– Всё из-за той же червоточины, моя принцесса. Излишняя требовательность, как и постоянная жертвенность, – плохие воспитатели, они способны отравить детство не хуже холодности и жестокости. Ну, а кроме того… – сэр Джон замялся.

– Да, продолжайте? – вопросительно посмотрела на него Елизавета.

– Вы меня как-то уже спрашивали об этом, и я ответил: кто поручится, что королева Мария сможет родить? Не говоря о её возрасте, она страдает отёчностью, болями в пояснице и головными болями. Часто королева из-за приступов слабости не может выйти на официальные приёмы и ложится в постель посреди дня. Сможет ли он стать матерью?

– Но если она не сможет родить… – проговорила Елизавета.

– …Тогда вы останетесь единственной наследницей престола, – подхватил сэр Джон, – ибо испанцу Филиппу ни за что не отдадут трон Англии. Это слишком даже для епископа Эдмунда.

– Не будем так далеко загадывать, – прервала Елизавета сэра Джона. – Вернёмся к лондонским слухам. О чём ещё болтают в столице?

– Есть ещё одна поразительная новость. У нашего общего знакомого сэра Роберта Дадли нашлась в провинции не то жена, не то невеста. Несчастного отправили к ней, – вы представляете, какой муж выйдет из Роберта Дадли? – усмехнулся сэр Джон.

– Муж из него выйдет, может быть, плохой, но напрасно вы так зло отзываетесь о сэре Роберте, – с неудовольствием заметила Елизавета. – Он был моим товарищем по заключению здесь, в Тауэре: мы гуляли с ним по этому самому двору. Сэр Роберт – благородный и честный человек; да, он не хватает звёзд с неба, но по-своему умен и не лишен наблюдательности.

– Роберт Дадли? – удивился сэр Джон. – Вы его ни с кем не спутали? Может, это Тауэр творит с людьми такие чудеса? Вот уж, действительно, волшебное место!

– Ваше остроумие бывает чрезмерным, милорд, – отозвалась Елизавета с некоторым раздражением. – Вы разите им направо и налево, – вам нет дела, на кого падают ваши удары.

– Виноват, моя принцесса. Вам, конечно, виднее, что за человек Роберт Дадли, – охотно извинился сэр Джон.

– Я знала, что его отсылают в провинцию к этой… как её… леди Эмми, кажется, – продолжала Елизавета. – Я могла бы удержать его, но зачем? Это лишь создало бы ненужные сейчас трудности. Но напрасно Мария думает, что моя дружба с сэром Робертом на этом прекратилась, – таинственно улыбнулась Елизавета.

– Вам виднее, моя принцесса, – повторил сэр Джон. – Что же, – пожалуй, это все новости, которые я вам принес… А вон появился и стражник, недовольное лицо которого свидетельствует о том, что я разговаривал с вами больше положенного времени. Разрешите мне откланяться, моя принцесса, и не забывайте старого сэра Джона, искренне преданного вам.

– Не забывайте и вы принцессу Елизавету, искренне к вам расположенную, – в тон ему ответила она. – Если когда-нибудь, со временем, вы вернётесь в Лондон…

– …То сразу предстану перед вами, – закончил за неё сэр Джон. – А если мне не суждено вернуться…

– …То я буду вспоминать вас добрым словом, – сказала Елизавета.

– А это уже немало, – вздохнул сэр Джон. – Прощайте же, моя принцесса.

– Прощайте, мой славный сэр Джон.

Он пошёл к калитке и, обернувшись, увидел, как Елизавета помахала ему рукой.

* * *

Покидая Лондон, сэр Джон неспешно и большим удовольствием пообедал в «Свиной голове». Трактир был снова переполнен: слухи о том, что здесь готовился заговор против королевы, привлекли в «Свиную голову» десятки посетителей, каждый из которых считал своим долгом выпить хотя бы кружку эля в этом примечательном месте. Для сэра Джона как почётного завсегдатая нашли отдельную комнатку, – по иронии судьбы, именно ту, где он впервые встретился с сэром Томасом. В соседней комнате, в которой тогда заседали заговорщики, находчивый хозяин заведения устроил что-то вроде выставки орудий их преступления. Сэр Джон понял это по восклицаниям посетителей: «Вот это пистолет! Посмотрите, какой нож! А это – потайной топор!». Сэру Джону хотелось взглянуть на потайной топор, но было лень вставать из-за стола.

Отобедав, он взобрался на свою лошадь и медленно направился к северным городским воротам. Лондон бурлил, как всегда, – распевал песни, ругался, дрался, обирал прохожих, торговал и назначал любовные свидания. Холод и снег нисколько не мешали обычному ходу лондонской жизни, – разве что костры, разведённые прямо на улице, притягивали к себе разношерстную публику, которая с утроенной силой пила, бранилась и устраивала потасовки.

Вскоре сэр Джон проехал мимо собора Святого Павла. Богослужение ещё не началось, но народу здесь было много – в основном, молодёжи. Было не похоже, что все эти франтоватые джентльмены и нарядные леди пришли к Святому Павлу молиться – сэр Джон готов был биться об заклад, что сегодня они не вспомнят «Отче наш». Посмеиваясь и от всей души желая молодым людям приятного времяпровождения, он поехал дальше.

Шумные яркие улицы центральной части города сменились вскоре унылыми и блёклыми улочками окраины. Сэр Джон вдруг прочёл пришедшие на память стихи:

Царь ассирийский, что в дни мира жил,

Дух осквернив для низменного чувства,

В войну, не возгорясь отвагой, был

Разбит, не знавший ратного искусства.

Сменил он поцелуи на мечи,

На латы дамский поменял альков,

Пиры же – на солдатские харчи,

И шлем был тяжелей его венков.

И он, что имя мужа не стяжал,

Что в женственном купался наслажденье,

Что слабым был, от трудностей бежал,

Когда и честь утратил, и владенья, —

На троне горд, дрожащий пред пучиной, —

Убил себя, чтоб в чем-то быть мужчиной.

…Нагруженная повозка больно задела ногу сэра Джона, и грубый мужской голос прорычал:

– Чего вы тут бормочете? Что встали на пути, господин? Ехали бы лучше своей дорогой и не мешали другим.

– Вы правы, мой друг, – отозвался сэр Джон, – поеду своей дорогой и не буду никому мешать… Ну же, Арабелла, – потрепал он лошадь по гриве, – вперёд! Выедем за ворота, там будет свободнее. Что нам ещё надо, кроме воли и покоя, – остальное всё в прошлом. Жизнь прошла, – и слава Богу, ведь если бы жизнь была хорошей штукой, человек не плакал бы, появляясь на свет… Вперёд, Арабеллла, вперёд!..

  • 1
  • 21
  • 22
  • 23
  • 24
  • 25
  • 36