«Неужели не пришел? – волновалась Лизавета. – Или он у служебного?»

Как затащить Танненштока к служебному входу, она понятия не имела.

Решив, что затея провалилась, Лиза поскучнела и перестала хохотать. Кавалер, разумеется, сразу забеспокоился, приняв ее перепад в настроении на свой счет. Он даже руку с талии убрал, предположив, что приличную девушку смутила скорость их сближения.

А Лизавета шевелила бровями и стимулировала извилины в попытках получить от ситуации максимум пользы. Раз Слава лишен возможности поревновать на месте, надо явиться домой в таком виде, чтобы сразу стало ясно: адюльтер состоялся!

«Одежду, что ли, порвать? – размышляла Лизавета. – Или без трусов прийти? Ага! И заорать с порога, мол, караул, трусы у любовника забыла!»

– Лизхен, ты обворожительна, – гудел тем временем Танненшток.

Она принялась мучительно вспоминать, как его зовут. Все настолько привыкли величать его шефом, боссом и по фамилии, что имя испарилось из памяти. Не спрашивать же, в самом деле! Здорово было бы, отработав столько времени в гостинице, вдруг признаться в том, что не в курсе, как зовут директора, который ведет тебя ужинать и танцевать.

– Лизхен, – промурлыкала Лиза, бросив прощальный взгляд в темноту. Муж так и не выскочил из засады и не устроил ни дуэль, ни мордобой. – Красиво. Меня так еще никто не называл.

– А я буду, – приободрился Танненшток, галантно подтолкнув спутницу в салон и захлопнув двери автомобиля.

Он рысью прогарцевал вокруг, чтобы пристроиться с противоположной стороны. Такси должно было отвезти их в ближайший ресторан. Ужинать в гостинице он не отважился, хотя мог бы здорово сэкономить.

– А как тебя дома называют? – неожиданно нашла решение задачи Лиза.

– Дани, – смущенно заалел Танненшток.

«Точно, его же зовут Даниэль!» – обрадовалась Лизавета, едва не хлопнув себя по лбу. Но это было бы неромантично.

– Ты тоже можешь звать меня так, – добавил он, призывно блеснув очками.

Глава 12

– Ах ты, морда! Ах ты, поганец! – бормотал Слава, репетируя гневную речь.

Он хотел, чтобы все получилось если не красиво, то хотя бы достойно. Ведь не мог же он выглядеть дураком в данной ситуации. Хотя куда уж глупее. Рогатый муж, счастливый соперник и пойманная с поличным жена. Фу! Мещанская мелодрама какая-то. Он вдруг задумался, а надо ли вообще выскакивать? Рогатым быть стыдно, тем более публично. А тут люди ходят. И неизвестно, насколько у них серьезно. Вдруг Лизка не испугается, а, наоборот, оставит его не только с рогами, но и с носом? Или мордатый этот окажется каким-нибудь самбистом, врежет или руку сломает. А как потом картины писать? Чем? Рогами, что ли? Вопросов было больше, чем ответов. Одно дело разбираться с Лизаветой дома, а другое – тут. Все же он – персона публичная, пусть и не очень широко, но известная. Может, ну его? А если устроить драку, возникнет скандал. Хоть какой-то пиар! В наше время пока прилюдно не опозоришься, никто про тебя не вспомнит. Именно так не только продолжают, но и начинают карьеру.

Слава даже заулыбался, представив скандальные заголовки: «Известный художник вызвал на дуэль заморского олигарха», «Скандал в семье популярного живописца», «Надежда российской живописи под угрозой»… Ну, это в том случае, если соперник устроит ему сотрясение мозга. Согласиться на сотрясение или поберечь здоровье?

Пока Вячеслав мучился, раздираемый противоречиями, такси, газанув на прощание, увезло его вероломную супругу в предновогоднюю темноту.

– Э-э-э-э-э! – заорал несостоявшийся пиарщик, выскочив из-за сугроба.

Но, как говорится, дорога ложка к обеду. Конечно, для пиара можно было просто разбить какое-нибудь ближайшее стекло, но, во-первых, придется платить, а во-вторых, дуэль – это одно, а мелкое хулиганство – совсем другое. Не тот уровень.

Желчно сплюнув вслед укатившему автомобилю, Слава побрел домой, играя желваками и злобно бормоча.

Даже мечты о Данае отошли на второй план. Он чувствовал себя как наивный деревенский мужик, которого облапошили на городском рынке. Обида и беспомощность переполняли будущего знаменитого живописца. Нет, но какова подлая женская сущность! Какое гнусное предательство! Талантливый, перспективный, красивый, а она…

Притормозив у темного внедорожника, Вячеслав внимательно посмотрел в тонированное стекло. Оно сначала равнодушно отразило встрепанного, озадаченного блондина с правильными чертами лица и потерянным взглядом, а затем медленно опустилось. Оторопевший Слава смущенно застыл, наткнувшись на доброжелательный взгляд дамы в возрасте. Она с материнским сочувствием посмотрела на него и подмигнула:

– Что? Проблемы с девушкой?

– С женой, – мрачно изрек Слава. Ему вдруг остро захотелось, чтобы его кто-нибудь пожалел. Наглость какая! На глазах собственного мужа!

– Надо же. А у меня с мужем, – усмехнулась дама. – Какое нелепое совпадение. Давайте зальем наше горе где-нибудь? А то я сейчас просто физически не могу находиться одна. Кстати, меня зовут Ксения.

Слава тупо взглянул на молодого мужика, сидевшего за рулем.

– Это водитель, – объяснила она.

– А! – коротко и озадаченно вякнул Вячеслав. – Только это, наверное, неудобно. Я сейчас плохой собеседник.

– Удобно, – заявила новая знакомая. – Общая беда очень сближает. Тем более плачу я.

– Тогда тем более неудобно, – неожиданно решил быть щепетильным Слава.

Ксения благосклонно кивнула и улыбнулась:

– Очень удобно. Тем более что вы делаете мне одолжение. Ведь вы же не бросите даму в таком состоянии?

Слава подумал, что у него состояние гораздо хуже. Во всяком случае, по внутренним ощущениям. А вскоре включился механизм борьбы за справедливость. Унижение, нанесенное ему Лизаветой, следовало немедленно уравновесить. Ксения наверняка тоже не прочь заняться уравновешиванием, так почему бы нет? Это лучше, чем возвращаться в пустую квартиру и ждать там Лизу. И хорошо еще, если она вернется не со своим бойфрендом. Некстати вспомнилось, что и квартира-то ее! Какая изворотливость, однако! Сколько лет они живут вместе, а жена так и не оформила на него ничего! Изумительно. Браво.

Желчно улыбнувшись своим мыслям, Слава ожесточенно кивнул, чуть не сломав шею.

– Благодарю вас, – с облегчением произнесла Ксения.

И Слава, плохо соображая, что к чему, ослепленный злостью, устроился на заднем сиденье внедорожника.

– Вы знаете, у меня тут муж с любовницей развлекается. Прямо в этом отеле, – доверительно сообщила она, величественно повернув голову.

– Какой у вас изумительный профиль! – искренне воскликнул Слава. Это была не лесть и не банальный комплимент. Он даже представил ее на холсте, и пусть волосы будут небрежно покрыты тонкой тканью, ветер, легкие мазки… – Я бы хотел вас нарисовать!

– Вы художник? – Ксения повернулась всем корпусом и смотрела с любопытством и уважением. – Меня никогда не предлагали нарисовать!

– Странно, – серьезно проговорил Слава, додумывая детали фона. Это должно быть нечто агрессивное, созвучное ее резким, породистым чертам.

– А давайте отметим наше знакомство прямо здесь? Насколько я помню, кухня тут очень приличная, да и вино неплохое. Это будет мой аванс за портрет. Согласны?

– Да. – Слава неловко выбрался из машины, вспомнив, что даме положено подавать руку. Но Ксения уже сама легко выпорхнула на тротуар.


– Нет, ты мне объясни, чего это? – повторяла Рита, дергая себя за ухо и требовательно тыча Валерию в бок. – Что все это значит?

Горецкая тоже удивлялась. Вместо того чтобы устраивать сцены Лизавете или просто молча следить за ней, вольный художник сначала скакал в снегу, как мартовский заяц, потом забрался в чужой автомобиль, который ему, впрочем, гостеприимно открыли. А вскоре выпал из него вместе с какой-то теткой и двинулся в отель.

– Фантасмагория, – признала свое поражение Лера. – У меня никаких мыслей на сей счет. Слушай, давай завтра у Лизки спросим, потому что я уже опаздываю. У меня своя личная жизнь налаживается. Не до чужой сейчас. Не побили нашу Бабаеву, и ладно.

– А у меня ребенок болеет. Только я же лопну от любопытства до утра. Какие хоть версии?

– Никаких. – Лера тронулась с места, аккуратно выворачивая на заснеженный проспект. – Но я тоже заинтригована.


– Ты почему не пьешь? – Танненшток ободряюще улыбался, с аппетитом уплетая отбивную.

Лизавета, планировавшая оставить его ни с чем, скромно заказала салатик, наврав, будто сидит на диете. Пить вино она опасалась, поскольку в пьяном виде, во-первых, становилась буйной, а во-вторых, стеснялась, так как цену за бокал видела. Все же в душе она была девушкой честной и не хотела тратить директорские деньги.

– Воспитание не позволяет, – брякнула она первое, что пришло в голову.

Даниэль одурело поднял белесые брови и заморгал. Он вдруг трусливо представил многочисленных суровых родственников Лизетты, воспитавших девушку в строгих пуританских традициях. Вдруг они припрутся к нему требовать сатисфакции и шантажировать вплоть до женитьбы?

– Да шучу я, – произнесла Лизавета при виде моральных терзаний кавалера. Тот страдальчески морщил лоб в блестящую гармошку и нервно мял салфетку, кося левым глазом куда-то в пол. – Шучу!

И она одним махом опрокинула в себя бокал с вином, подумав, что после свидания от нее должно пахнуть спиртным. И хорошо бы получить следы поцелуев, как пишут в романе. А как их по трезвости-то получишь?

Ужин прошел в теплой, почти семейной обстановке. Танненшток с упоением расписывал перспективы Лизеттиного роста по службе, если они правильно поймут друг друга и сработаются. Она послушно кивала. И докивалась до того, что ее укачало и даже слегка затошнило.

– Мы взрослые люди и понимаем друг друга, – вещал шеф, с умилением поедая сливки из высокой вазочки. – Тебе одиноко, мне одиноко. К чему тратить время на лишние движения, если все ясно? Я не умею ухаживать, и мне некогда это делать. Но я могу дать тебе хорошую должность при первой же возможности и делать подарки. Ты хочешь получать подарки?

– А то! – залихватски воскликнула Лизетта, с испугом осознавая, что задуманная черта опьянения уже давно ею пересечена. Море ей по колено. Мозг против воли отталкивал мысли о Славе, в ажиотаже перерабатывая фантастические детали карьерного роста и дорогих подарков. Кстати, Слава ей никогда ничего приятного не дарил. Только картины.

– А что ты мне подаришь? – требовательно надула губки Лизавета, игриво ткнув начальство пальцем в пузо.

– Колечко, – дежурно отреагировал Танненшток. – Но потом. Сразу, но после. Да?

– Ты взорвал мой мозг, – захихикала Лиза. – Я согласна.

Шеф вообще стал казаться довольно милым. Не жадный, честный, перспективный. А почему бы и нет, собственно? Что мешает совместить его со Славой? От обоих не убудет!

И Лиза щедро плеснула себе еще вина, поскольку нерасторопный кавалер налегал на свой десерт, совершенно не планируя спаивать спутницу. А ей необходимы оправдания. Ужас, споил, вероломный… Иначе как смотреть в глаза собственному отражению в зеркале?


Лешка носился по дому с голой попой и босиком. Сопли, щедро размазанные по счастливой физиономии, частично засохли. Как любая мать, понимающая, что простуду ребенку лучше пережидать в кровати под теплым одеялом, а не топча босыми пятками холодный пол, Маргарита сначала оцепенела, а потом впала в буйство.

– Андрей! – взревела она паровозным гудком, торопливо стягивая сапоги. – Леша, быстро в кровать!

– Я не могу, – посерьезнел сын. – Я туда написал. Случайно. А еще сок пролил. Тоже случайно. Подушку я уже постирал.

– Господи! – ужаснулась Рита, бросившись в ванную комнату. Вышеупомянутая подушка лежала под краном. И была постирана. Вернее, намочена.

– Сейчас одеяло станем стирать, – сообщил Лешка, пребывавший в восторженном ажиотаже от собственной хозяйственности.

– С папой? – яростным шепотом поинтересовалась обозленная мать, хватая чадо в охапку и волоча в комнату. Попа у Лешки была ледяная. Ноги, вероятно, тоже.

– Я летюююю! – радостно взвизгнул ребенок и закашлялся.

– Теперь еще и кашель, – пробормотала Рита. – А папа где?

В квартире было странно тихо.

– Спит, – шепотом оповестило ее чадо, умильно сложив ладошки под пухлой щекой. Щека полыхала красным. То ли ребенок съел все мандарины, закупленные к Новому году, то ли температура зашкаливала. И то и другое было ужасно. Но еще ужаснее оказалась ситуация с папой.

Андрей храпел, раскинувшись на диване в позе морской звезды. Так вольготно он дрых только в состоянии сильного подпития.

– Андрей! – в бессильной злобе толкнула его Маргарита. – Ты что, сдурел?

– Кыш, – пробормотал супруг, брыкнув ногой пространство. Вероятно, хотел попасть по помехе, мешавшей спать.

– Гадина! – Рита расплакалась и потащила Лешку в кроватку.