Арина Ларина - Заклятая подруга

Сын не наврал. Его постель была мокрой, как после тропического ливня. Сок, который «пролился», судя по цвету, был апельсиновым.

– Изумительно! Просто дивно, – простонала Рита, не зная, за что хвататься.

Уборка, да и любые хозяйственные дела у нее всегда шли гораздо быстрее, когда Рита готовила обличительные речи в адрес мужа. Ярость придавала сил и питала энергией, в связи с чем хозяйка летала по квартире, как электровеник. Если представлять, что разговариваешь с обвиняемым, эмоциональный накал придает просто космическое ускорение.

Через час, устало опустившись на табурет у кухонного стола, Рита неожиданно сообразила, что в последнее время Андрей слишком часто выступает в роли обвиняемого. Этот факт следовало всесторонне обдумать, но сил на мыслительную деятельность не осталось.

«То ли я стала стервой, то ли мужика надо менять», – невесело усмехнулась она, привалившись к холодильнику. На ужин был чай. Раздражаться по поводу отсутствия продуктов не было желания. Наваливалась апатия. И от этого становилось страшнее. Лучше уж эмоции, чем полное их отсутствие.

– Вы не бойтесь, я не буду вываливать на вас интимные подробности. – Ксения устало улыбнулась Славе и легко тряхнула головой, словно откидывая все дурные мысли. Но, судя по лицу, мысли оказались слишком цепкими, чтобы просто так от них избавиться.

У новой знакомой было ухоженное лицо с правильными чертами и короткая стрижка, которая ей удивительно шла. Лишь тонкие морщинки, разбегавшиеся от глаз, когда она улыбалась, выдавали возраст. Холеные руки, подтянутая фигура, длинная шея и осанка балерины. Судя по тому, как одобрительно она разглядывала Славу, он тоже был вполне подходящим персонажем.

– Я и не боюсь. – Он пожал плечами. – Расскажите. Вам же хочется выговориться?

– А вам?

– Не знаю. – Он задумался. – Наверное, пока нет. Я не готов. Не хочу портить замечательный вечер.

– Ну, я бы не стала горячиться, называя его замечательным, – рассмеялась Ксения. – Но он таковым становится. Я тоже не хочу портить себе настроение. Хотя куда уж больше. Оно и так на нуле. Мечтаю напиться и забыть обо всем, как о страшном сне.

Слава подумал, что напиться он тоже хочет, а вот забывать – нет. Сначала надо все до конца выяснить, разобраться, хотя бы увидеть виноватую Лизаветину физиономию, наговорить ей чего-нибудь обидного, а потом уже забыть. Душа требовала сатисфакции. В том, что он поедет ночевать к новой знакомой, Слава не сомневался. Не домой же возвращаться после всего, что случилось. Кстати, было совершенно непонятно, что именно случилось. И от этого ныло под ложечкой и в мозгу скакали бешеные чертики, подкидывавшие отвратительные картины Лизаветиной измены.

Принцем Танненшток, конечно, не был, но танцевал хорошо. Это Лиза заметила даже сквозь алкогольные пары, порядком мешавшие сосредоточиться. Было так хорошо и весело, что, собственно, и сосредотачиваться не хотелось.

– Ух ты! – воскликнула она, когда кавалер проделал очередное ловкое па. Причем Лизавета была уверена, что воткнется головой в паркет, а вместо этого ее просто ловко крутанули и вернули в горизонтальное положение.

– Я ходил на бальные танцы, – гордо сообщил Даниэль и добавил: – В детстве.

– Молодец, – похвалила Лизавета, мучительно сглатывая. После танго салат в желудке основательно взболтался и норовил выплеснуться обратно. Это мешало общаться на светские темы. Она томно смотрела в сторону, лихорадочно вычисляя дамскую комнату.

Танненшток расценил начавшееся у спутницы косоглазие по-своему. Наверное, пора переходить к более активным действиям. Не станет же приличная девушка сама напрашиваться на продолжение банкета.

– Поехали в номера! – Он решил быть прямолинейным, потому что, как известно, даже самые простые фразы женщины умудряются толковать превратно, а уж намеки и вовсе могут трансформироваться в нечто противоположное задуманному.

Лизавета, выросшая на классике советского кинематографа, согнулась пополам от хохота, вспомнив великолепного Кису Воробьянинова. Танненшток насторожился и даже приготовился обидеться. Ничего смешного он не сказал. Более того, предложение было слишком серьезным и обдуманным, даже всесторонне взвешенным, и тут вдруг буйное веселье, словно он удачно выступил на фестивале сатиры и юмора с сольным номером!

– Это я о своем, – не стала вдаваться в подробности Лизавета. – Не обращай внимания. Когда я выпью, мне всегда весело.

Немец стал представлять романтический вечер с подвыпившей хохочущей девицей. А ведь у него в номере целая бутылка припасена! Кто же знал, что Лизетте нужны мини-дозы спиртного. Он с сомнением посмотрел на спутницу, взвешивая все «за» и «против». Лизетта разрумянилась, пышные волосы подпрыгивали веселым венчиком, а пухлые губы так восхитительно алели, что все сомнения быстро улетучились.

– Так мы едем? – уточнил он.

– Ха! – подпрыгнула Лизавета, покачнувшись и чуть не рухнув на мраморный пол. – Вперед, мой друг! Нас ждут великие дела!

«Ну, великие не великие, а дела!» – мысленно согласился шеф и поволок Лизу к такси.

Всю дорогу она пела русские народные песни и норовила станцевать, периодически лягая разомлевшего директора длинной ногой. Из машины они вышли, не доехав до отеля. Лизавета очумело покрутила головой и перестала веселиться.

– Куда мы приплыли? – Она настороженно уставилась на босса и даже попыталась отцепиться от его локотка.

– Прогуляемся, – произнес Танненшток и ободряюще улыбнулся.

Лиза вдруг подумала, что так мог бы улыбаться удав при виде кролика, забежавшего к нему на чай. Какая разница, что планировал кролик? Главное, какие планы были у удава!

Она неожиданно сообразила, что очень мало знает о начальнике. Зачем он ее пригласил? И тот факт, что подруги в курсе, с кем она ушла, не утешит, если шеф окажется маньяком.

– Прогуляемся, – словно прочитав ее мысли, повторил Танненшток. – Проветримся, освежимся.

Лизавета с опаской посмотрела на ближайший сугроб.

– В каком смысле освежимся? – настороженно спросила она, вообразив себя головой в сугробе.

– Ты много выпила. Тебе надо подышать воздухом, – пояснил кавалер с доброжелательной улыбкой. Так бабушка в детстве уговаривала Лизу, тряся у нее перед носом шерстяными рейтузами: на улице холодно, тебе надо тепло одеться!

– Ясно, – вякнула она и послушно зашагала рядом.

Морозный воздух проветриванию мозга весьма способствовал, поэтому на подходах к гостинице Лизавета была почти трезва и начала уже сомневаться в перспективности затеи. Но остатки алкоголя продолжали подталкивать организм к подвигам. Да и сам объект был не так уж плох. Лиза даже удивилась, как она раньше этого не замечала. Конечно, Слава красавец и мечта, но что мешает совместить два полюса? Ведь планета-то их совместила. Главное, чтобы они не пересекались.

И тут она весьма некстати вспомнила, что именно сегодня ее «полюса» чуть не пересеклись.

– Что ни делается, все к лучшему, – философски изрекла мадемуазель Бабаева, многообещающе подмигнув шефу.

Она уже представляла новое колечко и новую должность. Должность – это деньги, и тогда Славик точно обрадуется и получит больше возможностей для творчества. Может, они даже снимут мастерскую, и в квартире перестанет вонять красками и растворителем! А милые подарки от нынешнего ухажера будут держать мужа в тонусе. Ведь могут же поклонники дарить золото просто так, за красивые глаза! В жизни всякое случается. Тем более в жизни красивой девушки.

В гостиницу они решили входить по отдельности. Это добавляло приключению пикантности. Лизавета чувствовала себя героиней кинофильма. Впервые за долгое время жить стало интересно. Подпрыгивая у входа, в ожидании отведенных ей пяти минут, Лиза вдруг осознала, что жила в каком-то болоте. Пусть с любимым человеком, но в болоте, а не в полете! И еще неизвестно, что предпочтительнее. Это только в старости придет прозрение. Судьба любит расставлять все на свои места задним числом, когда уже все понимаешь и ошибки свои видишь, а сделать ничего нельзя – только развести морщинистыми старческими лапками и сокрушенно потрясти головой, мол, как же это я?

Даниэль Танненшток никогда не был романтиком. Скорее прагматиком. Он не верил в любовь, предпочитая взвешенный расчет. Не опирался на чувства, потому что они были сиюминутны, как мечты и желания. Даниэль давно понял, что человек за свои чувства не отвечает. И уж тем более странно и самонадеянно было бы рассчитывать, что когда-нибудь ты сможешь контролировать чужие эмоции. Ведь бывает, что встречаешь человека, он кажется приятным и милым, а уже через час не знаешь, куда бежать. Химические реакции в организме непредсказуемы. А любовь – тоже химическая реакция, как и страсть. Сегодня есть, а завтра – ку-ку. И лишь расчет предсказуем. Но для этого ему нужна такая же расчетливая партия.

Лизетту он считал очаровательной, но, во-первых, недалекой, а во-вторых, ненадежной и неподходящей для чего-либо серьезного. Она слишком загадочна и непостижима со своими странными улыбками и взглядами с поволокой. Но она была тем, что лежало буквально под рукой. Так почему бы не воспользоваться с обоюдной пользой? Ему приятно, ей полезно. И, вполне вероятно, ей тоже приятно! Он же не какой-нибудь трухлявый пень, а очень даже импозантный мужчина в самом расцвете сил.

В холл отеля он ворвался, воодушевленный светлой мыслью о собственном расцвете сил. Уверенной походкой двинулся к лифтам, небрежно кивнув вытянувшимся при виде начальства сотрудникам. И тут боковое зрение зацепилось за нечто совершенно нереальное. Он бы меньше удивился, если бы в холле отеля плясали зеленые человечки или кувыркался дрессированный крокодил в соломенной шляпке. Даже тролль, закапывающий в кадку горшочек с золотом, не произвел бы на Даниэля такого впечатления, как две дамы, восседавшие на диване.

– Мама, Йоханна! – радостно завопил Танненшток, бросившись к ним обниматься. – Какой сюрприз! Как вы тут оказались?

– Прилетели к тебе на праздник. – Мама сияла, нацеловывая и ощупывая его, словно хирург в травматологии, ищущий переломы. – Как ты похудел! Как осунулся! Вот что значит жить холостяком!

Йоханна молча смущалась, подставив щеку для поцелуя. Обе были в брючных костюмах, надушены и свежи, как белье после стирки.

– А как вы получили визы? Почему я ничего не знал? – радостно лепетал Даниэль, позабыв про Лизавету. Он был счастлив, как ребенок, которому под елку положили долгожданный паровоз.

– Мы хотели сделать сюрприз, – подала наконец голос Йоханна. – Это Генрих постарался.

Генрих был шеф-поваром и земляком Танненштока. То-то на Рождество этот хитрый толстяк сказал, что его подарок еще не доставили. Сэкономил, но угодил!

– Мама, а где ваши чемоданы?

– Мы уже все отнесли куда надо. Генрих организовал нам служебный номер. Пойдем, мы посмотрим, как ты живешь, и будем отдыхать. Ханни устала с дороги, да и я тоже. Пошли, мой дорогой!

Даниэль со щенячьим восторгом погарцевал впереди, показывая дорогу.

Фрау Танненшток улыбнулась, покосившись на стесняющуюся Йоханну, и шепнула:

– Я же тебе говорила, что он обрадуется! Сейчас посмотрим, нет ли у него в номере женских вещей, и спокойно ляжем спать. И перестань трястись, в этот раз все получится!

Йоханна с благодарностью посмотрела на свою благодетельницу. Она тоже надеялась, что на сей раз все получится. Йоханна устала ждать предложения. Возраст поджимал. Еще немного, и стукнет сорок, и тогда с рождением первенца могут возникнуть проблемы. Собственная мать называла ее старой девой и требовала перестать строить планы на Танненштока.

– Он уехал куда-то в Африку! – бесновалась она. – Ты что, собираешься его ждать? Да этот наглец, так и не собравшийся жениться на тебе, теперь либо папуаску какую-нибудь привезет, либо вообще инфекцию. Страны третьего мира – это очень опасные в плане здоровья зоны!

– Мама, он уехал в Россию, – стараясь не раздражаться, поясняла Йоханна. – Там есть цивилизация.

– У древних майя тоже была цивилизация, и что? Все вымерли. Цивилизация цивилизации рознь! – не унималась мать, которой надоело ждать внуков и объясняться с подругами, почему ее престарелая дочь до сих пор не замужем.

Мнение знакомых – сильнейшая движущая сила в вопросах брака. Оно может допечь кого угодно, даже самого убежденного холостяка и самую закоренелую старую деву. Сколько браков было зарегистрировано под дружеским нажимом окружающих, регулярно заботливо спрашивающих: «Как? Еще не замужем? Ну ты даешь! Не берут?»

Именно желание перестать объяснять всякий раз, что как раз берут, но не те, вынуждает совершить роковой шаг. И не всегда он ведет к бездне. Порой люди живут долго и счастливо. Это уж как повезет.

Ханна всегда знала, что ей повезет. Она умела ждать. Тем более что Даниэль, ничего особо не обещавший, имел в виду то же самое. А не обещал он лишь из врожденной осторожности. Давным-давно у них состоялся разговор на тему, когда людям, причем не конкретно им, а людям вообще, нужно создавать семью. Именно тогда он озвучил то, что Йоханна желала услышать: когда мужчина встанет на ноги, купит дом и будет уверен, что отложенных денег хватит на обучение троих его детей. Про троих детей ей тоже понравилось, поскольку Ханни планировала ровно столько же. У разговора имелся подтекст, который они оба прекрасно понимали, и это было замечательно.