Гаджимурад Гасанов

ЗАЙНАБ

(повесть)

Когда со старожилами высокогорного табасаранского селения заводишь разговор о Зайнаб, одни уклончиво прячут глаза. У других оживляют лица, в глазах появляются недобрые огоньки. А самый старший аксакал, умудренный жизненным опытом, угасающими глазами скорбяще взглянет на тебя, вынет из кармана кисет с махоркой, аккуратно разрезанными лоскутками газетной бумаги, мягкими движениями большого и указательного пальца насыплет щепотку махорки. По одному краю бумажки пройдет кончиком языка, закрутит ее в козью ножку и закурит. После двух, трех затяжек тихим, казнящимся голосом начнет рассказывать волнующую историю деревенской девушки.

— В горах Дагестана, в прикаспийских степях, — во всем свете не было девушки краше Зайнаб! — он на мгновение задумался и с горечью добавил, — не было на свете девушки несчастней Зайнаб! Только тогда, когда она покинула этот мир, у многих сельчан с глаз спала пелена, затмившая их разум. Они поняли, какого исключительного человека, какое неземное создание потеряли.

Зайнаб от рождения природой была наделена такими редчайшими способностями, она так тонко чувствовала окружающий мир, порою ей казалось, что она способна его видеть из глубин небес как через увеличительное стекло. Она с того дня, как себя помнит, могла замечать то, чего природой были лишены другие. Она еще с детства читала душу человека, могла различать, что хорошо, что плохо, краски Света от красок Тьмы. Она каждый день с нетерпением ждала рассвета, восхода солнца. Ее завораживал вечерний закат. Она следила за лунным циклом, ее восхищал молодой месяц первого дня, тревожилась перед наступлением полнолуния. Она следила за ночным циклом звезд, созвездий, их восходом, заходом. Она прислушивалась к журчанию реки в глубоком ущелье, вою ветра, подрожала голосам птиц, животных. Ее увлекало то, мимо которого равнодушно проходили ее сверстницы, к чему они были подчеркнуто холодны. Она чувствовала, что она особенная, стеснялась своей непохожести на остальных. Когда девочки, не понимая ее, за ее спиной начинали многозначительно шушукаться, у нее на глаза наворачивались слезы. Она с обидой отдалялась от них, уединялась с одиноким ясенем, растущим у речки. Она пряталась под его густым зеленым одеянием и безутешно плакала. Она догадывалась, что она родилась с исключительными способностями, глубоко понимающей природу мира, природу вещей, суть человеческого бытия.

Отец за семейными проблемами не смог уделить должного внимания воспитанию дочери. Он не успел оглядеться, как она выросла, стала невестой. Только тогда, когда сельские парни стали за ней ухаживать, а родители в его присутствии хвалить своих сыновей, он понял, скоро его ненаглядная пташка вылетит из родительского гнезда. И он останется один.

Любила ли Зайнаб кого- либо из сельских ребят? Да, любила Муслима, сына тетушки Сельминаз. Она любила его неземной любовью. Муслим — первый красавец и джигит в селении. По своим моральным, этическим качествам, физическим способностям, ловкости и смелости в этом округе не было ему равных джигитов.

Зайнаб любила так, что, казалось, под воздействием ее любви на небе звезды загорали и гасли ярче; ветер в горах свистел мелодичнее; Рубас-чай под селом журчал веселее; цветы на лугу распускали свои бутоны по-особому.

Взрослых сельчан она покоряла своим воспитанием и почтением к старшим, девчонок и ребят пленяла своей искренностью, беспредельной преданностью.

В горах Табасарана знатоки девичьей красоты любили повторять, что на свете нет девушки краше Зайнаб, на свете нет девушки милее Зайнаб! В те годы в Табасаране о чувствах, любви не принято было открыто говорить. Эту сердечную тайну влюбленные хранили за семью печатями. В Зайнаб тайно были влюблены все джигиты округа. Не всякий джигит решался открывать ей свою тайну, тем более, прилюдно воспевать ее красоту. Такую вольность себе могли позволить только известные ашуги и сочинители песен. Муслим впервые песню, посвященную Зайнаб и воспевающую ее красоту, услышал из уст молодого ашуга в соседнем селении, на празднике «Эвелцан».

Когда молодой ашуг в сопровождении струнного инструмента тар спел песню о Зайнаб, все кругом замерло. Молодые люди приглушили дыхание, горы ниже склонили свои седые головы, белогривые облака задумчиво приостановились на склоне неба, ветер стих, речка перестала журчать. Под эмоциональным воздействием этой песни многие девушки не сдерживали слез, у джигитов окаменели лица. Эта песня в сердце Муслима окликнулась так, что у него от произведенного шока глаза наполнились слезами, дыхание приостановилось. Это была его песня. Ему показалось, что красоту Зайнаб воспевает не молодой ашуг, а он сам. Музыка и слова этой песни зародились в его сердце давно, когда он в первом классе вместе с Зайнаб сел за одной партой. Он сокрушался, где же из его уст молодой ашуг мог услышать эту песню? Он, кроме ясеня, одиноко растущего на берегу реки, свой секрет никому не открывал!

Муслим был поражен ни тем, что ашуг впервые публично исполняет песню его сочинения, а самим драматизмом исполнения, музыкой, вибрирующей в каждом уголке, каждой клетке его души, музыкой неземной, всепоглощающей, душераздирающей, вызывающей в горле спазмы.

С этого дня в жизни и любви Муслима открылась новая страница. А ашуги приняли за правило на всех посиделках молодежи, на свадьбах, праздниках свою концертную программу начинать с этой песни. С годами в каждом населенном пункте, в зависимости от таланта исполнителя, менялись слова песни, сами исполнители, музыканты, но напев оставался тот же самый. Песня, посвященная Зайнаб, стала своего рода гимном любви. Все влюбленные с этой песней на устах ночью ложились спать, с этой песней встречали рассвет. Эта песня на устах влюбленных звучала так искренне, они ее исполняли с такой неподдельной красотой, с таким трепетом в душе, порой казалось, что без нее померкнет дневной свет, реки остановят свое течение, звезды погаснут на небесах, а Млечный путь поменяет свою траекторию. Это песня придавала силы отцам, матерям, женам, чьи сыновья, мужья срожались на войне с кровавым врагом — всем тем, кого не минуло пламя войны. Эта песня стала набатом, залогом стойкости, мужества, любви и самоотречения.

Казалось, под впечатлением этой песни горы расправили свои плечи шире, реки стали чище и быстрее, пустыни покрылись буйной зеленью, отжившие свой век старики и старухи потянулись к жизни.

Первоначально Муслим ревновал, злился на исполнителей песни, посвященной им своей любимой. Но когда осознал всю глубину, драматизм песни, понял, он стал обладателем какой неземной красоты. Он понял, что в сердцах влюбленных только самое нежное, прекрасное создание, только самый чистый человек может зажечь такое пламя любви, только такое создание в их глазах может подняться на такую значимую высоту, стать кумиром! Только потом, с годами, он стал осознавать, почему на устах всех влюбленных имя Зайнаб звучит как молитва, как любовь, как зов небес; почему все влюбленные к этому созданию Бога и природы относятся так трепетно; почему ее чтят так свято! Только потом он уразумел, почему на нее, как на посланницу небес, как на божий лик молится вся молодежь, почему о ней по всему округу пошла такая молва!

***

В захолустье Табасарана, в старинной отцовской сакле, проживал слепой ашуг Рустам. Вместе с ним жила единственная дочь Зайнаб и семеро сыновей. Ашуг Рустам, его дочка Зайнаб были известны во всем округе как предсказатели судьбы, как величайшие сказители, как великолепные исполнители народных песен, как виртуозные музыканты-чунгуристы. О необычайной красоте Зайнаб, неповторимом голосе, о ее исключительных музыкальных способностях ходили легенды.

Дети рано потеряли мать, все трудности кормления, воспитания семьи легли на плечи слепого ашуга Рустама и его дочери Зайнаб.

Шахрузат, жена Рустама, была первой красавицей в селении. Шахрузат до замужества слыла взбалмошной, своенравной, очень дерзкой девушкой. Отец с матерью в ней души не чаяли. Они ей прощали все вольности, капризы. Ей завидовали все женщины, девушки села. Многие женщины побаивались ее за крутой характер, острый ум, неповторимую красоту. А некоторые ее в душе ненавидели.

К Шахрузат сватались самые богатые люди округа. Одних она презрительно осмеивала, другим в грубой форме отказывала, третьих не впускала даже в свой двор. Когда она изъявила желание выйти замуж за слепого музыканты, все потенциальные женихи были поражены ее решением. Они затаили на нее и на ее мужа обиду.

Шахрузат обожала своего мужа. Первым ребенком родила ему дочку и через каждые два года рожала по сыну. Даже тогда, когда Шахрузат родила восьмого ребенка, она не потеряла былую красоту. Многие мужчины до сих пор сохли по ней. Казалось, о ней страсти давно улеглись, время исцелило сердечные раны отвергнутых женихов, старое обросло мохом. Тем не менее, в один из ранних дней на рассвете у родника ее нашли задушенной. Кто совершил это страшное преступление, осталось нераскрытой тайной.

По обычаям гор Рустам похоронил жену. На пятьдесят второй день у него в сакле собрались родные и близкие. Рустам зарезал бычка, раздал милостыню, на ее могиле с приглашением сельской муллы, чтением молитвы установил надмогильную плиту.

Семья Рустама с потерей хозяйки, матери полностью осиротела. Рустама горе раздавило так, что ему больше не хотелось жить. Он заболел, слег в постель. Все заботы о больном и разбитом горем отце, семье легли на хрупкие плечи Зайнаб. Зайнаб перед трудностями не поникла головой, бессильно не опустила руки. Она своим характером, настырностью пошла в мать. Она бразды правления семьи взяла в свои руки, иначе в суровых условиях войны, голода отец, младшие братья бы не выжили. Зайнаб долго выхаживала отца, кормила с ложки. Ее труды, бессонные ночи, проведенные над ним, не прошли даром. Отец выздоровел, она подняла его на ноги.

Дочь преподнесла отцу суровый урок стойкости перед трудностями жизни. Он понял, только ежедневная борьба за жизнь сохранит его, а он свою семью от нищеты и разорения. И по настоянию дочери они взялись за свое ремесло.

Они стали бродячей музыкальной труппой. Они ходили из селения в селение, по вечерам у кунаков, приютивших их, в сельском клубе устраивали импровизированные музыкальные представления. Их известность, авторитет в округе изо дня в день становился выше и выше. В округе почти не было поющих и играющих на музыкальных инструментах людей. Поэтому в любом селении появление бродячей музыкальной труппы становилось большим событием. Их принимали как желанных гостей. За предоставленную музыкальную программу их кто одаривал деньгами, кто меркой муки, кто куском вяленого мяса. А правление колхоза по знаменательным и праздничным дням страны из склада выписывало полмешка, мешок зерна.

Слепому ашугу с дочерью больше всего нравилось собирать слушателей у себя в сакле. Сельчане тоже зимние вечера любили коротать у очага ашуга Рустама. Там душераздирающие песни Зайнаб, виртуозная игра слепого музыканта на чунгуре воспринимались по-особому. В эти суровые годы войны чунгур слепого ашуга, песни Зайнаб растапливали застывшие сердца сельчан, музыка объединяла, придавала им силы бороться и трудиться.

Чунгур в руках слепого музыканта, животрепещущие песни Зайнаб в сердцах сельчан творили чудеса.

«Я хочу быть Солнцем, чтобы согревать тебя в стужу», — пел чунгур.

«А я хочу быть Луной, открывающей тебе просторы ночи», — вторила ему Зайнаб.

«Я хочу быть Млечным путем, прокладывающим тебе дорогу к суженому», — звенел чунгур.

«А я хочу быть живительной каплей воды, утоляющей твою жажду в степи», — упоительным голосом пела Зайнаб.

«Я хочу быть ветром, отгоняющим от тебя грозовые тучи», — раздирал душу чунгур.

«А я хочу быть слезой, умирающей на твоих щеках», — с придыханием вторила Зайнаб.

«Я хочу быть алой розой, распускающейся на твоих губах», — упоительно звенел чунгур.

В своих песнях слепой ашуг и его дочка клеймили позором тайных врагов, распространяющих слухи о скором разгроме Красной Армии войсками Гитлера, сеющих раздор, панику среди темной части населения. Они бичевали дезертиров, уклонистов, бандитов, которые темными ночами как оборотни бродили по глухим лесам, прятались в пещерах, грабили колхозные амбары с хлебом, нападали и убивали активистов села, вели антисоветскую пропаганду.

Мужчины в саклю слепого ашуга приходили ни сколько слушать его виртуозную игру на чунгуре, сколько слушать чарующие песни его дочери, любоваться ее неземной красотой. Саклю слепого музыканта облюбовали и многие женщины, девушки села. Только они приходили ни сколько слушать песни Зайнаб, а столько ревниво следить за очарованными Зайнаб их мужьями, сужеными. Они боялись, как бы эта искусительница не совратила их мужчин! Соперницы не могла не признать красоту Зайнаб, ее чарующий голос, ее явное превосходство над ними. За это они Зайнаб боялись и ненавидели. Все соперницы Зайнаб в один голос говорили, что она своей дьявольской красотой не только похожа на мать, но и во многом ее превзошла. Они характером, невозмутимостью, непокорностью пошла в мать. Они в ней видели ту же гордячку и задиру.