Бросив меня на бабушкину кровать, Артур лихорадочно рванул пуговицы на моем халате, будто во сне я слышала их дробное подпрыгивание на полу. Чувствовала его шероховатую ладонь там и сям и жадные поцелуи, больше похожие на укусы. Но самое ужасное случилось в конце: потеряв рассудок, я захлебнулась восторгом.

Закончил он так же внезапно, как начал свой натиск. Устало откинулся на подушку, дыхание его становилось все ровнее. Вот-вот заснет.

– Что же мы натворили! – Я говорила больше с собой, чем с Артуром. – Ведь это невозможно скрыть от Вити!

– А зачем скрывать! – полусонным голосом пробормотал он. – Пусть все идет как идет. И нечего тебе перед ним к-каяться. Скажи как есть!

– Зачем ты это сделал, Арт?!

– З-зачем, зачем! Я же в-видел, что ты этого сама хотела. И вырядилась невесть во что, едва з-задницу прикрыла. Вот и не с-сдержался. Чего уж тут...

Я, ползая на корточках, подобрала оторванные пуговички, вытащила из-под ноги Артура свои трусики и выбежала из его комнаты.

– Спокойной ночи! – Я все же обернулась на пороге.

Ответом мне был уже набирающий силу храп.

Вернувшись в нашу с Витей спальню, я запахнула халат без пуговиц и села на край дивана не в силах принять случившееся.


Я противилась своему влечению к Артуру, ведь помимо инстинктов в нас есть и разум. И разум говорил мне, что никто не сможет любить меня сильнее, чем Витя. Что с Витей мы понимаем друг друга и сможем быть счастливы. Артур – это просто наваждение, болезнь. И в кого он теперь превратился! Груб, несдержан, взял меня почти силой. Правда, был момент, когда я могла бы остановить его строгим взглядом, решительным «нет». Я не сделала этого...

Из глаз моих полились слезы. Я ненавидела себя, ненавидела Артура.

Посмотрела на часы. Вот-вот должен вернуться милый Витя. Что же мне делать? Сразу признаться, как советует Артур? Но к прямому разговору я еще не готова. Скрыть? Тем более постыдно. Я лихорадочно полезла в шкаф, достала джинсы, свитер, куртку. Еще не слишком поздно! Я должна куда-нибудь уйти, уехать, сбежать. Вспомнилось, как сбежал от меня Кир. Так и не решив, куда отправлюсь, я быстро переоделась в дорожную одежду, побросала в сумку несколько вещиц и выскочила из квартиры.

Не успела я преодолеть и один пролет лестницы, как внизу хлопнула входная дверь. Это мог быть Витя! Быстро понеслась назад, наверх, пролетела мимо своего этажа и притихла у чердака.

Так и есть – он! Витя поднимался, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию. Он всегда что-то напевал, когда у него было хорошее настроение. Остановился на нашем этаже, провернул ключ в замочной скважине. Открылась и закрылась дверь нашей квартиры. Затаив дыхание, пересидела на корточках у закрытой чердачной двери еще некоторое время, а потом неслышно – мимо своей квартиры и вовсе на цыпочках – стала спускаться вниз.

Только на улице я пришла в себя. Влажный питерский воздух освежил меня, как охлажденный коктейль. Миновала квартал, раздумывая, куда же податься. В июле одна заря уже не спешит сменить другую, ночи темнеют. Прохожих не было, лишь машины с большой скоростью пролетали по опустевшим улицам. Мне стало неуютно. Не вернуться ли назад?

Я замедлила шаг, обдумывая свое положение, и тут на глаза мне попалась девица-великанша, по виду «ночная бабочка». Девушка неуловимо смахивала на Люсьену и крупной фигурой, и одеждой: вызывающе открытое красное платье, как у подруги, высоченные каблуки, черные колготки в сеточку. Когда она повернулась в мою сторону, минутное наваждение прошло: нет, это не Люсьена. Но, обознавшись, я получила подсказку, куда мне двигаться. Остановила ехавшего вдоль тротуара левака и спросила, довезет ли он меня до дачного поселка Белоостров, где жила Люсьена. А к кому еще я смогу без предупреждения нагрянуть среди ночи? Кто не осудит меня за легкомыслие, ведь Люсьена и сама много что наворотила в своей жизни. Спрошу у нее, как мне быть.

Водила заломил немалую цену, но я не торговалась. И минут через сорок мы подъезжали к не слишком престижному, но близкому от города дачному местечку. К счастью, я хорошо помнила и улицу, и дом, так как раньше частенько приезжала на дачу к Люсьене. Машина сбавила ход, еще один-другой поворот, и мы остановились у знакомого забора из ячеистой сетки. Я расплатилась с шофером и, толкнув калитку, оказалась на участке. Хотя было час ночи – не так уж и поздно для летнего отпускного времени, – окна, смотрящие на улицу, не светились. Неужели все спят? Обошла дом кругом. На веранде горел свет! Приподнялась на цыпочки и заглянула внутрь. Люсьена, лежа на диване у глухой стены веранды, под яркой лампочкой читала книгу. Вот она пробежала глазами страницу, взялась за уголок, чтобы перевернуть ее, о чем-то задумалась. Что случилось с моей школьной подружкой? Она сама со смехом не раз говорила, что книг вообще не читает, что ей вполне хватает телевизора. Может, у них на даче плохая антенна или сломался ящик? Я уже занесла руку над стеклом, чтобы постучать, и заметила, что у Люсьены из глаз выкатились слезы. И такой чувствительности я не знала за ней!

Все же я осторожно коснулась согнутыми пальцами стекла.

Люсьена резко повернула голову, быстрым движением ладони вытерла мокрые щеки.

– Кто там? Марья Семеновна, это вы? – Возможно, Люсьена приняла меня за соседку, не узнав в полутьме. – Что случилось?

– Это я – Долли.

Люсьена вскочила с дивана, пробежала босиком к двери, скинула крючок.

Подруга поцеловала меня, окончательно осушив щеки о мой нос, потом отступила на шаг. Хотя она стояла босиком, возвышалась надо мной на полголовы. Люсьена слегка поправилась с того дня, что я ее видела. Тогда совсем отощавшей казалась, а теперь на отдыхе снова набрала вес.

Люсьена радостно засуетилась, сунула мне в руки начатую коробку конфет, лежащую рядом с диванной подушкой.

– Угощайся! А то я одна полкоробки уже слопала! Я так рада, что ты не побоялась. Мама говорила, что ты обещала приехать! Я ждала...

Ждала! Нет, чтобы позвонить, пригласить самой. Зато ни грамма удивления, что я явилась среди ночи без предупреждения! И почему я должна чего-то бояться?

– А чего бояться? Не лесом же в одиночку. Взяла такси и прикатила.

– Значит, мама тебе главное не сказала? Давай самовар включим, ты ведь с дороги. За чаем все и расскажу тебе.


Темнота сгустилась за стеклами веранды, и в них отражался и старинный абажур, висевший над столом, и поблескивающий металлом электрический самовар, и наши с Люсьеной фигуры с керамическими чашками в руках. Не знаю, сколько времени длился разговор, лишь мельком заметила, что отражение в стеклах веранды начало таять.

История ее и впрямь оказалась трагична.

Люсьена начала издалека. Рассказала, что три года назад встречалась непродолжительное время с парнем, оказавшимся наркоманом. Узнав, что он колется, она резко оборвала отношения, потом и вовсе выбросила из головы едва начавшийся роман. Но вот недавно сотрудников их салона отправили на плановый медицинский осмотр и у нее в крови обнаружили ВИЧ. Мало того – уже обозначились и первые признаки грозного заболевания.

– И похудела, и любой насморк у меня теперь вместо недели месяц тянется, и ангины замучили. Иммунитет – ниже плинтуса.

– Кир проверялся? – Краткий испуг за себя, любимую! Впрочем, с бывшим дружком у нас всегда был защищенный секс.

– Первые анализы у него отрицательны. Если и повторные ничего не выявят, значит, Кир под счастливой звездой родился.

– А риск был, в смысле...

– Я же не знала, что инфицирована, хотела от него ребенка, думала, что верней привяжу. А сам Кир довольно беспечно относился к этой теме. Да что теперь вспоминать, жить мне недолго осталось.

Озноб охватил меня: Люсьена с такой простотой говорит о жизни и смерти, видно, совсем отчаялась. Захотелось ободрить ее:

– А я слышала, что сейчас имеются медикаменты, которые поднимают иммунитет, продлевают жизнь. И ученые работают над новыми лекарствами.

Но подругу не слишком утешали общие фразы. Она считала себя приговоренной к казни. Вновь вспоминала, как, узнав о диагнозе, бежала под дождем без куртки и зонта. Бежала, рыдая, куда глаза глядят. Как призналась Киру, и он сразу уехал от нее. Как ее вскоре выставили с работы.

– Откуда же ты знаешь, что у него анализы отрицательные?

– Он звонит иногда, – всхлипывая, сказала Люсьена, – переживает за меня.

Я облизала чайную ложечку после варенья, но, спохватившись, отложила ее в сторону.

Люсьена заметила мой жест, усмехнулась:

– Вирус передается лишь через кровь и секс. Посуда, чиханье, слюна – неопасны. Но все стали бояться меня, боятся заразиться даже за столом.

Я виновато пожала плечами. Пересела на диван, взяла в руки книжку:

– Не знала, что ты сказки любишь читать. А эта, про Царевну-лягушку, и вообще для малышей.

– Да это старая книжка, завалялось тут несколько из моего детства, но сейчас они мне нужнее стали, чем прежде.

Я захотела помочь подруге. Знала, что у психологов в ходу сказкотерапия, но сама этой методикой не владела. Однако спросила наугад:

– Тебе жаль лягушку? Смешон Иван-дурак?

– Не пытай меня, Долли. Я никогда не умела объяснять свои чувства, а только чувствовала.

– И что ты чувствуешь сейчас? – спросила я не как подруга, а как психолог.

– Боюсь, что Вася сиротой может скоро стать. А у него ведь самый опасный возраст.

– Я не про Васю, а про твое состояние, когда ты читаешь эту сказку.

– Что с меня тоже лягушачья кожа слезает, но и царевной я себе не кажусь. Просто голая больная девка. – Слезы вновь навернулись на глаза Люсьены.

Отвлекая подругу от горестных мыслей, я наконец-то решилась рассказать о своем происшествии. Начала осторожно:

– Понимаю, тебе сейчас ни до чего. Но я тоже в неприятную историю влипла.

– Рассказывай, – ответила Люсьена безучастно. – А я, извини, на диван прилягу. Устаю теперь быстро. Ты, если хочешь, возьми подушку, в ногах можешь пристроиться.

Мы обе переместились на диван. Теперь в основном говорила я. Пришлось начать издалека, рассказать, какая катавасия произошла с братьями. Что осенью, в Интернете, а потом и в реале, я общалась с Витей, принимая его за Артура. Но недавно появился и настоящий Артур. Люсьена испуганно таращила глаза. Наконец, разобралась, подвела черту под моим рассказом:

– Значит, ты живешь в одной квартире с Витей и Артуром. Как же ты выбираешь между двумя?

Виноватая улыбка тронула мои губы. Приготовившись к нелегкому признанию, я слегка приоткрыла рот, но следующие слова подруги окатили меня холодным душем:

– Или теперь с обоими трахаешься? – В глазах Люсьены светились холод и презрение.

Мне известно, что порой люди, больные неизлечимой болезнью, завидуют здоровым, поэтому я проглотила ее реплику, однако прервала свою исповедь, кляня себя. Какая дура, собиралась выложить Люсьене, что сдалась перед натиском Артура и теперь не знаю, как вести себя с Витей. Зачем? Ожидала сочувствия? Подруга невольно попала в больную точку, и я растерялась. Приняв мое молчание за обиду, Люсьена смягчила свои слова:

– Да ладно, Долька. Я типа пошутила! Я знаю, что ты – не такая. Да и Витюша – отличный парень, добрый и порядочный. Я ведь тогда, в Новый год, думая, что он Артур, пыталась его хоть на один поцелуйчик подбить. Так он быстренько от меня свалил. А хотелось бы мне увидеть настоящего Артурчика, хоть одним глазком! Я ведь, было время, на него круто запала. Но мозгов не было, вот и помчалась дальше свое счастье искать. А теперь что ж, кому нужна голая Царевна-лягушка.

Почти под утро мы отправились спать. Мне отвели каморку на чердаке, а Люсьена ушла в свою комнату.


Солнце, палящее прямо в окно моей комнатушки, разбудило меня. Я посмотрела на часы: ого, час дня! Снизу, с веранды, доносились обрывки разговора обитателей дачи, среди них я узнала ломкий басок Васи и низкий, грудной голос Люсьены. Я высунулась в чердачное окошко – слова стали явственнее. Подруга говорила о причине моего визита, объяснив тетушке и матери, что у меня дома ремонт. Все же она молодец, прикрыла меня, хотя я так и не выдумала сносную причину того, почему явилась ночью.

Я была виновата перед всеми: перед ней, перед Витей и, наверное, перед Артуром. Моя рука потянулась к мобильному телефону, лежащему на тумбочке, чтобы позвонить Вите. Он обрадовался, услышав мой голос:

– А я все утро жду, когда ты позвонишь. От Артура слова путного не дождешься. Ему все шуточки, сказал, что ты удрала к старому любовнику. Надеюсь, ты не у Кира?

– Глупый! Я у Люсьены на даче.

Пока я находилась далеко от Виктора, мне удавалось сохранять вид, что ничего не произошло. Но смогу ли я лгать ему глаза в глаза?

– Сегодня вернешься?

– Нет, поживу здесь несколько дней, пока не выгонят.

Вскоре я спустилась с чердака вниз и присоединилась к дачным хлопотам хозяев дома.