Бог мой, только Ты знаешь, сколько усилий стоило выдержать ровный, равнодушный тон, когда в лаборатории ее пригласили к телефону и в трубке она услышала голос, который так часто снился ей ночами. Сердце билось где-то у горла, и Варе с великим усилием удавалось сдерживать свой голос, чтобы он не прерывался, не дрожал. И как волновалась она с утра в тот день, когда к ней на работу должен был приехать Илья-взрослый! Руки тряслись, будто у алкоголика, она что-то без конца просыпала, проливала, разбила колбу и две пробирки, а под конец запорола опыт. К вечеру Варя злилась уже не только на себя, но и на Илью – виновника своих волнений. И от души пожелала, чтобы оказалось, что за эти годы он изменился до неузнаваемости. Чтобы у него были залысины или проплешины, чтобы он неприлично растолстел и отрастил «пивное» брюшко, чтобы его лицо обрюзгло, чтобы он явился сюда небритым (впрочем, трехдневная щетина когда-то Илье очень шла! Варя вспомнила об этом и «отменила» желание насчет небритости), чтобы одет он был в какую-нибудь замызганную робу, в идеале – в треники с вытянутыми коленками и бесформенный свитер с вылезшими петлями. Чтобы... А при встрече оказалось, что он такой же привлекательный, как и раньше, даже более, потому что время пошло Илье на пользу. Усмешка и незабываемый прищур карих глаз, растрепанные волосы... Варя даже уловила запах ветра, исходящий от него. Запах ветра, свободы, романтики, приключений, жарких ночей. Парень-ветер, парень-ураган, парень-смерч, парень – морской бриз, в зависимости от ситуации.

Иногда ей начинало казаться, что время пошло вспять, стремительно отсчитывая годы назад, пока не вернулось в последний год их студенчества, год их бурного романа. Это же надо было такому случиться, что на пятом курсе Варвара Холодова так жарко влюбилась! Именно в самый ответственный момент, когда маячило место в аспирантуре и нужно было достойно выполнить дипломную работу. А потом предполагалась кандидатская, докторская... Холодный расчет, свежие мысли, твердые планы, открытое, как ладонь, будущее. Все так ясно представлялось ей, пока в ее жизни не появился Илья. Конечно, в течение четырех лет они неоднократно сталкивались в стенах университета, хоть ни одной «пересекающейся» дисциплины у них не было, они даже занимались на разных этажах. Но холл, столовая, первый этаж с лекционными аудиториями оставались общими. Варя, встречая Илью в институтских коридорах, иногда отмечала про себя, что «парень ничего, симпатичный», но никогда не думала о нем с женским интересом, более того, Илья ее раздражал. Он всегда находился в окружении девиц и шумных ребят. Ему нравилось быть в центре, тогда как Варе подобное казалось простым выпендрежем. Химики и географы были людьми из разных миров, с противоположным пониманием размеров жизненного пространства. Пространство химиков было компактным, закрытым и умещалось в маленькие лаборатории, тесно набитые реактивами и приборами, а географы избрали для себя просторы долин, высоту гор, безбрежность морей и океанов. Два разных, противоположных мира.

Как же получилось, что они с Ильей стали встречаться, Варя до сих пор не могла понять. То, что они теперь вместе, получилось так органично, словно соединились наконец-то две половины одного яблока или щелкнул замок, поддаваясь единственному подходящему ключу. Роман между ними закрутился стремительно и так же живо набирал обороты.

Майские, включая День Победы, они провели вместе, как, впрочем, и все другие праздники в том году. Ездили на Поклонную гору смотреть салют, затем еще долго бродили по ночной Москве, пили кофе в одном из круглосуточных кафе, затем поймали частника и поехали к Илье. А утром Варе стало плохо. «Варьк, ты случайно не беременна?» – забеспокоился Илья. И, прежде чем девушка успела что-либо ответить, добавил: «Нам сейчас ребенок, сама понимаешь, ни к чему. Ты в аспирантуру надумала поступать, мне тоже надо вставать на ноги...» Варя, чье настроение мгновенно скисло, как выставленное на солнце в жаркий день молоко, с деланой уверенностью в голосе ответила, что виной всему не беременность, а съеденный хот-дог. Илья, похоже, поверил. Но через день спросил, как она себя чувствует, точно не беременна? И добавил, что, если окажется, что она в положении, нужно будет срочно принимать меры. Слово «меры» Илья не расшифровал, но Варя и так поняла, что речь шла об аборте. «Нет-нет, что ты! – заверила она его по телефону. – Чувствую я себя прекрасно! Говорила же, что отравилась хот-догом...» Голос звучал так бодро и уверенно, что Илья и не усомнился в том, что Варя говорит правду. По ее же щекам в тот момент текли слезы, а на столике перед ней лежал тест с двумя полосками.

Два дня спустя состоялся суровый семейный совет. Варя была из семьи с консервативными взглядами. Еще раньше из-за романа с Ильей у нее с отцом стали возникать конфликты. Варя, всегда послушная дочь, бросалась на защиту любимого. Отец, который души не чаял в дочери, но держал ее в строгости, кричал, что она чуть ли не потаскуха. Варя хлопала дверью и уходила из дома. Отец – трезвенник и язвенник – глушил коньяк рюмками. Мать чувствовала себя одиноким безоружным миротворцем, выставленным на поле боя под снаряды обоих враждующих сторон. Взять чью-то сторону – мужа либо дочери – она не могла, потому что «обиженный» обязательно развернул бы глобальную войну против нее.

Отвернувшись от семьи, Варя поставила Илью в центр своего мира. Но однажды этот мир рухнул. В то утро после празднования Дня Победы.

Иллюзиями тешить себя девушка не стала. Илья не из тех, кто женится рано, тем более «по залету». Его вообще сложно было представить семейным. Парень-ветер, парень-бриз...

Семейный совет, на котором мать глушила валерьянку рюмками, Варвара угрюмо отмалчивалась, а отец мерил шагами маленькое пространство кухни, постановил, что ребенка оставляют. Более того, родители будут всячески помогать Варе, в том числе финансами, и дают обещание не попрекать дочь тем, что она «принесла в подоле». Варваре при этом тоже выдвигался ряд условий. Во-первых, своих планов по поводу поступления в аспирантуру она не меняет. Во-вторых, вычеркивает из жизни Илью. О ребенке он, конечно, знать не должен. Ну и, в-третьих... Это «в-третьих» оказалось самым тяжелым условием. Даже тяжелей второго – забыть об Илье. В-третьих, Варвара в ближайшие сроки должна выйти замуж, потому что «у ребенка должен быть приличный отец», – как заявил отец Варвары, ясно намекая на то, что Илья на эту роль совершенно непригоден. Варвара на такое заявление лишь недоверчиво усмехнулась: выйти замуж в короткие сроки?! Но у отца имелось готовое решение. Его старинный друг, профессор химии, ученый и доктор наук, которого Варя знала с детства, уже давно был влюблен в девушку. Алексей Игнатьевич был частым гостем в доме родителей девушки и всегда приносил Вареньке какой-нибудь подарок. Варя по-своему его любила – как хорошего человека, всегда была рада его визитам, более того, именно Алексей Игнатьевич послужил для нее примером в выборе профессии и специализации. Но выйти за него замуж?! «Алексей Игнатьевич в курсе твоей ситуации. Он готов взять тебя в жены и дать ребенку свою фамилию. Более того, если ты выйдешь за него замуж, твое профессиональное будущее окажется устроенным. Не вижу поводов для возражений». Половину ночи Варя провела в слезах, половину – в холодных раздумьях. Отец прав, во многом прав. Илью она любит, но будущего у нее с ним нет. Их дороги и так разошлись бы после окончания университета. Да и какая совместная дорога может быть с парнем-ветром, легко скидывающим ответственность и заботы, будто походный рюкзак – с плеча? Нет, будущего с ним у нее нет. Отец прав. Утром Варя дала положительный ответ, а после экзаменов расписалась с Алексеем Игнатьевичем.

Несмотря на Варварины страхи и опасения, семейная жизнь сложилась. Строилась она не на любви, но на уважении и восхищении. Алексей Игнатьевич дал не только фамилию родившемуся мальчику (сына Варя назвала Ильей), но и многое Варваре в области науки. Химия заменяла им любовные отношения, ласки и оргазмы. Они до утра, бывало, засиживались, говоря о Вариной кандидатской работе, планируя эксперименты, обсуждая результаты опытов. Алексей Игнатьевич в Варе души не чаял, любил и обращался так бережно, будто с редким цветком. Мальчика он тоже любил. Но Варя решила, что когда-нибудь расскажет сыну о настоящем отце, и муж с этим согласился.

Алексея Игнатьевича не стало два года назад. Инфаркт.

Оправившись от похорон и горя, Варя продолжала жить с сыном в квартире мужа, работать в его лаборатории, проводить эксперименты, которые он начал. Ее устраивала такая жизнь. Любимым мужчиной был сын, страстью – химия. Все оставалось спокойно до тех пор, пока в эту жизнь вновь не ворвался знакомый ветер.

...Дверь медленно, будто неуверенно, приоткрылась, кто-то на цыпочках прошел по палате и присел рядом на тихонько скрипнувший стул.

– Илья? – спросила Варя и легонько поцарапала ногтями простыню, прося этим, чтобы он взял ее руку. Теплая ладонь легла на ее пальцы. – Ты не волнуйся и, главное, не пугайся, все будет хорошо. Это всего лишь маленькое происшествие. Я очень скоро поправлюсь – как может быть иначе? Поправлюсь хотя бы ради того, чтобы ты вновь готовил мне яичницу и говорил, что ты уже взрослый мужчина и несешь за меня ответственность. Сын, послушай...

– Я не сын, – вдруг произнес знакомый голос. – Но яичницу готовил бы тебе с удовольствием, и с еще большим бы удовольствием взял на себя ответственность за тебя.

– Илья?!

– Ну да, а кто же еще... А ты с кем разговаривала? – обескураженно произнес Шахов.

– С сыном... Его тоже... Ильей зовут, – запнулась она и, занервничав, закрутила головой. Проклятая повязка на глазах лишала возможности видеть. Варе стало очень неловко и стыдно за то, что Илья, другой Илья, видит ее в таком «разобранном» виде: с повязкой на глазах, с израненным лицом, перемазанным йодом.

– Тише, Варька, тебе не надо двигаться. Лежи, не нервничай, все хорошо.

– Куда уж там хорошо! А... сын мой где? Ты не видел в коридоре мальчика семи лет?

– Нет... – Он помолчал и после паузы тихо и растерянно сказал: – Я не знал, что у тебя есть сын.

«Еще и не то узнаешь», – злорадно подумала Варя. Но сейчас ее больше волновало, где ее мальчик.

– Мне показалось, что рядом со мной сидит мой Илюшка... Я сделала глупость, попросила позвонить ему. Когда меня спросили, кому сообщить о случившемся, я брякнула: «Илье».

– И позвонили мне...

– Да, теперь понимаю. Я внесла в мобильный твой номер. Видимо, он попался первым. Но... это значит, что мой сын ни о чем не знает! Господи, хоть бы они догадались связаться с моей мамой.

Говоря «они», Варя имела в виду медперсонал.

– Хочешь, я позвоню?

– Да, – ответила она. Но вспомнила о том, что, если мама приедет и застанет у нее Шахова, вопросов не избежать. – Хотя нет, Илья. Не надо. Потом. Я думаю, маме уже сообщили.

– Не волнуйся, я уйду еще до того, как она приедет, – с усмешкой в голосе ответил Илья. И оттого, что он правильно разгадал причину Вариного беспокойства, ей стало неловко.

– Илья, я не это имела в виду...

– Какая разница, что ты имела в виду! Диктуй номер, я уже звоню.

Ей ничего не оставалось, как сдаться.

Выяснилось, что маме уже позвонили из больницы, и она, забрав маленького Илью, уже выехала. Варвара вздохнула с облегчением: хорошо, что вышла такая накладка и медсестра по ошибке позвонила не ее сыну, а Шахову. То, что Илья приехал к ней, наполняло душу глупой радостью, от которой сердце скакало мячиком. И напрасно здравый смысл занудно скрипел, что дважды в одну реку не войдешь, что она сама когда-то отреклась от Шахова, не поборолась за свою любовь. Напрасно. Губы Варвары сами собой расползались в улыбке.

– Чему ты улыбаешься? – хмуро спросил Илья.

– Так, просто... Настроение хорошее.

– Настроение?! Ну ты даешь... – растерянно пробормотал он. И еле слышно, себе под нос, произнес: – Побочный эффект от наркоза. Ох, Варька...

Диана

Впервые за последнее время Диана поверила, что все будет хорошо. Она теперь не одна, она рассказала о своем несчастье, и люди откликнулись, поверили и теперь помогали ей в поиске решения. Диана чувствовала такую легкость, будто тело вдруг превратилось в воздушный шарик, который, увлекаемый ветром, летит в небо. О том, что эйфорию полета может оборвать случайно встретившаяся на пути ветка дерева, Диана старалась не думать. Она пела, кружила по квартире, расставив руки и запрокинув лицо, представляя себя воздушным шариком, а потолок – безграничным небом.

Сегодня она была готова обнять весь мир просто потому, что появились люди, которые откликнулись на ее беду. Диана столько времени прожила, таща, словно камень в гору, свое несчастье, что сама стала превращаться в камень, лишенный эмоций. Без слез, без сочувствия, без надежды. Наверное, бог послал ей этого любознательного Илью, и соседку Алевтину, и Павла Ивановича, и даже вредную Зинаиду Львовну.