестность. И что там будет дальше, никто не знал. Люди едут в Москву, а я из нее уезжала.

Дома было шумно. Сережка ругался, почти до крика. Драка. В комнате. Самая что ни есть настоящая драка. Диван перевернут. Сережка вцепился в волосы Данко, тот пытался его скинуть. Раньше мне доводилось разнимать Сережу и Пашку. Тогда их хватало только за шивороты растащить. Тут же такое не прокатит. Только получу по шее за компанию. Я ушла на кухню. Набрала в кастрюлю воды и вылила ее на дерущихся. Драка остановилась. Они зло посмотрели на меня. В голове мысли лихорадочно подкидывали воспоминания о Новом годе и рассказов Сережи о срыве Данко. Опять? Сидят на полу, смотрят на меня. У Сережи разбит нос, порвана губа, у Данко синяк под глазом. Одежда порвана.

— Пол вытрите, — сказала я. — Продолжите драку, вышвырну на улицу, пока не успокоитесь.

— Мы уже успокоились, — поднимаясь на ноги и протягивая руку Сережи, ответил Данко. Тот ее принял. По голосу Данко трезвый.

— Все нормально, — ответил Сережа.

— Я вижу.

— Мы немного увлеклись, — сказал Данко. На губах улыбка. Сейчас начнет меня отвлекать. Специально, чтоб замять происшествие. — Драться учились.

— До первой крови? Первого перелома? — вспылила я.

— Надо воду вытереть, — сказал Сережа. Поморщился.

— Футболку задери, — потребовала я. Не знаю, что на меня нашло. Предчувствие это были или интуиция, но я подошла к нему и сама задрала футболку. Синяки на животе, ребрах, расплывались ужасными пятнами.

— Это не я. Эль, я его пальцем не тронул, — сразу сказал Данко.

— Вижу! Надо в травмпункт ехать, — доставая документы, сказала я.

— Эль…

— Не подходи. Убью, — прошептала я. Я ведь ему доверяла.

— Мама, Данко ни при чем. Это в школе, — остановил меня Сережа. Положил свою руку на мою.

— Все равно надо в травмпункт ехать.

— Не поеду. Там вопросы задавать начнут. Полицию подключат. Тогда и у тебя неприятности будут. А синяки пройдут. Не первый раз.

— Нужно ехать в больницу. Все это может быть серьезно.

— Не поеду. Не нужно в это лезть! — он голос не повышал. Говорил Тихо, но твердо. При этом последние слова прозвучали чуть не приказом. — Нужно продержаться две недели. Больше я туда не вернусь. Всего лишь две недели. Начинать войну, которую мы проиграем, нет смысла.

— Может, ты все-таки объяснишь, что происходит? — спросила я.

— Я не поеду в больницу и показания давать не буду, — твердо сказал Сережа.

— Хорошо. Вытираете пол, переодеваетесь. Через десять минут жду вас на кухне с объяснениями, — сказала я.

Нужно было успокоиться. Достать аптечку. А если у него переломы? Или внутреннее кровотечение? Как так можно безалаберно относиться к своему здоровью? И Данко молчит. Молчал все это время.

— Со мной все в порядке, — сказал Сережа, заходя на кухню.

— На тебе живого места нет. Разве это нормально?

— Там много старых синяков. Это выглядит все страшно.

— Ты не боксерская груша.

— Порой себя так и чувствую, — он сел за стол.

— В школе терроризируют?

— Да.

— Старшеклассники?

— Нет.

— Одноклассники?

— Да.

— Так и будешь отвечать односложно?