Я похолодел от тревоги.

– Вы хотите сказать, что Ренар добивается ареста принцессы?

– И казни, – кивнул Сесил. – Ничем иным это закончиться не может. Смерть Елизаветы освободит дорогу к трону для будущего отпрыска принца Филиппа и Марии. Наследник габсбургской крови, который станет править Англией и объединит нас с империей, тем самым заключив во враждебное кольцо французов, – заветная мечта Карла Пятого. Ренар искушенный чиновник и знает: тот, кто воплотит в жизнь эту мечту, возвысится вне всякой меры.

Я в ужасе воззрился на него.

– Но королева не причинит ей зла! Елизавета – ее сестра и… – Голос мой осекся, когда я увидел лицо Сесила. – Боже милостивый, вы думаете, у него есть против нее какие-то улики?

– Помимо обвинений, приватно нашептанных королеве на ушко? Нет, пока нет. Однако это не означает, что он не преминет их раздобыть. Можешь не сомневаться, Симон Ренар весьма опасный противник. Если уж он задался целью, то не успокоится, пока не добьется своего.

Стало отчетливо слышно, как за окном свистит, набирая силу, вечерний ветер. Я помолчал, собираясь с мыслями, и тихо спросил:

– Чего вы хотите от меня?

На губах Сесила появилась улыбка.

– А сам как думаешь? Чтобы ты отправился ко двору и остановил Ренара. Ты завоевал доверие королевы Марии, когда с риском для жизни помог ей раскрыть заговор Нортумберленда. Она встретит тебя благосклонно. Устройся к ней на службу – и сумеешь сразить Ренара его же оружием.

У меня вырвался сухой смешок.

– Вот так просто? Я вернусь ко двору, и королева тут же дарует мне стол, кров и должность при себе? – Я оборвал смех. – По-вашему, я круглый дурак?

– Отнюдь. Я полагаю, ты обладаешь способностями к таким занятиям, что, впрочем, и показали события недавнего прошлого. – Сесил мельком глянул на стопку книг, поверх которой лежали привезенные им донесения. – Я не верю, будто ты сможешь долго довольствоваться радостями сельской жизни, тем более если тебя ждет столь важное дело.

Проницательность Сесила уязвила меня сильней, чем я был бы склонен признать. Мне не пришлось по вкусу, что этот человек знает обо мне то, чего не должен знать. Я не желал, чтобы он копался в моих сокровенных мыслях.

– В последний раз, когда вы предложили мне работу, я едва не погиб.

– Верно. – Сесил, не дрогнув, встретил мой прямой взгляд. – Шпион часто рискует жизнью. Тем не менее ты справился с делом, и притом весьма недурно, учитывая все обстоятельства. На сей раз ты, по крайней мере, будешь подготовлен и будешь знать, кто твой противник. Кроме того, ты вернешься ко двору под псевдонимом, который я дал тебе, когда ты впервые повстречался с Марией. Тебя будут звать Дэниел Бичем, а уж возвращение этого человека вряд ли вызовет особый интерес.

Он поднялся с диванчика, оставив донесения лежать поверх моих книг.

– Незачем давать ответ прямо сейчас. Почитай послания и реши, можешь ли позволить себе не принять во внимание то, что там написано.

Я не хотел ничего читать. Даже думать обо всем этом не хотел. И тем не менее Сесил уже подцепил меня на крючок. Он пробудил во мне то, от чего я не мог отмахнуться, – неутолимое беспокойство, которое преследовало меня с тех самых пор, как я покинул двор и укрылся в этой тихой гавани.

Сесил понимал это. Ему была знакома невыносимая жажда действия, поскольку он сам испытывал ее.

– Мне нужно будет поговорить с Кейт… – Я осекся, увидев его нетерпеливую гримасу. – Она уже знает? Она знает, что вы хотите послать меня ко двору?

– Она не глупа и к тому же любит тебя – судя по всему, довольно сильно. И в то же время понимает, что в делах подобного рода время зачастую – единственная роскошь, которая нам не по карману.

Я стиснул зубы. Я вспомнил, с каким воодушевлением Кейт уговаривала меня заняться фехтованием, как упорно стремилась довести мои навыки до совершенства. Она, должно быть, подозревала, что настанет день, когда мне придется возвратиться ко двору, чтобы защитить Елизавету.

– Мне надо бы умыться перед ужином, – сказал Сесил. – Полагаю, когда прочтешь все это, у тебя возникнут новые вопросы. Я могу остаться на ночь, но завтра должен буду вернуться в поместье.

– Я еще ни на что не согласился.

– Пока нет, – отозвался он, – но обязательно согласишься.

Глава 2

Серое небо за окном сливалось с белесым однообразием зимнего ландшафта, размывая границу между воздухом и землей. Глядя на лес, на нагие деревья, которые раскачивал сдобренный снегом ветер, я чувствовал, как Хэтфилд, эта тихая гавань, давшая мне приют, постепенно, но неотвратимо отдаляется, тает, словно краткий прекрасный сон.

«Ты и я – вместе мы можем провести ее по пути, предначертанном судьбой. Но вначале нам нужно уберечь ее…»

Я повернулся к дивану и взял в руки донесения. Всего их было шесть, и хотя я старательно прижимал каждый лист к стеклу, в угасающем предвечернем свете было трудно – а порой практически невозможно – разобрать, что написано между чернильных строчек. Тем не менее сжатая копия, сделанная рукой Сесила, подтверждала все то, что он мне говорил: испанский посланник Симон Ренар заронил в душу королевы сомнения в безусловной преданности Елизаветы, воспользовался протестантской верой принцессы, дабы очернить ее репутацию, и обвинил ее в неких действиях, достаточно опасных, чтобы требовать ее ареста. Что это были за действия, осведомитель Сесила не говорил, возможно, потому, что попросту не знал этого. В тексте на разные лады упоминалось имя некоего Эдварда Кортни, графа Девона, аристократа, который, судя по всему, сдружился с принцессой. Я мысленно сделал пометку расспросить Сесила об этом Кортни.

Я и не представлял, сколько времени провел за чтением, покуда скрип половиц не возвестил о приближении знакомых шагов Кейт. Подняв голову, я обнаружил, что в галерее стало значительно темнее. Кейт в скромном синем платье остановилась передо мной. Окинув взглядом разбросанные вокруг бумаги, она негромко проговорила:

– Ужин почти готов.

– Ты все знала, – сказал я.

– Да, – вздохнула Кейт. – Сесил написал мне, что у него есть крайне важные вести касательно ее высочества. Он не стал вдаваться в подробности, просто утверждал, что должен поговорить с тобой. Что мне оставалось делать?

– Ты могла бы рассказать мне.

– Я и хотела, но он объявил, что желает показать тебе кое-что при личной встрече. – С этими словами Кейт снова глянула на разбросанные бумаги. – Дело, похоже, серьезное.

– Так и есть, – подтвердил я и рассказал ей о донесениях, а также о том, что извлек из них Сесил.

Когда я закончил, Кейт облизала губы.

– Храни нас Боже, опасность следует за ней по пятам, словно ведьмино проклятие! – Она шумно, с видимой тревогой выдохнула. – Я страшилась этого дня и вопреки всему тешила себя надеждой, что он никогда не наступит.

Я поднялся и взял ее руки в свои. Руки у Кейт были сильные, загоревшие от трудов в ее бесценном травяном садике, ногти коротко острижены, и кое-где под ними виднелись следы грязи. Сердце мое вдруг болезненно сжалось при мысли о том, что мне предстоит с ней расстаться.

– Если эти донесения правдивы, она нуждается во мне, – сказал я. – Одного не пойму: почему она сама нам не написала? Уж верно сейчас она должна понимать, что ей грозит опасность.

– Если так, то ничего удивительного, что она нам не написала, – промолвила Кейт.

Я взглянул на нее, недоуменно нахмурясь.

– Это случилось еще до того, как я начала ей служить, – когда ей сравнялось шестнадцать. Она оказалась замешана в изменническом заговоре, который устроил дядя ее брата Эдуарда, адмирал Сеймур. Заговор был раскрыт, адмирала обезглавили. Елизавета подверглась допросам с пристрастием, а нашу дорогую мистрис Эшли поместили на некоторое время в Тауэр. Поведав мне обо всем этом, Елизавета сказала, что то было самое страшное время в ее жизни. Она поклялась, что никогда более намеренно не подвергнет опасности никого из своих слуг. Она не написала потому, что хотела уберечь тебя. Ты, наверное, сочтешь меня эгоисткой, но я хочу того же самого.

– Если б ты и впрямь этого хотела, то сожгла бы письмо Сесила и заперла дверь на засов.

– Признаю себя виновной. – Кейт опять вздохнула. – Когда ты должен ехать?

– Скоро, – негромко ответил я. – После ужина мне нужно будет еще раз поговорить с Сесилом, но я полагаю, что он потребует отправиться как можно скорее. Он сказал, что время – это единственная роскошь, которая нам не по карману.

– Он умеет обращаться со словами. – Кейт слабо улыбнулась. – Впрочем, если ты уезжаешь, думаю, настала пора сделать кое-что важное и для меня.

То, что так и осталось несказанным, в этот миг встрепенулось и подступило к нам. Кейт запустила руку за корсаж и извлекла кожаный шнурок, к которому был подвешен обломанный золотой лепесток артишока, украшенный крохотным ограненным рубином.

– Ты расскажешь мне, что это такое?

У меня пересохло во рту.

– Я… я уже говорил, помнишь? Это залог обручения, знак моей любви к тебе.

– Да, но что он означает? Я знаю, что ты получил этот листок в те ужасные дни, когда мы спасали принцессу от семейства Дадли. Тебе дала его мистрис Элис, женщина, которая вырастила тебя. Почему? Каково значение этой безделушки? – Кейт запнулась, понизила голос, лишь сейчас осознав, что я не произнес ни слова. – Она связана с твоим прошлым? Сесил тоже это знает. Если можешь доверить свою тайну ему, отчего же не доверишься мне?

Она потянулась ко мне, нежно провела ладонью по щеке. Золотой лепесток покачивался на ее груди.

– Что бы это ни было, обещаю: я никогда тебя не выдам! Скорее умру. Однако же, если ты должен вернуться ко двору, подвергнуть свою жизнь бог весть каким опасностям – не думай, что можешь уехать, оставив меня одну с этой тайной! Я должна знать правду.

Мне никак не удавалось вдохнуть побольше воздуха. Я глядел в глаза Кейт, такие непреклонные, такие решительные, глядел – и изнемогал под бременем своей тайны, которую свято поклялся не открывать ни единой живой душе.

– Ты сама не понимаешь, о чем просишь, – произнес я тихо, – но я и вправду доверяю тебе, доверяю всецело.

С этими словами я подвел Кейт к диванчику у окна.

– Ты должна поклясться, что никому не расскажешь об этом, – я взял ее руку в свои, – и в особенности Елизавете. Нельзя, чтоб она узнала то, о чем я расскажу.

– Брендан, я ведь уже пообещала, что никогда не предам твое доверие…

Я сильней стиснул ее руку:

– Просто поклянись, Кейт. Умоляю, ради меня.

– Да, – прошептала она. – Я никому не расскажу. Клянусь.

Я кивнул:

– Я ничего не говорил Сесилу об этом листке. Единственный, кроме нас, человек, которому известно о его существовании, – Арчи Шелтон.

– Шелтон? Мажордом Дадли, который привез тебя ко двору? Он знает?

– Знал. Его нет в живых. Скорее всего. Вряд ли он пережил ту ночь, когда мы застряли в Тауэре после того, как Лондон принял сторону Марии. Вокруг царил хаос. Ворота захлопнулись перед самым нашим носом. Сторонники Нортумберленда дрались друг с другом, пытаясь выбраться наружу. Я видел, как Шелтон исчез, затоптанный толпой. Он мертв, и тайна лепестка умерла вместе с ним. Сесил знает, кто я такой, но не знает, что у меня есть доказательство моего происхождения.

Я смолк, охваченный нерешительностью. И снова увидел себя беззащитным ребенком, который бежит со всех ног, пытаясь укрыться от безжалостных отпрысков Дадли, а те улюлюкают и кричат, что я – безродный найденыш. Я вспомнил, как милая мистрис Элис обмывала мои синяки и ушибы, приговаривая шепотом, что я особенный, не такой, как все. Эта особенность дала начало цепи разрушительных событий, и когда я подумал обо всем, что случилось со мной с тех пор, обо всем, что я обнаружил, мне стало ясно, что больше я не могу хранить все это в себе. Мне нужно было разделить с кем-то чудовищную ношу.

Понизив голос, я рассказал Кейт всю свою историю с того дня, когда еще младенцем был привезен в дом Дадли и рос там, обреченный стать слугой, всеми презираемым и никому не нужным, и до того момента, когда меня вызвали служить лорду Роберту, самому опасному из всего выводка Дадли.

– Приехав в замок, чтобы сопроводить меня ко двору, Шелтон предостерег, чтобы я делал все, как мне велят, был верным слугой и всегда оставался предан семейству, которое меня поит и кормит. И прибавил, что моя преданность непременно будет вознаграждена. Вот только потом я повстречался с Елизаветой. Затем Сесил нанял меня шпионить за лордом Робертом и помогать Елизавете – и все изменилось. Я раскрыл тайну своего рождения. Двадцать один год я прожил в убеждении, что я никто и ничто, и тут обнаружил, что в жилах моих течет королевская кровь.

Я смолк ненадолго и, когда Кейт изумленно ахнула, с запинкой добавил:

– Моей матерью была Мария Саффолк, тетя Елизаветы. Я – Тюдор.