— Он тебя трахал? – зарычал мне на ухо Хок, его руки поползли вниз, спускаясь к подолу моей ночнушки и собирая ее кверху.

Что происходит? Почему он вообще здесь?

— Что? — огрызнулась я. — Кто?

Его руки продолжали поднимать мою ночнушку вверх.

— Тэк, детка, ты разрешила ему себя трахнуть?

Наконец, в моей голове все выстроилось, и я скосила на него глаза в темноте.

— Это не твое дело!

— Ты позволила ему поцеловать себя прямо в гостиной, мать твою!

Эм... что?

— Что? — прошептала я.

— У тебя камеры стоят по всему дому.

Все мое тело напряглось.

— Когда ты…?

— С момента похищения, Гвен.

О Боже мой. Я не знала, что мне делать. Что же мне делать со всем этим?

— Ты не можешь устанавливать камеры у меня в доме! — закричала я, снова толкая его в плечи. — Ты больше не имеешь права следить за мной! — продолжала я кричать. — И ты не имеешь права находиться здесь! — последнее, что я прокричала.

— Я здесь, — зарычал он, моя ночнушка была уже на моих ребрах.

— Вижу и чувствую, но я хочу, чтобы ты ушел.

Он оставил мою ночнушку, взяв за подбородок и повернув к себе мое лицо, навалившись на меня всем своим весом, вжав в матрас, мои руки, отпихивающие его, были совершенно бесполезны, я напоминала спичку, боровшуюся с гигантской силой, он продолжал удерживать меня за подбородок, наклонил голову и поцеловал.

Снова со мной этого не произойдет. Только не снова. Он же не думает, что может вот так запросто начать все сначала. Взять то, что ему хочется, а потом вернуть все назад.

Нет. Ни в коем случае.

Поэтому я продолжала сражаться с ним. Я боролась с его ртом, его руками и его тяжелым телом.

Но он был слишком силен, и он это знал, поэтому делал то, что хотел. Но он также знал, что был намного сильнее меня, поэтому у меня было одно преимущество — он боялся причинить мне боль.

Я же воспользовалась своим преимуществом, поскольку совсем не боялась причинить ему боль.

Поэтому я боролась не в пол силы. Я боролась ожесточенно и была полна решимости, поэтому использовала все, что могла.

К сожалению, когда я укусила его, я почувствовала его кожу на вкус и ощутила его запах. Тогда, к сожалению, он перестал удерживать меня и начал делать кое-что другое. Поэтому во время своей борьбы, я осталась вдруг без ночнушки. Затем у меня пропала моя решимость. Мой бой превратился во что-то более сильное и подавляющее, и это чувство было сродни голоду.

Я была сверху, он лежал на спине, но я не прыгнула на него. О нет, я не совершила такой глупости, не я.

Я использовала свои руки, губы и язык, прикасаясь к его коже, пробуя на вкус его грудь, его соски, ниже, его кубики пресса, еще ниже, я взяла в руку его твердый член и покружила кончиком языка по головке.

Ммм.

В долю секунды я оказалась в воздухе, потом тут же лежала на спине, мои трусики куда-то исчезли через секунду, и мои ноги были высоко подняты вверх и широко разведены. И между ног оказался его рот. Он не алчно совершал свои действия, а растягивая, как будто у него было настроение продлить свое удовольствие. Он смаковал меня, и я не только позволяла ему это делать, я зарылась пальцами в его волосы, и подвигая его голову к себе поближе, настолько было хорошо.

Пока он вылизывал меня, Господи, я была уже так близко, невероятно, я хотела кончить, хныча и шепча:

— Малыш, — но его рот исчез, он перевернул меня на живот, поставил на колени и опять широко развел мои ноги, приподняв мою задницу.

Он вошел, загоняя глубоко. Восхитительно.

Я опустилась грудью на кровать и вытянула вперед руки, ладонями упираясь в изголовье кровати, отталкиваясь ему навстречу, встречая его толчки. Боже, как мне нравилось это. Чертовски нравилось.

— Поласкай себя, детка, — приказал Хок, его голос был низким, и я передвинула одну руку к себе между ног. — Вот так, — прорычал он, — помоги мне.

Я помогла ему, совершая круговые движения вокруг клитора, пока он совершал свои толчки, мои стоны потонули в подушке, это не заняло много времени, я кончила и кончила жестко.

Мой оргазм заставил Хока пойти дальше, он крепко сжимал мои бедра, вбиваясь, подтягивая к себе, мне нравилось его чувствовать.

Потом он застонал, его толчки увеличились, стали более глубокими, он тяжело задышал и кончил.

Но он продолжал двигаться, хотя его движения были более медлительными, более успокаивающими, он интимно ласкал мое самое сокровенное место. Он перестал с силой сжимать мои бедра и нежно погладил мою задницу, поясницу, бедра, бока и заднюю часть моих бедер, это было приятно. Сладко и приятно.

Я закрыла глаза, до сих пор уткнувшись лицом в подушку.

Я была такой...... шлюхой.

Насколько унизительно все это было? Невозможно высчитать. Не существовало такой диаграммы на сегодняшний день. Ученым следовало создать такую новую диаграмму, чтобы по ней можно было измерять уровень унижения.

Наконец, он вышел из меня и завалился на бок, и я тут же почувствовала, как он обхватил меня за талию, притягивая к себе, но я все же выбралась из его захвата. Соскочив с кровати, наклонилась, подхватила свою ночнушку с пола, надевая на бегу, выбежала из комнаты.

Я влетела в ванную комнату и заперла дверь. Потом включила свет.

Что со мной не так?

Слезы угрожали пролиться из глаз, но я пару раз глубоко вздохнула, чтобы их остановить. Потом я выхватила полотенце из шкафчика, повернула кран, ожидая пока вода не станет горячей, и вымылась, чтобы смыть его запах с себя.

Он ушел. Он ушел. Он всегда уходил.

Мне нужно переехать. Нет, не сменить дом, а в другую страну. Я могу работать везде. Я свободна. Это, конечно, отстойно бросить всех — родных и друзей, но я была готова к приключениям. Папа возил нас в Бостон, когда я была еще маленькой, мы посетили парусник «Конституция» в гаване. Мы поехали в Лексингтон Грин. Ели суп из моллюсков, и мне понравилось. Также мы ели лобстера, и это до сих пор моя самая любимая еда. Мне нравится изучать историю страны, я полюбила лобстеров. Я могла бы переехать в Бостон.

Я сидела на унитазе, думая о Бостоне, прислушиваясь, но я не слышала, как он ушел. Но он уйдет. Он оставит меня. Я знала это.

Я ждала и прислушивалась к тишине.

Затем я глубоко вздохнула и подошла к двери. Я держала руку на выключателе и открывала дверь, остановившись как вкопанная, потому что Хок по-прежнему находился в коридоре. На нем были только его штаны карго, его задница прижата к стене, ноги были вытянуты перед ним и наклонив голову, он размышлял о чем-то, глядя на свои ноги.

Дерьмо. Он не ушел.

Он резко повернул голову, и его глаза прошлись по мне.

— Ты должен уйти, — объявила я, наконец нажав на выключатель и выйдя в коридор.

Я тут же оказалась прижата спиной к стене, приперта всем телом Хока. Его рука покоилась на моей шеи, а большой палец приподнимал мой подбородок, заставляя меня смотреть ему в глаза, другая его рука лежала на моем бедре. Я обхватила его за талию и попыталась отодвинуть, но безрезультатно.

— Должен уйти, — повторила я.

— Я выполнял задание, важное, когда они нуждались во мне. Поэтому, когда моя жена и дочь погибли, мне никто не сообщил об этом, потому что им необходимо было, чтобы я сохранял спокойствие и был сосредоточен на задании. Они были мертвы уже два дня, когда я узнал.

О Боже.

— Я не хочу этого слышать, — сказала я ему. — Я не заинтересована это слушать, — в большей степени я произнесла последние слова, пытаясь убедить саму себя.

Хок полностью проигнорировал меня.

— Я был за тысячи километров. В тысячи миль отсюда, когда я потерял свою семью, Гвен.

— Ты должен уйти, — опять повторила я, толкая его и пытаясь отстраниться.

— Я любил ее, — говорил он, я перестала пытаться вырваться.

— Хоук, на самом деле, я не…

— Но я так злился на нее. Господи Иисусе, я так чертовски злился. Насколько, мать твою, нужно быть совсем тупой? Шла бы одна, но зачем она взяла нашу дочь?

Я закрыла глаза и отвернулась.

— Тебе стоит рассказать об этом, — сказала я, взглянула на него, — Эльвире. Она хороший слушатель.

Он снова проигнорировал мое замечание.

— Я был на базе, когда Лукас, Дарла и их шайка вошли к тебе в дом. Я был в комнате наблюдения и один из моих парней свистнул мне, я взглянул на экраны. Я позвонил, приказав всем двинуться к твоему дому, экипировался во все дерьмо и отправился к тебе домой, но прежде чем я добрался до ткбя, я увидел, как Лукас вынес тебя на своем плече. Ты не двигалась.

— Лукас?

— Брок Лукас, ты знаешь его под именем Скалл.

— О, — прошептала я.

— Ты не двигалась, Гвен.

— Они оглушили меня чем-то, — ответила я ему.

— Я не знал, — сказал он мне. — Единственное, что мне было известно, что кто-то из твоих соседей позвонил 911, потому что он услышал выстрелы у тебя в доме, а он нес тебя на плече, и ты не двигалась. Это все, что мне было известно.

— Они вырубили меня чем-то, Хок, — повторила я.

— Я не знал этого, Гвен, — повторил он снова и продолжил:

— Я был в машине, когда пришел вызов, что у Бретта три пулевых ранения в грудь. Я знал этих игроков. И я мог просчитать их игру. Они забрали твое тело как доказательство смерти, и это было только начало, сначала ты, потом твоя мачеха и твой отец. Они пойдут на все, тебя и Джинджер необходимо было ввести в игру, чтобы остановить то, что происходит.

— Но все случилось не так, — сообщила я ему, но он уже это знал.

— Да, но в течение двух часов, я не знал о тебе ничего. Ли наконец удалось установить твое место нахождения, мы выдвинулись, я понятия не имел, что меня там ожидает, когда я вошел в ту комнату.

— Со мной все было хорошо, — соврала я.

— Ты была связана и с кляпом во рту, Гвен.

— Да, — вернула я, — но в остальном все было нормально.

Он продолжил:

— За день до этого твой дом расстреляли из проезжающей мимо машины. Твой автомобиль стоял у дома, твоя сумка валялась на диване, а тебя нигде не было. За чертовый час, детка. Единственное, что меня успокаивало, что парни увидели, что попали из проезжающей мимо машины в другую женщину, а не в мою, крови нигде не было ни у тебя в доме, не у дома, и мои парни заметили, как Тэк вытаскивал тебя из дома. Ракурс камеры не очень хороший, поэтому мы не видели пострадала ты или нет, но, по крайней мере, ты шла.

Черт, это не приходило мне в голову. Почему это не приходило мне в голову?

— Я потом пришла в себя, — напомнила я ему.

Он надавил своим телом еще больше на меня.

— Да, Гвен, но я... не... знал об этом.

Все правильно. Я должна была ему это сказать.

Раньше.

— Ты говоришь мне все это, потому что...? — подсказала я.

Его рука отпустила мое бедро, и он взял мое лицо в ладони, сказав:

— Господи, Гвен, я говорю тебе это, чтобы ты знала, сколько я всего передумал за это время.

— Хорошо, теперь я знаю. Спасибо за историю, Хок, теперь ты уйдешь?

Его руки сжались, и он прошептал:

— Не делай этого, детка.

— Чего не делать? Быть бесчувственной стервой перед лицом твоей боли? Попросить прощение, что все было так плохо? Потому что, видишь ли, в день, когда меня похитили и твоего парня подстрелили, а он защищал меня, после недели с кучей настоящего ужасного дерьма, ты в это же время подошел ко мне, заставив меня довериться тебе, а потом разорвал меня в клочья, Хок. Решительно и непоколебимо. Ты разорвал меня напрочь, оставив в ужасно плачевном состоянии, и даже при этом, черт побери, не моргнул.

— Теперь ты знаешь почему я сделал это дерьмо и что творилось у меня в голове.

— Нет, теперь я знаю, что ты увидел Тэка, который оказался рядом с твоей чертовой игрушкой для секса и тебе не захотелось делиться.

Его тело замерло, а пальцы согнулись. Я чувствовала его ярость, но меня это не волновало. Я еще не закончила. Боль, которую он мне причинил, засела очень глубоко и мне пришлось защищать себя любой ценой.

— Хорошо, малыш, — прошептала я. — Меня хватит на всех. Но существуют правила, ты приходишь, заставляешь меня кончить, а потом ты уходишь.

Он не пошевелился, и я почувствовала, что его злость бьется в меня, пока он удерживал прижатой к стене. Затем вдруг его тело расслабилось, злость куда-то делась, его пальцы сильнее сжали мой подбородок.

— Я разорвал тебя в клочья, напрочь, — пробормотал он.

— Ничего, немного замороженного теста для печенья поможет залечить и это, — вернула я.

— Полное дерьмо, Сладкий Горошек.

И мое тело опят среагировало на его слова.

— Не называй меня так, — огрызнулась я.

Он снова проигнорировал меня.