Кэтрин Куксон - Заговор двух сердец

Он промолчал, но попытался подняться с колен. Однако она его остановила.

— Не двигайся. Эти раны надо промыть, или быть беде. Мне нужна чистая вода.

Когда она вернулась, он уже сидел у разогревшегося камина, на низкой скамейке. Тилли принялась обрабатывать раны. Стив замер. Она, было, хотела спросить, не делает ли она ему больно, но сообразила, что вопрос глупый. Разумеется, ему было дико больно, ведь ей приходилось тереть живую плоть, чтобы удалить грязь. Было бы сейчас лето, можно было бы пойти на речку полежать в воде. Но сейчас зима. Странно, она абсолютно забыла о Новом годе.

Когда более или менее раны были промыты, Тилли заявила:

— Нужен жир. У тебя что-нибудь есть?

— Есть гусиный жир в буфете. — Стив попытался было встать, но она его остановила.

— Прекрасно. Лучше не придумаешь… — Она осторожно смазала жиром раны. — Где у тебя чистые рубашки?

Он показал в сторону спальни и ответил:

— В комоде.

— Тогда мне придется на минуту забрать лампу.

Открыв комод, Тилли удивилась, увидев с полдюжины чистых, аккуратно сложенных рубашек. Он следит за собой, и это хорошо, ей нравится.

Вернувшись в комнату, Тилли хотела одеть рубашку на Стива, но он решительно запротестовал, встал и оделся сам. Сейчас он уже смог пошутить:

— Заправлять сюда не буду. — Шлепнув по грязным брюкам, он направился в спальню. На пороге он обернулся и спросил: — А ты не хотела бы умыться, Тилли?

— Да, конечно. — Она устало улыбнулась. — Сейчас займусь этим. А потом по чашке чая, хорошо?

— Это ты правильно придумала. Возьми лампу с собой на кухню, здесь хватит света от огня.

— Да, спасибо, Стив.

Через минут пятнадцать они сидели у огня и с удовольствием пили чай, щедро сдобренный виски. Стив, глядя на огонь, задумчиво сказал:

— Я по-разному встречал Новый год, но этот — самый странный.

— У меня тоже. А сколько времени?

Они одновременно обернулись к каминной доске, где стояли часы и хором сказали:

— Без десяти двенадцать.

— Скоро будут слышны гудки.

— Да. Я уже подзабыла, как гудят корабли… Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше. Ты зря беспокоишься.

— Зря! Хорошо, что ты не видишь собственную спину. Не представляю, как утром ты пойдешь на работу.

— Не волнуйся, утром я буду на месте.

— А я считаю, что тебе необходимо показаться врачу.

— После того, что ты для меня сделала? — Он улыбнулся. — Мне теперь никакой врач не нужен. И вообще, на мне все заживает, как на собаке. Через несколько дней я буду в полном порядке.

— Хорошо бы так. — Тилли поставила кружку на деревянный стол. — Но слушай внимательно: сегодня ты из этого дома не выйдешь. Я сама найду дорогу домой.

Она встала, он, последовав ее примеру, спокойно заявил:

— И ты слушай внимательно — домой одна не поедешь. А вдруг тебе на пути встретятся парни, вышедшие на свежий воздух продолжить веселье?

— Я буду дома через полчаса, вряд ли они к этому времени выберутся на улицу.

Тилли улыбалась, но улыбка сползла с ее лица, когда она заметила, как Стив смотрит на нее.

— Оставайся, вместе встретим Новый год, — тихо попросил он, и что-то в его голосе заставило ее опустить глаза.

Обычное предложение, ничего особенного. Но что будет, когда зазвучат церковные колокола, заревут гудки судов, и к ним присоединится рев заводских сирен? Вы жмете друг другу руки, смотрите друг другу в глаза, поздравляете с Новым годом и целуете тех, кого любите. И зная все это, Тилли не могла отказать Стиву. Тем более, что они все равно встретят Новый год вместе, если она разрешит ему проводить ее домой. Хотя в душе она понимала, что находиться в комнате за закрытыми дверями и ждать прихода Нового года, от которого все ждут счастья, работы и много денег, а именно об этом мечтает каждый северянин, никогда не устающий надеяться, это не тащиться к дому на лошади в темноте и холоде.

Тут ее колебания прервались — вдали раздался звук, похожий на звук охотничьего горна, затем загудела корабельная сирена. Стив, оглянувшись на часы, заметил:

— Очевидно, отстают. Пошли, Тилли. — Он взял ее за руку, повел к двери и распахнул ее.

Молодые люди стояли на пороге, глядя в звездную ночь, наполненную звуками сирен, гудков и колокольного звона.

Стив все еще держал Тилли за руку. Наклонившись к ней, он заглянул в ее глаза и тихо сказал:

— Счастливого тебе Нового года, Тилли.

— И тебе того же. С Новым годом, Стив.

Он поймал ее вторую руку, крепко прижал ее к своей груди и прошептал:

— О, Тилли, Тилли! — Она попыталась вырваться, но он еще крепче сжал ее руки и с дрожью в голосе произнес: — Каждый Новый год, сколько я себя помню, Тилли, я желал только одного, и ты знаешь, чего именно. Нет-нет, дай мне договорить, хотя бы сегодня. — Он провел ее в комнату, закрыл дверь ногой и сказал, обращаясь к ее склоненной голове: — Одна часть меня, разумная часть, не устает твердить, что все бесполезно. Сейчас еще хуже, чем раньше, ведь ты — хозяйка поместья, а я почти что простой шахтер… Слегка только вырос, но, скорее всего, таким и останусь. Забудь ее, говорил я себе. Женись, твердил я. И я пытался, один Бог знает, я пытался. Дважды я едва не женился, и дважды сбегал накануне свадьбы, потому что не хотел превращать жизнь другой женщины в ад. Одно дело самому жить в аду, и совсем другое — превращать в ад чужую жизнь. Но другая часть меня живет в мечтах. И эта часть — это другой человек, который не работает в шахте, умеет хорошо говорить, хорошо одеваться, вести себя в обществе. Этот человек может пойти к хозяйке поместья и сказать: «Я люблю тебя, Тилли. Всегда любил. Выходи за меня замуж». И этот человек просыпается только ночью. Но ведь сейчас ночь, Тилли… Нет, нет. Стой тихо. Разреши мне всего лишь подержать тебя за руку, пожалуйста! — Голос его звенел, он не молил, но требовал. Он как будто говорил: ты у меня в долгу за многолетнюю верность.

Что-то заставило Тилли поднять голову — в ее глазах стояли слезы. Она смотрела на этого мужчину, чья любовь раздражала ее в юности, а где-то в тайниках ее мозга раздавался тихий шепот: сколько раз нам дано любить? Этот же вопрос она задала себе, когда Мэтью признался ей в своей страсти. Тогда она была уверена, что любит его. Правда, раньше она любила его отца, а еще раньше — Симона Бентвуда. И сейчас это чувство всколыхнулось в ней вновь — теплота, желание обнять, быть обнятой — это стремление одновременно быть женой, матерью, любовницей, другом… Но она сказала себе, что для Стива может быть только другом. Правда, глаза говорили другое…

И Стив это понял. В следующий момент он крепко обнял Тилли. Она сквозь одежду чувствовала бешеное биение его сердца, его губы прижались к ее губам. Она не ответила на поцелуй, но и не сопротивлялась. Она вдруг в какой-то момент почувствовала желание обвить его шею руками, но остановила себя, вспомнив о его больной спине. И у нее уже не было сил говорить себе: ты не должна этого делать.

Стив все еще крепко обнимал ее, прерывисто дыша. Немного погодя он сказал:

— Я не буду извиняться, Тилли. Скорее всего, такое не повторится, но останутся воспоминания.

Когда Стив отпустил ее, она пошатнулась. Поддержав ее, и, снова посадив в кресло у камина, он сам остался стоять, глядя на нее сверху вниз.

— Скажи что-нибудь, Тилли, — попросил он.

Но она не ответила, и он продолжил:

— Я скажу тебе кое-что. Можешь отрицать, сколько хочешь — я знаю, что это правда. Ты так же одинока, как и я. И еще одно. В последнее время ты изменила свое мнение обо мне. Раньше я был для тебя сопливым, приставучим подростком. Действительно, около тебя я распускал сопли, надоедал тебе. Будь я умнее, я бы вел себя иначе. Хотя нет, у каждого своя судьба. Но теперь ты вернулась, правда не туда, откуда начинала. Теперь ты на самом верху. Хотя хозяин Джон и вся его родня, какими замечательными они бы ни были, все равно для тебя чужие. Ты выглядишь как леди, говоришь как леди, поступаешь как леди, но под всем этим — Тилли, Тилли Троттер. Ответь мне прямо на один вопрос. Посмотри на меня, Тилли.

Она с усилием подняла голову и посмотрела на этого Стива Макграта, настоящего мужчину в полном расцвете сил. Ее сердце бешено заколотилось. А он тем временем продолжал говорить:

— Представь себе, что ты вернулась. И твое положение не такое, как сейчас — похуже. А я такой, какой я есть сегодня. И ты видишь меня другим. И я спрашиваю — в этом случае мог бы я надеяться?

Она крепко зажмурилась и снова опустила голову.

— Ох, Стив, Стив! Зачем ты задаешь мне такой вопрос, я не могу на него ответить. Я… я только могу сказать, что рада иметь такого друга.

— А, ерунда, — он коротко рассмеялся и глубоко вздохнул, — это все до поры до времени, пока ты снова не выскочишь замуж.

Она быстро подняла голову и резко сказала:

— Я больше никогда не выйду замуж, Стив.

— Не мели ерунды.

Странно, но именно это сказал ей и Люк. А Стив продолжал, почти слово в слово повторяя Люка.

— Ты не сможешь ничего с собой поделать, во всяком случае, мужики не допустят этого, — отчеканил он и добавил: — Готов поспорить, что в ближайшие два года во главе стола в особняке будет сидеть мужчина.

— Ты проиграешь, Стив, определенно проиграешь.

Он прищурился и с подозрением сказал:

— Что-то ты слишком уверена, Тилли.

— Правильно, Стив.

— Почему? Должна же быть причина.

— Причина есть.

— Ты можешь сказать?

Может ли она сказать? Дважды за последнюю неделю рассказать об обещании, данном Мэтью? Должна, если хочет, чтобы Стив перестал надеяться. Тилли подняла глаза и сказала:

— Я обещала Мэтью, когда он умирал, что никогда больше не выйду замуж.

— Что?

Странно, Люк прореагировал точно так же. Даже выражение лица у него было такое же.

— Ты хочешь сказать, что твой муж попросил тебя никогда снова не выходить замуж?

— Да.

— Ну, — Стив нахмурился, — все что я могу сказать, так это то, что ты слегка рехнулась, если собралась выполнить это обещание.

— Обещание умирающему нельзя нарушить, Стив.

— Да к черту все это! Послушай, Тилли. Я чуть не сошел с ума, когда ты вышла за него замуж. Я его тогда люто ненавидел. Но все это ерунда, по сравнению с тем, что я ощущаю в данный момент. Поверь мне, я лучше завтра приду на твою свадьбу, чем буду видеть, как ты проводишь свою жизнь в одиночестве. Что он за мужик, если заставил тебя дать такое обещание? Эгоистичный подонок — вот кто он. Но и это еще слабо сказано. Если хочешь знать мое мнение, хорошо, что он умер, иначе бы сидеть тебе в клетке.

Даже страшно, насколько его реакция совпадала с реакцией Люка. Тилли поднялась и вяло произнесла:

— Я устала, Стив, очень устала. — Ее голос и выражение лица немедленно усмирили Стива.

— Прости, Тилли. Я совсем запамятовал о событиях нынешней ночи. Это тебя надо было везти домой, мыть и всячески холить. Ты прости меня.

— Перестань, Стив. Я рада, что мы все выяснили. В одном ты прав — мне одиноко. Но мне хотелось бы, чтобы ты остался моим другом навсегда. Я против того, чтобы ты тратил годы попусту. Кругом столько женщин, только помани.

— Ну, тогда построй их в шеренгу, а я выберу. — Он криво ухмыльнулся, протянул руку и сказал: — С Новым годом, Тилли.

Она вложила свою руку в его и ответила:

— Тебя тоже с Новым годом, Стив, и много тебе счастливых лет.

Люси Бентвуд выпрямилась и взглянула на широкую спину мужа.

— Ради Бога, Симон, перестань вертеться, как дитя без соски.

— Не смей так со мной разговаривать! — Следующее слово «женщина» Симон не успел произнести — пытаясь повернуться, он громко вскрикнул. — Ты думаешь, совсем меня захомутала, раз я полупарализован? Раньше ты себе такого тона не позволяла…

Она, надавив ладонью на плечо мужа, заставила его лечь и со смехом заявила:

— Да я всегда с тобой таким тоном разговариваю, и ты это знаешь. Иначе разве можно тебя вынести.

Симон не прореагировал на это замечание. Улыбка исчезла с лица Люси. Она потянулась за бутылкой с мазью, налила немного себе на ладонь и принялась ритмично натирать спину Симона вдоль позвоночника. Тут же она подумала про себя, что он и не догадывается, насколько правдивы эти ее слова. Ведь если бы она не подсмеивалась над ним, плакала бы, выведенная из терпения его несносным характером, не довольствовалась бы теми крохами любви, которые он ей уделял, до сих пор наполненный любовью к женщине, зачаровавшей его с детства, и тоска по которой заставляла его пить — она бы давно не выдержала, несмотря на любовь сына и дочери.