Ирина Мельникова - Закат цвета фламинго

– Жарки? – прошептала Татьяна и коснулась пальцами нежных лепестков.

– Вы бывали в Сибири? – Анатолий вновь уселся рядом, удерживая вазу на коленях. Несколько лепестков упало на белую простыню. А на Таниных пальцах осталась рыжая, как огонь, пыльца.

– Нет, не бывала, – ответила она и подняла на него взгляд: – Откуда эта красота? Неужто и вправду из Сибири?

– Откуда ж еще? – с довольным видом улыбнулся ее новый знакомый. – Я как узнал, что вы очнулись, сразу звякнул своему приятелю-вертолетчику. Полетели с ним в горы. Там жарки только-только распустились, а у нас в тайге уже отцвели. Конечно, они в Красную книгу занесены, но по такому случаю…

Он смущенно пожал плечами.

– По какому случаю? – быстро спросила Татьяна. – Объясните, наконец, откуда вы взялись? С вашими книгами, цветами, археологией? Даже если я ударилась головой, это не повод морочить меня.

– Это не вы ударились головой, – серьезно ответил Анатолий и сделал попытку пристроить вазу в ее ногах. Попытка закончилась неудачей. Оранжевые лепестки засыпали простыню, одеяло и джинсы археолога. Тогда он поставил вазу на пол.

– Это я ударился головой, – сказал он с мрачным видом и непроизвольно коснулся розового шрама на лбу. – Свалился в буерак, когда увидел, как ваша машина летит под откос. Вы мастерски вписались в березу. Впрочем, она спасла вам жизнь. Иначе падать бы вам еще метров пятьдесят.

– Вон оно что! Вы – мой спаситель… – прошептала Татьяна, устало закрывая глаза. – Я видела Хыс Хылых… Никто не верит мне…

– Надо же! – В голосе Анатолия ей послышалось восхищение. – Вы знаете, что такое Хыс Хылых?

Татьяна открыла глаза. Не дождешься! Так она и расскажет первому встречному о своих более чем странных видениях.

– Так, слышала кое-что, – произнесла она неопределенно, с явным желанием прекратить неприятные ей расспросы.

– Жаль, – археолог поерзал на стуле, – а я-то подумал, вдруг вы интересуетесь нашей Хакасией?

– Хакасией? – из вежливости переспросила она. – Где это? На юге? В России?

Она уже устала и хотела остаться одна, чтобы обдумать те печальные известия, от которых ее поспешили оградить лекарствами.

– Вот так всегда! – улыбнулся Анатолий. – Конечно, на юге, только Сибири! В самом сердце Азии. Совсем крохотная республика! По нашим сибирским меркам, конечно!

– Да? – Татьяна приподняла брови, давая понять, что этот факт ее очень занимает. – И там водятся Хыс Хылых, то есть фламинго?

– Водились, – вздохнул Анатолий. – Раньше, говорят, их встречали на озерах. Сейчас – не видно. Но это не моя епархия. Хакасия – рай для археологов. Я в тамошних курганах копаюсь уже лет десять. Знаете… – он замолчал на полуслове.

В этот момент Татьяна слегка приподняла голову и завела пальцами волосы за уши. Темные зрачки неожиданного посетителя сузились.

– Что это у вас? – спросил он тихо и протянул руку.

– Что именно? – с надменным видом поинтересовалась она, понимая, что речь идет об ее серьгах.

– Откуда у вас эти серьги? – быстро произнес он и склонился ниже, прямо к ее лицу.

– Я уже второй раз за последнее время слышу этот вопрос, – ворчливо произнесла Татьяна и, секунду поколебавшись, вынула серьги из ушей. – Смотрите. Мне не жалко!

– Где-то у меня была лупа? – засуетился археолог.

Перед глазами опять мелькнула тугая косичка, спина, обтянутая белым халатом. С довольным видом Анатолий водрузил на колени черную кожаную сумку и с вдохновением принялся рыться в ней. Наконец в его руках возникла большая лупа. Такие Татьяна видела в руках реставраторов и киношных сыщиков.

– Посмотрим, посмотрим, – бормотал он, то приближая к глазам серьги, то отводя их на расстояние вытянутой руки. Затем навел на них лупу и стал вертеть их так и этак. Татьяна внутренне напряглась, как бы не сломались хрупкие подвески. Но что-то заставило ее промолчать, и она еще минут десять терпеливо ждала, когда Анатолий насладится осмотром. Надо признать, он делал это довольно бережно. Наконец он с торжеством уставился на нее.

– Говорите, ничего не знаете о Хакасии? А ведь серьги оттуда! И вообще, – он прошелся по ней взглядом, – я поделикатничал, не спросил сразу… У вас явно азиатские черты лица. Не монгольские, нет, скорее тюркские. Вернее всего, в вас течет хакасская кровь. Но почему вы это скрываете? Чего стыдитесь?

– Я ничего не скрываю! – рассердилась Татьяна. – Никто не знает, отчего у потомков князей Бекешевых азиатские черты лица. Тетушка, которая передала мне эти серьги и вот этот перстень, – она ткнула в него пальцем, – перед смертью что-то говорила про Енисей, Саяны. Я смутно помню, потому что, когда у тебя на руках умирает человек, думаешь о другом… Тем более ее слова были бессвязны, отрывочны…

– Вспомните, а? – Анатолий уставился на нее умоляющим взглядом. – Это и впрямь важно!

– Попробую, – Татьяна приложила пальцы к вискам, закрыла глаза. И тотчас открыла их.

– Я вспомнила! Она говорила о Чаадарском княжестве… Да, да, она так и сказала: «Поезжай в Чаадар, Айдына!»

– Чаадар? – Анатолий так и подскочил на стуле. – Откуда ваша тетушка знала о Чаадарском улусе? О нем почти ничего неизвестно! Многие ученые склоняются к тому, что он вообще из области мифов. И имя? Чье это имя? Почему она назвала вас Айдыной?

– Понятия не имею, – развела руками Татьяна. – Она что-то еще говорила… Кажется, что в нас, возможно, – подчеркнула она интонацией, – течет кровь старинного кыргызского рода. Скорее всего у князя Мирона Бекешева, нашего далекого предка, была или жена, или возлюбленная кыргызка.

– Мирон Бекешев? – потрясенно посмотрел на нее Анатолий. – Приказчик Абасугского острога, а потом и воевода Краснокаменской крепости? А я, историк называется, – он стукнул себя кулаком по лбу, – никак не связывал вашу фамилию с ним. Тогда все понятно!

– Ничего не понятно! – рассердилась Татьяна. – Об этом нигде, ни в каких документах не упоминается, а тетя Ася умела искать в архивах. Женой у него была графиня Синицкая, полька по происхождению. Ее портрет до сих пор у нас в семье хранится.

– В Краснокаменском музее я видел портрет неизвестного с сыном, – сказал Анатолий. – У мальчика явно азиатские черты лица. Может, это портрет князя Бекешева?

Татьяна пожала плечами.

– Тетя Ася рассказывала, что в нашей семье долго хранилась книга. Кажется, «История завоевания Сибири». Ее написал какой-то немец в конце восемнадцатого века. В ней был портрет князя. Крохотная гравюра. Но книга погибла во время войны. Так что мне не с чем сравнить…

– Тетя Ася? – переспросил Анатолий. – Так звали вашу тетушку?

– Да! Анастасия Евгеньевна Тамбасова, в девичестве Бекешева.

– Анастасия Евгеньевна? – Анатолий вскочил со стула. – Вы не представляете… – Он покрутил головой, словно собираясь с мыслями. – Я хотел с ней встретиться. У меня есть письмо… Она мне написала… – Он принялся рыться в портфеле, затем с досадой отбросил его. – В гостинице оставил, хотя это неважно. Я вырвался в Питер, но поздно. Анастасия Евгеньевна уже умерла. Я гостил на даче у своего научного руководителя, профессора Ларионова… – Он снова покачал головой. – Странно это все, очень странно! Наша встреча, фламинго, что вам привиделся… – Он подал Татьяне серьги. – Вы видели на них письмена? Это древние руны. Знаете, что там написано?

Татьяна улыбнулась:

– Увы!

– Если дословно, то: «Добром укроти зло» или «Оседлай зло!» Что-то вроде этого! – Анатолий улыбнулся. – Видите, насколько мудры были наши предки даже в те времена, когда война была способом существования большинства народов!

Он снова внимательно вгляделся в серьги и вернул их Татьяне.

– Это настоящее откровение для меня! Серьги с фигуркой богини Имай! Очень сильный женский оберег! Двенадцатый или одиннадцатый век. В то время кыргызы были великим и могучим народом. Пока не пришел Чингисхан. Берегите их! Это ваша единственная связь с той эпохой!

Он помолчал мгновение.

– Очевидно, вы не все мне рассказали, но это неважно. Поезжайте в Чаадар, Татьяна!..

– Но как… – начала она.

Тут с шумом открылась дверь, и на пороге возник Виктор. Он вытирал мокрый от пота лоб большим носовым платком. Сам он был тоже большим, толстым, с красным распаренным лицом.

– Ну, как тут моя невеста? – Он по-хозяйски вошел в палату.

Следом ввалился телохранитель с огромной корзиной цветов. Татьяна всегда удивлялась, как Виктор, владелец модной художественной галереи, знаток и ценитель живописи, умудряется находить столь нелепые и безвкусные букеты. Сегодняшний был не лучше и своей аляповатостью поражал воображение. Вершиной пошлости в этой чудовищной композиции являлась зеленая пластмассовая русалка, чья голова с огромными пунцовыми губами торчала из цветов и бессмысленно пялилась на мир выпученными по-лягушечьи глазами. Все это великолепие Татьяна отметила мгновенно. Кроме того, ей не понравилось, что Виктор, словно ненароком, оттеснил плечом археолога. Тот, правда, лишь отступил в сторону и с очевидным любопытством наблюдал за происходящим.

– Я – не твоя невеста! – процедила сквозь зубы Татьяна. – Не бросайся словами. Ты ведь прекрасно знаешь, что никогда не женишься на калеке!

Виктор застыл на полпути к кровати. Глаза его сузились, губы превратились в тонкую полоску, но произнес он почти добродушно:

– О! Юнга мой взбунтовался?

– Брось свои глупые шутки! – почти прошипела она, сожалея, что не может дотянуться до толстого фолианта, который по-прежнему валялся у нее в ногах.

Вот бы запустить им в голову этому самовлюбленному недоумку! Но, видно, мысли ее были не столь сильны, чтобы передвигать тяжелые предметы по воздуху. Фолиант остался лежать на прежнем месте, а она решительно произнесла:

– Забирай свою клумбу и – пошел вон! Больше никаких совместных дел и проектов!

– Постой! – прищурился Виктор. – Как это никаких дел? А кто деньги будет отрабатывать, что я потратил? Тарас Бульба? Прости, у тебя контракт не завтра истекает. Четыре года еще корячиться. И мне плевать, что твои ноги не ходят! Голова и руки работают? И то ладно! Меньше по тусовкам бегать будешь! – Он радостно потер ладони. – Ишь, не по нутру ей, что невестой назвал? Да на кой ляд…

Виктор не договорил, потому что Анатолий схватил его за галстук и молниеносно намотал полосатый язык на кулак.

– Ты-ы-ы! – Голос его дрожал от гнева. – Тварь жирная! Ты и мизинца этой девушки не стоишь! Извинись, погань, немедленно!

– Отпусти! – заверещал ее бывший воздыхатель. – Кто такой? Да я тебя… Мишка-а-а!

Телохранитель, отбросив корзину с цветами, рванулся на помощь хозяину, но археолог отшвырнул его свободной рукой и усмехнулся:

– Лучше не лезь! Я каждый день кайлом работаю. Звездану в лоб, мало не покажется!

Двери вновь распахнулись. В проеме толкались, стремясь обойти друг друга, взволнованный отец, испуганная мать… За ними маячил доктор. Глаза его метали молнии. Он что-то гневно и громко говорил, но все же не смог перекрыть вопли Виктора. Тогда Татьяна подняла руку.

– Папа, – сказала она, – я еду в Чаадар! Не держи меня! – и закрыла глаза, чтобы отключиться от шума и гама, царившего вокруг.

Голос ее удивлял: он звучал то низко, почти по-мужски, то взвивался флейтой. В нем слышалось дыхание степного простора с гонимыми ветром волнами ковыля, табунами диких лошадей, застывшими в небе башнями облаков; песня лилась, казалось, из самой груди Айдыны. Переливчатая мелодия вилась то как дым над костром степняка, то вдруг вспархивала и жаворонком звенела в поднебесье. Песня Айдыны завораживала так же, как завораживает говор горного ручья, бегущего среди замшелых камней…

Мирон распахнул окно. Весенние запахи проникли в избу, вымывая зимние – табака, пота, дровяного чада. Он почти по пояс высунулся наружу. Ослепительно-голубое небо глянуло на него с высоты, посаженая по осени береза ткнулась в лицо клейкими листочками… Худо-бедно, но пережили зиму! Едва-едва хватило хлебных запасов, всю полову вымели. Благо башлыкы выручили, привезли толокна да мяса вяленого и соленого, не дали погибнуть острожным насельникам от голода. От цынги хвойные настои спасали. Хоть и горькие они, пить невмоготу, но на что не пойдешь, если жить хочется.

Айдына и Олена внизу развешивали на веревах постиранные рубахи, порты. Ожила девчонка, окрепла, повеселела. Вон, даже песни распевает. И Адай возле нее крутится, точно пришили пса суровой ниткой к хозяйкиным шароварам. Мирон с каким-то болезненным любопытством наблюдал за Айдыной. То ли весна действовала, то ли еще что, но он почти все время думал о ней. Непонятные были мысли, тревожные… Чаще и чаще он ловил себя на желании коснуться ее руки, дотронуться до нежной щеки, а долгими ночами, лежа на жесткой лежанке, мечтал, что она вдруг подойдет, откинет одеяло…

Все внутри сжималось в сладком предчувствии, по лицу катился холодный пот… Совсем близко Айдына, только протяни руку… Но что-то удерживало его, и днем он старался подолгу не смотреть в ее сторону. Так, бросит мимолетный взгляд, и все! Больше – ни-ни!