— Эрнст, как ты намерен поступить с Хорти, если он будет упорствовать? У тебя есть план?

— Отто кое-что придумал, — ответил Эрнст с грубоватым смешком. — Можно надавить на старика при помощи его родственников. Там остался этот мальчишка, младший сын Миклош. Если его похитить и некоторое время подержать где-нибудь в Дахау поблизости от крематория, этот дряхлый адмирал явно станет сговорчивее. Ведь один сын у него уже погиб. Он не захочет лишиться и второго.

— Подержать у крематория? — Эльза чуть не уронила бумаги на стол. — Сына регента Венгрии? О чем это они?

— Не суй в это свой нос, девочка. Это небезопасно, — Мюллер легонько шлёпнул папкой, которую держал в руках, по обтянутой узкой юбкой попе секретарши. — Неси документы, куда положено, а я разберусь. Не сомневайся. И держи язык за зубами. Поняла?

Эльза молча кивнула.

* * *

Когда Маренн вошла в артистическую фон Караяна, то Илона Хорти, как и ожидалось, уже была там. Графиня наклонила голову в приветствии и явно обрадовалась встрече, но ничего не сказала. Тогда Маренн вспомнила, что Илона считает её почти королевой, а ведь согласно придворному этикету начинать разговор должен именно монарх. Мало кому позволяется заговаривать с венценосной особой, не дожидаясь, пока та к нему обратится, поэтому пришлось следовать ритуалу, и Маренн произнесла первое, что пришло на ум:

— По-моему, сегодня концерт сложился весьма успешно, овации и просто дождь цветов с верхних ярусов. Не правда ли, фрау?

— Да, я совершенно согласна, — ответила Илона.

Фон Караян, окружённый поклонниками, сидел за туалетным столиком, и, чтобы привлечь внимание дирижера, Маренн положила на столик букет из одиннадцати роз нежного кремового оттенка:

— Маэстро, прошу принять скромный букет и слова восхищения от меня и моей дочери.

Фон Караян встал и, тряхнув роскошной шевелюрой, поцеловал новой гостье руку:

— Благодарю, фрау.

— Однако мне показалось, — продолжала Маренн, — сегодня оркестр играл увертюру чуть медленнее, чем, например, два года назад в Вене, или я ошибаюсь?

— Вы совершенно правильно заметили, — подтвердил дирижер с улыбкой. — Раньше я всегда убыстрял темп, ведь мне казалось, что Вагнер силен своим напором, магическим воздействием на публику. Я был уверен, что поступаю правильно, но мне говорили, что я нарушаю замысел автора. Теперь же я переменил мнение и говорю всем, что раньше я дирижировал, как пьяный, — фон Караян рассмеялся. — Вагнер теперь для меня олицетворение торжества духа. Я чувствую в нем человеческое тепло, высокий посыл и божественный свет, если хотите. Я понимаю его совершенно по-иному. В быстром темпе всего этого не передашь, и я исправляю теперь старые грехи. Надеюсь, что я двигаюсь в правильном направлении.

— Это гораздо более зрелый подход, — согласилась Маренн. — Я обратила внимание, что вы работаете не только над музыкальным исполнением, но и над всем спектаклем, этим мало кто занимается сейчас.

— Да, я думаю об общем впечатлении, которое производит мое выступление, — согласился маэстро. — Уделяю внимание освещению зала, хотя доктор Геббельс шутит, что лучше уж играть в полной темноте, и тогда публика точно получит сильные впечатления, — фон Караян улыбнулся. — Я же считаю, что посыл, заложенный в музыке, должен проявиться не только посредством музыкальных инструментов и исполнительского мастерства артистов, но и за счет зрительного эффекта.

— Это получается, — подтвердила Маренн. — По моему ощущению, это самое яркое исполнение, какое мне приходилось в последнее время слышать.

— Ещё раз благодарю, фрау, — фон Караян снова поцеловал её руку. — Однако я вас оставлю.

Взглянув на Илону, дирижер направился к выходу, а следом вышла и вся свита поклонников; дверь за ними закрылась.

Несколько мгновений Маренн и Илона молчали, оставшись одни. Графиня Дьюлаи неотрывно смотрела на розы, лежащие на столе, а её тонкие бледные пальцы нервно теребили вышитый жемчугом шелковый шнурок театрального ридикюля. Неожиданно отступив на шаг, она присела в реверансе:

— Ваше высочество…

От волнения графиня пошатнулась, потеряв равновесие, и Маренн быстро подошла к ней, чтобы поддержать под локоть:

— Что вы, что вы. Вам плохо? Присядьте, — она заботливо придвинула Илоне стул, на котором только что сидел фон Караян.

— Нет, не беспокойтесь, ваше высочество. Это всего лишь нервы. Столько всего произошло за последнее время.

— Я понимаю ваши чувства, — мягко ответила Маренн, усаживаясь напротив. — В прошлом году погиб мой сын. Ему было двадцать четыре года. Сейчас я чувствую такую же боль, как будто это случилось вчера.

— Они убили Иштвана, я не сомневаюсь в этом, ваше высочество, — произнесла Илона, и её голос задрожал. — Наш второй сын родился, когда его уже не было на свете. Иштван ничего не узнал о нем и погиб как раз в тот день, когда я собиралась сказать, что мы снова станем родителями. Просто чудом мне удалось сохранить этого малыша, несмотря на то горе, которое я перенесла. Иштван не желал быть лакеем фюрера и безропотно исполнять все приказы.

Илона вскинула голову, её большие тёмно-карие глаза были полны слез:

— Он думал о том, как спасти от несчастья свой народ. О том, что, как он полагал, составляет его долг перед Венгрией. Они поняли, что Иштван настроен решительно, и расправились с ним…

— Граф Эстерхази рассказал мне обо всех обстоятельствах того, что произошло, — Маренн с нежностью прикоснулась к руке собеседницы, успокаивая. — Главное вы сделали. Вы сохранили ребенка, дали ему жизнь и теперь растите его. Увы, Иштвана уже не вернешь, как и моего сына Штефана, — теперь уже сама Маренн едва совладала с собой, чтобы непрошеные слезы не нарушили её речь, — но мы должны сделать все, чтобы венгерский народ не пострадал от этой войны так, как он пострадал от первой. Я приму на себя любые обязательства ради этой цели и не отступлюсь, уверяю вас.

— Я говорила моему свёкру, что правнучка императрицы Зизи никогда не оставит в беде народ, который боготворил её прабабушку, — произнесла Илона. — Я рада, что не ошиблась. И адмирал не ошибся тоже. Младший брат моего мужа, Миклош, тоже поддерживает нас. После смерти Иштвана он вернулся из Бразилии, где служил послом Венгрии. Он во всем старается заменить Иштвана, поддерживает своего отца.

Графиня слабо улыбнулась и продолжала:

— Мы все благодарны Миклошу. Так же как и мой свекор, Миклош имеет поддержку в армии. Если по настоянию союзников свекор уйдет в отставку и уступит трон истинному наследнику или наследнице Габсбургов, Миклош сможет стать тем человеком, который будет гарантировать армии преемственность, а значит — обеспечит спокойствие и мирный переход власти. Он станет толковым, верным помощником. Свекор очень надеется на него. Боюсь, что и наши враги не хуже нас это понимают и попытаются нейтрализовать Миклоша так же, как моего мужа. Я боюсь, — призналась Илона. — Без второго сына моему свёкру будет совершенно не на кого опереться. Они выбьют у него почву из-под ног.

— Я знаю совершенно точно, и не только от графа Эстерхази, что у Венгрии появились друзья и внутри рейха, весьма высокопоставленные, — ответила Маренн, — так что надеюсь, им удастся удержать ситуацию в руках и контролировать все шаги противников. Я врач и не могу давать советов по безопасности, но то, что охрану младшего Хорти необходимо усилить и проверить каждого человека в ней, это совершенно ясно. Я полагаю, такие рекомендации уже поступили.

— Да, свекор озабочен этим, — подтвердила Илона.

— Однако у меня также есть сомнения, касающиеся лично меня. Я думаю, их понимает и адмирал, — заметила Маренн серьезно.

— Какого рода сомнения? — удивилась Илона. — Ведь вы — внучка Рудольфа.

— Я думаю о ныне здравствующей последней императрице Австро-Венгрии Зите и её старшем сыне Отто. Наверняка, они выскажут свои претензии на престол.

— Они принадлежат к Бурбон-Пармской ветви династии, — возразила Илона уверенно. — Свекор досконально изучил генеалогию Габсбургов и даже приглашал знающих людей, чтобы не ошибиться. Император Карл попал на трон, можно сказать, случайно — только потому, что в Сараево был убит эрцгерцог Фердинанд. А императрица Зита возглавляет габсбургский дом потому, что вы, ваше высочество, единственная наследница императора Франца Иосифа по прямой линии, отказались его возглавлять. Так что, если вы намерены вернуться, им придется подвинуться, и они понимают это. Единственное, на что может рассчитывать эрцгерцог Отто, это считаться одним из ваших наследников, как и его отец когда-то. К тому же они находятся сейчас в Канаде, и искать их там, связываться с ними, советоваться — очень долгая история. На это просто нет времени. Армии большевиков продвигаются на запад с угрожающей быстротой. Нельзя забывать и фигуру премьер-министра Черчилля, — графиня сделала паузу. — Именно его в первую очередь имеет в виду мой свекор. Англия уже однажды отвергла Карла, когда он попробовал вернуться на престол в 1921 году. Одобрить теперь кандидатуру его сына для англичан — потерять лицо. Пусть теперь в Англии и сами понимают, что двадцать лет назад поторопились, но они всё равно не будут рассматривать Отто, — повторила Илона уверенно. — На вас они согласятся с большей охотой. Свекор не сомневается в этом. Он уже решил, что отдаст в ваше распоряжение все замки Габсбургов в Венгрии, и в первую очередь — дворец Гёдёллё, где проходила свадьба Франца Иосифа и Зизи.

— Венгерский Версаль, я знаю, — кивнула Маренн, — но никогда не бывала в нём. Я вообще почти не бывала в Венгрии.

— Это чудное место! — заверила её Илона. — Я очень люблю его. Флигель Рудольфа, флигель Гизеллы, торжественный бело-золотой парадный зал, парк Зизи с очаровательным памятником, поставленным на народные пожертвования после её гибели, и старинные конюшни, где содержались любимые лошади императрицы.

Вдруг дверь гримерной открылась, на пороге появился Ральф:

— Фрау, я прошу прощения. Нам пора ехать. Джилл уже в машине.

— Надеюсь, в самом ближайшем будущем мы встретимся ещё раз, — Маренн пожала руку Илоны на прощание, — и я познакомлю вас со своей дочерью. А это её жених, барон Ральф фон Фелькерзам, — она указала взглядом на адъютанта Шелленберга. — Мой будущий зять, я надеюсь. Он тоже помогает нам в нашем деле.

— Графиня, — фон Фелькерзам щелкнул каблуками, галантно склонив голову. Илона протянула руку, обтянутую шелковой перчаткой, и Ральф поцеловал ее.

— Только один раз в жизни я видела императрицу Австрии, — призналась Илона взволнованно, снова повернувшись к Маренн. — Это была не Зизи, увы. Всего лишь та самая императрица Зита, супруга последнего императора Карла. Я была совсем маленькой девочкой. Императрица посещала госпиталь в Будапеште, и придворные венгерские дамы сопровождали ее. Мне тогда она казалась божеством, сошедшим к людям. Она не пропустила ни одного больного, даже самого тяжелого, от которого дурно пахло. Для каждого у неё нашлось слово утешения и небольшой подарок. Я была самой маленькой фрейлиной в свите, и в память о знакомстве её величество подарила мне жемчужную брошь, которую я храню до сих пор. Да, я знаю, мне говорили, что Зита — лишь бледное отражением Зизи и никак не могла с ней сравниться. Теперь я и сама понимаю это. Только встретившись сейчас с вами, я поняла, какова она, эта великая австрийская традиция и блестящая культура Вены, воплотившаяся в Зизи, которую боготворят мой свекор и его семья. Когда я вернусь в Венгрию, я скажу своему свёкру, что наследница Зизи — или королевы Эржебет, как её величали мои соотечественники — принцесса Мария-Элизабет так же красива и добра, как и её прабабушка. Я скажу, что при вашем правлении Венгрию ждут мир и процветание. Мы можем спокойно передать страну в ваши руки.

— Это слишком высокая оценка моей скромной персоны, — Маренн смутилась. — Я бы очень хотела соответствовать. Во всяком случае, вы можете уверить свёкра, что все, что зависит от меня в том, чтобы помочь ему осуществить его планы, я сделаю. Надеюсь соответствовать его смелости и вашей самоотверженности, графиня. И той высокой репутации, которую заслужила моя прабабушка у «храбрых венгров», как она их называла.

* * *

Джилл после концерта отправилась домой, а Маренн поехала к Шелленбергу, но о делах с ним не говорила. Поздним утром, когда она уже собиралась уезжать, Вальтер получил какое-то важное известие и попросил её остаться ненадолго. Он был в хмуром настроении, когда сообщил:

— Положение становится всё более напряженным. За адмиралом Хорти в Будапеште следит не только посланец фюрера Вейзенмайер и наш посол в Венгрии фон Ягов, но и множество агентов, завербованных ими. Упрямые попытки Хорти наладить связи с западной коалицией всё-таки не скрылись от их глаз.