— Детка…

Нет. Нет. Он не должен быть таким сладким, он не должен так проникать мне под кожу. Ему следует говорить мне совсем другое, ругаться и перечить, но только не быть таким милым и сладким.

— Ты сказал Лоусону, что будешь через двадцать минут, а я хочу кофе, — напомнила я ему. — И мне надо подумать. Может ты и не хотел услышать меня так жестко. Но, уж как есть. Поэтому, можно я отойду.

Он не отпускал меня, крепко удерживая и пристально смотря мне в глаза.

— Хок.

— Ладно, детка, я отпущу тебя, но я скажу тебе кое-что, чтобы ты подумала, когда тебе в голову начнут лезть разные мысли. Восемь лет я был мертв. У меня были люди, верные мне, которые мне доверяли, но я не доверяю никому, ни одному гребаному человеку в этих рядах. Потом я увидел женщину в ресторане, которая смеялась, хихикая со своими подругами за чашкой кофе за столиком. Единственное, что я мог дать этой женщине, я отдал ей. Я знаю все о тебе, Гвен, потому что мои парни получили от меня приказ, докладывать о тебе ежедневно. Куда ты ходила, что делала, с кем была, как ты тратишь деньги, с кем встречаешься, с кем разговариваешь по телефону, когда гасишь свет в спальне, и они знали, во сколько ты ложишься спать. Я говорил себе, что за тобой нужно присматривать, но это было не так, Гвен, совсем не так. Но тогда я не знал этого. Я не знал этого, пока мне не позвонил Хорхе и не сказал поднять свою задницу и прибыть на базу, потому что ты появилась на экране монитора Ride. Я не поехал на базу, а потребовал видеозапись и пошел домой, так как понял, что дерьмо вокруг тебя стало горячее, но я также знал, что никому не позволю причинить тебе боль. Потом я увидел видеозапись и понял, что на следующий день Лоусон и Тэк будут осаждать тебя, и тогда я также понял, что никто не будет рядом с тобой, кроме меня. Я не позволил никому подобраться к себе за восемь лет, Душистый Горошек, кроме тебя. Теперь, у тебя есть все, что я мог и могу дать, но я не буду доверять тебе до конца, пока ты не доверишься мне. Поэтому, когда ты начнешь обмозговывать все в своей голове, подумай и об этом.

И с этими словами он отпустил руки и ушел. Он не исчез, поскольку его дом был слишком огромен, и я замерла от ужаса, страха и чего-то еще, чего-то совершенно нового — теплого и красивого, и это напугало меня еще больше, поэтому я не повернулась, чтобы посмотреть, как он уходил.

Глава двадцатая.

Занятой

Я сидела в потрепанном старом кресле Хока и осматривала его грандиозное, обширное логово.

Я только что закончила свое путешествие по дому. Сколько я здесь была, кроме его стола, комода в спальни, я почти ничего не видела, и после того как он ушел, я налила в кружку кофе и направилась в то место, которое я точно знала было только его.

Я прошла под платформу, на которой располагалась спальня, и стала рассматривать его полки.

У него имелось много компакт-дисков; он любил музыку, судя по всему. Вкус был разнообразным. Начиная от рок-н-ролла и старых хитов, в основном семидесятых. Тяжелый рок, хорош, но не для меня. Джаз, был милым, того времени, но не новый вид джаза с более жесткой игрой на саксофоне. Блюз, Билли Холлидей и Роберт Джонсон, были неплохи. R&B, рэп и завершала этот набор, даже кое-какая классическая музыка.

Иными словами, здесь не было ничего, чтобы могло меня захватить.

Я подошла к книгам, и хотя их было много, я тоже не получила никакого представления. Он предпочитал не расслабляться в своем кресле с захватывающем триллером или интригующей загадкой бестселлером. Большинство книг, было книгами, о которых я даже не знала, несмотря на то, что я была редактором. Здесь было много — руководства по стратегии войны, рукопашного боя, философии боевых искусств. Биографии генералов. Книги по истории сражений. И ничего, кроме этого. Даже тонкого томика стихов, который мог бы мне дать о нем некоторое представление.

Поэтому поджав ноги, я свернулась калачиком в его кресле и рассматривала его логово, обдумывая увиденное, кроме спальни и его офиса, которые тоже мне ничего о нем не сообщали. Не сообщали, что он за человек этот Хок. Его жизнь была ограниченной, организованной и полностью под контролем. Здесь не проявлялось его личности, как таковой. У него была семья — братья, племянники, семья, которая заботилась о нем, и они были близки, но здесь не было ни одной фотографии. Никаких вырезок. Не было ни одного ряда фотографий, отображающие его службу в армии. Не было DVD-дисков, говорящих, какие фильмы он предпочитает смотреть, чтобы скоротать время. Не было картин на стенах, которые бы отражали его вкус в живописи. Его мебель и аксессуары были стильными и дорогими, громоздкими, чисто мужескими, прочными. Несмотря на то, что они были привлекательными, все равно практичными.

За исключением этого уголка. Этого кресла. Этого стола. Этого торшера. Чувствовалось, что это его личное, но это тоже мне мало что говорило.

Если честно, наверное, я уже знала то, что он сказал мне прежде чем ушел, и даже то, что он сказал, когда впервые увидел меня, я понимала, что он имел в виду, я имею в виду, по поводу него, я догадывалась еще до того, как отправилась в Ride.

Ежедневные отчеты.

Вы не будете требовать ежедневные отчеты о ком-то, кто вас не интересует, даже если вы не вместе и у вас странные, эмоционально контролируемые отношения.

Я вздохнула и приняла решение. Распрямив ноги, вытащив их из-под себя, я поднялась вверх по лестнице, чтобы забрать свой телефон. Потом я вернулась на кухню, налила себе еще одну кружку кофе и отправилась к креслу Хока, сделав глоток, поставила кружку на стол и опустилась, опять поджав под себя ноги, в кресло.

Я открыла контакты в телефоне и прокрутила их вниз. Замерев.

У меня что-то ухнуло в животе и затрепетало, сердце запело, когда я пялилась на свой телефон, улыбаясь.

С экрана на меня смотрел Хок, а также шли номера телефонов, под определенными названиями. Под «Хок» была «База Хока», под этой «База Хока» личный номер, я предполагала, что он был его прямым номером, а под ним был «Дом Хока».

По-видимому, Хок хотел, чтобы я могла связаться с ним в любой момент, если мне это потребуется.

Решив попробовать, я нажала на «Дом Хока». Через пару секунд зазвонил телефон на втором этаже, на столике в гостиной, на кухне и на столе рядом со мной.

Я снова улыбнулась и нажала на красную трубку телефона, сбрасывая звонок. Затем я прокрутила назад до Хока и нажала вызов.

Раздалось два гудка, прежде чем он довольным голосом ответил, но, безусловно, нахальным: «Вы позвонили Хоку, с вами будет говорить Эльвира. Говорите».

Я не могла вымолвить и слова, находясь в полном удивлении, что она ответила на звонок.

— Слушаю, — подсказала она.

— Простите, я звонила Хоку, — тупо произнесла я.

На том конце провода воцарилось молчание.

Потом пронзительный возглас:

— Гвен?

— Э... да... Хок…

— Подруга! — прервала она меня. — Как твои дела? — поинтересовалась она обычным тоном, словно мы были давно знакомы и вместе ходили на маникюр. Но поскольку она упаковывала мои вещи, то, наверное, считала, что достаточно хорошо меня знает.

— ... Хорошо, — ответила я.

— Приятно слышать, — произнесла она. — Дерьмо, которое с тобой случилось, для меня полная шиза. Без сомнения. И то, что Хок собрал своих ребят, направив их на тотальную спасательную операцию на территорию байкеров, как-то успокоило мою задницу, немного.

— Да, это заставило меня почувствовать себя немного в безопасности, — согласилась я.

— Немного! — она ахнула, смеясь, поскольку, со стороны это, наверное, было смешно. Опять же, когда дело касалось Хока и его коммандос, они предоставляли гораздо больше, чем немного безопасности.

— Эм... спасибо, что собрала мои вещи, — вспомнила я.

— Подруга, спасибо тебе! Перебирая твое барахло, я словно побывала в сказочной сладкой стране. У тебя тринадцать черных маленьких платьев! — сообщила она мне.

— Я знаю, — ответила я.

— Каждое красивое и сексуальное, настолько горячее, что даже можно обжечься. Твое барахло нужно снимать на камеру, девушка, начиная, что ты одеваешь на задницу и кончая твоими волосами, но теперь я знаю и о тех маленьких черных платьев, — сказала она.

— Ну… угу, — пробормотала я.

— Итак, зачем ты звонишь? — спросила она.

— Хок на месте?

— Нет, — ответила она. — Он кое-чем занят и не может отвечать на звонки, поэтому они переадресовываются мне.

Мда. Это не совсем хорошо.

— Можешь сказать ему потом, чтобы он мне перезвонил?

— Конечно, но ты можешь сказать мне, если тебе что-нибудь нужно, мне дали зеленый свет на этот счет. Мальчики заняты, но я знаю, что ты в логове Хока и если тебе что-нибудь нужно, дай мне знать, и я сделаю все, чтобы помочь.

— Хорошо, я хотела бы узнать, можно ли мне пригласить к нему сюда своих подруг.

— Ты хочешь, чтобы мы пришли?

Мы?

— Хм...

— Я заканчиваю в пять, в пять двадцать я буду у тебя, — продолжила она.

— Ну... дело в том, что я… эм..., — я замялась, поскольку именно она ходила за туфлями от Джимми Чу, а потом отправилась ко мне домой, чтобы упаковать мои вещи. И положила все самое необходимое. Это было очень хорошо с ее стороны, даже если учитывать, что ей платили за работу, но она сделала все очень добросовестно. Очевидно, она хотела со мной подружиться, и мне не хотелось ее обижать и как-то ранить ее чувства.

— Что? — спросила она.

О, черт. Я ничего не могла сказать.

— Дело в том, что я хотела бы с подругами поговорить о Хоке.

— Понятно, что о Хоке, — продолжила она.

— Да, но он твой босс.

— А то, подруга, поэтому я тебе и нужна.

— Мне?

— Дорогая, может Жанин и делает все тяжелую работу у него по дому, чтобы как-то организовать его жизнь, но кто ты думаешь дает ей список на продукты и посылает ее купить очередные брюки-карго? Я. Нужен компромат на Хока, никто лучше не знает его, как я.

— А это уместно? — спросила я, и услышала ее всхлип-смех (снова).

— Черт, кого это волнует? — спросила она. — Послушай меня, Гвен. Я работаю на Кейба Дельгада уже семь лет. Когда принесла свою задницу в его офис на собеседование, я подумала, что умерла и попала в рай. Горячие парни были везде. Столько горячих задниц, вот черт! Я готова была работать здесь за просто так. Но в первый же день, за тридцать минут, эти мальчики стали настоящей занозой у меня в заднице. Отсортировывать их дерьмо, это все равно что иметь дело с шипящими кошками. К счастью, удовольствие от работы приносит их вид, который несказанно радует глаз, если и этого бы не было, я бы отправилась в подсобку и взяла бы дубинку и уже давно избила бы некоторых коммандос по заднице. Но пару дней назад, Хок зашел в комнату и приказал мне поднять свою задницу и двинуться в Nordstrom. Nordstrom! Я не спрашивала зачем, я просто схватила карточку компании и потащила свою задницу туда. Мне нравится все это барахло. Думаешь, я не сделаю все, что в моих силах, чтобы получить время от времени поход в торговый центр, ты... не права.

О, парень.

— Возможно, ты не сможешь быть предельно объективной в ходе обсуждения, — предположила я.

— Ты готова поспорить, что я не буду объективной, — согласилась она, затем продолжила. — Я буду у тебя в пять двадцать, что ты пьешь?

— Хм... Cosmo.

— Я за, — заявила она, приказывая:

— Позвони своим подругам, увидимся.

И она положила трубку.

Мда. Не могу сказать, что из этого получится. Но я была уверена в одном — Эльвира собиралась прийти ровно в пять двадцать.

Я позвонила Кэм и Трейси, которые тоже согласились прийти в пять двадцать на «мозговой штурм» по поводу Кейба «Хока» Дельгадо. Я продиктовала им адрес и сказала, что будет присутствовать Эльвира, а потом отхлебнула кофе.

Затем, потому что я могла быть девчонкой-дурочкой, я перевернула экран телефона, чтобы еще раз взглянуть на номера Хока, записанные в моем списке контактов. И дойдя до низа, я обнаружила номер Джинджер.

Я уставилась на имя своей сестры. Потом подумала, что гораздо лучше было бы для моей сестры, если бы она попала в программу защиты свидетелей, я старательно избегала любых мыслей о худшем, они очень печалили меня.

Потом у меня возникла совершенно дикая идея, и я нажала на вызов и приложила телефон к уху.

— Что? — ответила она.

Срань Господня. Она сняла трубку!

— Джинджер? Это Гвен.

— Я знаю, сука.

Ладно, может мне совсем не стоит волноваться, что моя сестра исчезнет навсегда, благодаря программе защиты свидетелей.

В данный момент меня больше всего волновало – худшее развитие событий.

— Ты в порядке? — спросила я.