– Тоби, – сказала Кэтрин, сжав в ладонях голову терьера, – я – брошенная жена. Рекс ушел еще до рассвета, он уехал с друзьями и, несомненно, завтракать будет с ними неизвестно где, а затем отправится с ними в “Уайтс-клуб”. Нам очень повезет, если ему удается вернуться к ленчу.

Тоби прижал уши, выражая нетерпение, пыхтел ей в лицо и вилял хвостом.

– Но я не в обиде, – продолжала она. – И ты не должен обижаться. Нет ничего плохого в том, что он живет своей мужской жизнью, а я – своей, разумеется, если только при этом мы проводим какое-то время вместе. Худо то, Тоби, что у меня нет моей собственной жизни, с тех пор как я вышла замуж. И это скучновато после стольких лет независимости, не правда ли? Тоби заскулил от нетерпения.

– Да, – сказала она. – Конечно, ты совершенно прав. Сейчас самое время решиться выйти с тобой на прогулку.

Это было просто невыносимо – стоять неподвижно в то время, когда голова у тебя зажата в ладонях хозяйки. Тоби вырвался и стал выписывать круги по гостиной, с надеждой приостанавливаясь у двери.

Кэтрин смеялась над ним.

– Если ты не хочешь идти со мной, Тоби, так прямо и скажи.

Вскоре они, включая горничную Кэтрин, уже шагали на прогулку. Тоби негодовал на мерзкий поводок, тянул его так, словно хотел вырвать руку Кэтрин. Когда же наконец его отпустили в Гайд-парке на свободу, он помчался с такой скоростью, что горничная рассмеялась, а Кэтрин следом за ней.

Людей в парке было очень немного и никого из знакомых Кэтрин. Но Кэтрин это нравилось: чудесно в Гайд-парке почувствовать себя, словно в сельской местности. Обстановка позволяла забыть, что совсем рядом шумит самый крупный, самый деловой город в мире. Утро было погожее, солнечное. Кэтрин пожалела, что вчера не попросила мужчин, чтобы они взяли ее с собой. А может быть, все правильно, подумала она. Нужно уважать дружеские отношения мужа, его желание чисто мужского общения, тогда муж будет уважать ее отношения с подругами – с Эльси, например. Она не должна постоянно висеть у него на шее.

Ей не хотелось возвращаться домой. Но куда еще она может пойти? К Эльси? Эльси жила слишком далеко. Для этого надо вернуться домой и вызвать экипаж.

Дафна жила ближе к парку – до нее можно дойти и пешком. Кэтрин повеселела. Она отправится навестить Дафну.

Когда Кэтрин, ее горничная и Тоби добрались через некоторое время до дома сестры Роули, путешественники приуныли. Дворецкий сэра Клейтона Бэрда вовсе не был уверен, что леди Бэрддома. Однако, вернувшись, он пригласил Кэтрин подняться в личную гостиную ее светлости. Тоби вновь вознегодовал, когда горничная, взяв его на поводок, повела непоседу на кухню.

Дафна, с глазами, покрасневшими от слез, бледная и дрожащая от страха, бросилась в объятия Кэтрин, прежде чем дверь успела закрыться у нее за спиной.

– Вам что-нибудь известно?! – вскричала она. – Что произошло? Он умер?..

– Дафна? – Кэтрин смотрела на нее в изумлении. – О чем вы?

Дафна дико глянула на нее:

– Рекс! Он умер? Клейтон ушел давно, очень давно, чтобы все узнать... но до сих пор не возвращается.

В голове у Кэтрин что-то загудело. Воздух гостиной вдруг показался ей ледяным.

– Рекс? – прошептала она еле слышно. И только после этого Дафна взглянула на нее с ужасом. Она подвела Кэтрин к ближайшему стулу и усадила ее.

– Так вы не знаете? – воскликнула она. – Ах, что я наделала! У Рекса дуэль с сэром Ховардом Коупли, Кэтрин. Сегодня рано утром. На пи-пистолетах. – Она заплакала.


Кэтрин была одна в холодном, темном конце длинного туннеля, на другом конце туннеля кто-то уговаривал ее, растирал ей руки, звал ее и исчезал. Потом раздались какие-то голоса, и что-то прижалось к ее зубам, и огонь низвергся в туннель и вынудил ее, кашляя и задыхаясь, вернуться к теплу и свету.

– Она приходит в себя, мадам, – произнес мужской голос.

– Да, – сказала Дафна. – Спасибо. Бренди как раз то, что нужно. Оставьте стакан на случай, если понадобится еще.

Дворецкий сэра Клейтона Бэрда покинул гостиную, уверив хозяйку, что будет рядом, за дверью, если он понадобится.

– Но сэра Ховарда даже нет в Лондоне, – пробормотала Кэтрин, словно их беседа не была только что прервана ее обмороком. – И почему?..

– Он был на балу, – ответила Дафна. – Вы просто не видели его. И конечно же, это Рекс вызвал его. Я узнала об этом только сегодня утром. Клейтон ушел, чтобы что-нибудь выяснить, но вот... еще не вернулся. Куда же вы?

Кэтрин встала, она покачивалась, в голове мутилось. Не понимала, куда надо идти. Знала одно: необходимо найти его. Она должна остановить его. Она должна…

– Я должна сказать ему, что люблю его, – услышала она свой голос. Какие дурацкие слова! Она прижала дрожащий кулачок к губам.

– Ах, Кэтрин!.. – Они обнялись и рыдали на плече друг у друга.

Искать его – уже слишком поздно. Остановить – невозможно. И может быть, даже слишком поздно говорить ему о своей любви. Дуэли, кажется, всегда происходят на рассвете. Он уехал из дома задолго до рассвета.

– Я должна идти домой, – сказала она. И внезапно ей до боли, до судорог захотелось оказаться дома. – Я должна идти.

– Я пойду с вами! – решительно заявила Дафна. Им и в голову не пришло подождать экипажа. Ждать они просто не могли. Они почти бежали, минуя одну улицу за другой, опустив головы и почти ничего не видя вокруг. Кэтрин даже забыла, что оставила горничную и собаку на кухне сэра Клейтона.


Теперь, когда настал час, страх уступил место ледяному спокойствию. Он знал, что так оно и будет. Так бывало с ним всегда. Он не сомневался, что ноги его не станут дрожать, а рука будет верна.

С Коупли прибыл один секундант. Нэт, Иден и Кен, окружившие Рекса, были мрачны и бледны. “Им всем гораздо хуже, чем мне”, – вдруг подумал лорд Роули. Они – по призванию бойцы, – не привыкли бездействовать накануне битвы. Не привыкли со стороны следить за исходом сражения. Это их и мучает. На место дуэли прибыл и хирург.

Виконт Роули не смотрел на Коупли, пока тот сбрасывал плащ, снимал сюртук и жилет. Он взглянул ему прямо в лицо, когда Иден и секундант Коупли обменялись условными знаками в попытке кончить дело миром. Роули отказался, Коупли лишь зло усмехнулся. Теперь они должны стать спиной друг к другу, сделать по двенадцать шагов, повернуться и стрелять по сигналу.

– Скажите Кэтрин… – сказал он Идену в последнюю секунду – он вдруг решил, что она должна знать, почему он дерется за нее. Он набрал побольше воздуха и закончил:

– Скажите ей, что я люблю ее.

– Вы сами скажете ей это немного погодя, – решительно отозвался Иден. Но все же согласно кивнул головой.

И вот уже лорд Роули отмеряет свои двенадцать шагов, держа пистолет на изготовку. Он решил целиться спокойно, не поддаваться порыву стрелять сразу и наудачу, торопясь опередить противника. Ведь у него всего один выстрел.

Коупли же принял совершенно иное решение. Едва противники повернулись лицом друг к другу, он поднял пистолет и, не дожидаясь сигнала, выстрелил.

"Удивительно полезная это штука – опыт”, – успел подумать лорд Роули. По опыту он знал: сильная боль означает, что рана не очень серьезная. В противном случае он не чувствовал бы никакой боли, по крайней мере в течение нескольких секунд. Шок надолго избавляет от боли. Сейчас боль в его правой руке была просто дьявольской… Даже не глядя, он знал, что рукав его белой рубашки окрасился кровью. Пуля попала в мякоть. Возможно, пуля прошла насквозь.

Лорд Роули целился, не обращая внимания на боль. Это не первое его ранение, он знал, что боль еще не убивает. А у Коупли не было выбора, ему оставалось стоять и ждать. Он и стоял боком, чтобы, будучи мишенью, стать как можно меньше.

Время остановилось. А расстояние сжалось, как при взгляде в окуляр телескопа. Он следил, как его пистолет медленно опускается на уровень белого как мел высокомерного лица Коупли. Рой мыслей, ворвавшись в его мозг, требовал за несколько секунд принять решение. Он устал убивать. Его тошнило, мутило несколько часов после сражения, он знал, что убивал людей, которые заслужили смерти не больше, чем он сам. Но он убивал, чтобы не быть убитым, чтобы защитить своих друзей и своих подчиненных от смерти. Сейчас ему смерть не грозила. И никому из друзей – тоже.

Но Коупли – насильник. Он изнасиловал Кэтрин и, возможно, Горацию. А может быть, и других женщин. Если его оставить в живых, даже если события этого утра вынудят его убраться из Англии в бессрочное изгнание, все равно где-то он будет творить то же самое. Будут страдать другие женщины, как страдали Кэтрин и Горация.

И он выстрелил. До самого последнего момента лорд Роули не был уверен, выстрелит ли он в воздух, показав все свое презрение к такому червю, каковым был Ховард Коупли, на которого жаль потратить пулю, или убьет его недрогнувшей рукой.

Да, рука его не дрогнула.

Потом он подошел к друзьям, оделся, сохраняя спокойствие, и даже не взглянул на хирурга и секунданта, склонившихся над неподвижным телом Ховарда Коупли. Но ему пришлось все же торопливо отойти в сторону – его тут же вырвало на траву. В голове мутилось от сознания, что он убил человека. Но может быть, впервые он не чувствовал никакого раскаяния.

Кэтрин отмщена. И другие женщины спасены от ублюдка, способного причинять им страдания.

– Завтракать, – решительно сказал он, повернувшись к друзьям. Хотя ему так же хотелось есть, как прыгать в огонь. – В “Уайтс-клуб”?

– В “Уайтс-клуб”. – Нэт успокаивающе похлопал его по здоровому плечу. – Ему все равно бы не жить, Рекс. Если не вы, то я сделал бы это.

– А если ко мне, а не в клуб? – предложил Идеи. – Побудем немного наедине.

– Я должен ехать немедленно, – заявил Кен. – Мне необходимо срочно вернуться в Данбертон.

Друзья смотрели на него в некотором недоумении. Лорд Роули заметил, что у Кена напряженный взгляд, он бледен.

– В Данбертон? – переспросил Рекс. – Сейчас, Кен? Сегодня же утром? Даже не позавтракав? Я полагал, что вы останетесь здесь до конца сезона.

Лицо его друга выражало беспокойство.

– Когда я вчера вечером пришел домой, меня ждало письмо. – Он попробовал улыбнуться, но это ему не удалось. – Похоже на то, что через шесть месяцев я стану отцом.

Дуэль была тут же забыта. Три друга удивленно уставились на Кена.

– Кто она? – спросил наконец Иден. – Одна из тех, кого мы видели, когда гостили у вас, Кен? Это леди?

– Ее вы не видели, – мрачно откликнулся Кен. – Она – леди, это правда. И я должен вернуться домой, чтобы жениться на ней.

– Отважусь заметить, что, судя по вашему виду, вы не очень-то этому рады, – сказал Нэт, хмурясь.

– Наши семейства враждуют с тех пор, как я себя помню. И вряд ли когда-либо я ненавидел женщину так, как ненавижу ее. И вот у нее дитя от меня. Я должен жениться. Пожелайте мне счастья…

Он наконец улыбнулся, и лорд Роули почувствовал жалость к этой неизвестной ему будущей невесте.

– Кен, – сказал он, хмурясь, – мы что-нибудь упустили?

– Ничего такого, что я хотел бы разгласить, – ответил тот. – Повторяю: я должен ехать. Рад тому, как обернулись дела сегодня утром, Рекс. Но прежде чем вы уйдете, нужно осмотреть вашу руку. Правильно, что вы не пощадили его. Я боялся этого. Насильники не имеют права жить.

И не сказав больше ни слова, он пошел к своей лошади. Не оглянувшись. И никто из друзей не окликнул его.

– Бедняга Кен! – проворчал Нэт.

– Бедная леди! – откликнулся лорд Роули.

– Мы должны заняться вашей рукой, Рекс, пока вы еще не погибли от потери крови, – сказал Иден, не глядя на их отбывающего друга. Голос его повеселел. – Хирург, я вижу, освободился.

Да, подумал лорд Роули, глядя на свою руку. Рукав рубахи был пропитан кровью от плеча до локтя.

И тут он подумал о Кэтрин. Он будет жить, он снова увидит ее. И скажет ей, что любит ее.


Они услышали, как открылась парадная дверь в холле, оттуда доносились голоса, хотя женщины сидели наверху, в гостиной. Но они не разобрали, кто говорит.

Кэтрин сидела на стуле, прямая и почти окаменевшая… Ноги не слушались ее, при всем желании она не могла бы выбежать на лестничную площадку, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Ноги Кэтрин то наливались свинцом, то становились ватными. С Дафной, полагала Кэтрин, происходит то же самое. Они не обменялись ни словом, обратившись в слух.

«Кто это может быть? – спрашивала себя Кэтрин. – Кого могли послать к ней с вестью? Папу? Хэрри? Лорда Пелхэма? Или совсем незнакомого человека?»

А затем совсем тихо отворилась дверь, и вошел – он. В первое мгновение ее рассудок отказался понимать, кто стоит на пороге. Он был очень бледен. Правый рукав сюртука был пуст. А рука висела на белоснежной перевязи. Рубашка на нем была, судя по всему, чужая.

Воцарилась напряженная тишина. Дафна, вскочив на ноги, вцепилась в спинку стула.