Я задыхаюсь.

— Урок, который я недавно усвоил, — как ты знаешь я ученый тип — всегда нужно использовать только правильное слово. — Его рука тяжело лежит на моем животе. — Точное слово против неопределенного слова. «Нет» это не точное слово.

— Не делай этого, — теперь я боюсь.

— Это, — шепчет он, — звучит тоже как-то размыто, тебе не кажется?

— Не делай этого.

Он еще немного смещается с меня, скользя рукой по моей груди.

— Ты лучше этого, мисс Уинслоу. Копай глубже, и ты найдешь правильное слово, я знаю, оно в тебе есть.

Электричество от его руки проходит через мой свитер, мой бюстгальтер. Это, как если бы я лежала перед ним полностью обнаженная. Я даже без очков. Он нежно гладит своей рукой мою грудь. Мне нужно что-то, чтобы перестать чувствовать себя хорошо.

— Нет, что? Не прикасаться к тебе? — Его нежные пальцы заставляют меня гореть. Он перемещает свою ногу между моими.

— Грейсон, — шепчу я.

Он перемещает свою руку вниз, к моему животу, и я чувствую его грубую руку под моим свитером, на моей нежной коже. Я задыхаюсь, когда он задевает рукой чувствительное место ниже моего пупка.

— Отвали от меня, — говорю я, пытаясь вывернуться, но это лишь позволяет ему дальше надавливать своей ногой у меня между ног. Давление его бедра посылает мощный импульс в самый центр у меня между ног.

— Это действительно то, что ты хочешь, мисс Уинслоу?

— Отвали, — говорю я. — Да, это именно то, что я хочу. Чтобы ты отвалил.

Он сильнее сжимает мои запястья, соединяя их на мягких сосновых иголках. Я закрываю глаза, когда его пальцы путешествуют под моим свитером, вверх от живота, к груди. Он дотягивается до моей груди, лениво скользя вверх-вниз по соску.

— Ты проиграешь эту битву, и ты это знаешь, — говорит он, как ни в чем не бывало, скользя своими грубыми пальцами по тонкой ткани моего бюстгальтера.

— Поздравляю, ты можешь доминировать над кем-то, кто вполовину меньше тебя.

— Я говорю не об этой битве. Ты проиграешь битву, которую ведешь сама с собой. — Он целует мою шею. — Битву за то, чтобы не чувствовать это. Битву против желания.

Битву против желания. Такое ощущение, будто это избитая фраза. Он целует мою щеку нежным поцелуем.

Его нежность резко контрастирует с железной хваткой на моих руках, не давая мне выколоть его глаза.

— Это всегда так происходит, — он снова целует меня. — Это нормально, проигрывать. Все проигрывают. Самые выносливые негодяи, которых я знаю, проигрывают битву.

Мне становится смутно интересно, откуда это? Мой радар мемуаристки подсказывает мне, что в этом что-то есть. Но я не могу сейчас обращать на это внимание.

— Я хочу, чтобы ты отвалил, — говорю я, тяжело дыша, когда он оттягивает ткань лифчика в сторону и своими грубыми пальцами обводит кругами мой сосок.

— Это нормально, проигрывать, — шепчет он. — Прими это.

Я чувствую, что я погружаюсь в его прикосновения, как будто он руководит мной.

Хуже всего то, что я чувствую между ногами влагу. Вот что делает зло. Я проигрываю битву.

— Черт, — говорю я, пытая выдернуть руки. — Почему просто не убить меня?

Он мягко смеется и целует меня.

— Ты не это имеешь в виду.

О боже, его рука движется южнее. Может быть, это и неправильно, но я не хочу, чтобы он трогал меня там, потому, что тогда он заметит, что там я влажная. Я пытаюсь освободиться из-под пресса его ног, но в этот момент он погружает свои пальцы под резинку моей юбки.

Он скользит пальцами в мои трусики. До меня доходит, что мы снова дышим вместе. Но это не успокоение как это было в прошлый раз, это что-то темное.

— Мисс Уинслоу, — шепчет он, поглаживая мой бугорок. Слезы стыда горят через мои закрытые веки, и в этот момент он находит мой чувствительный комок нервов и ощущения поднимаются выше.

— Я не хочу, — тяжело дышу.

— Я знаю, — говорит он странным тоном. — Я знаю, но иногда, лучше сказать себе, что ты должна. — Он целует мою шею и продолжает прикасаться ко мне, поглаживая меня выше. Я чувствую, будто лишаюсь рассудка, будто мой мозг — это самолет, только что взлетевший со взлетной полосы, взмывающий в воздух, вне пределов досягаемости, вне связи.

Его прикосновения что-то делают со мной, толкая желание дальше.

Он слышит голос, затем я тоже его слышу, это слышен вызов на расстоянии.

Я втягиваю воздух, чтобы закричать «Помогите!», когда его огромная рука закрывает мой рот, не давая мне позвать на помощь.

— О нет, ты не сделаешь этого. Мы собираемся оставаться здесь.

Я оглядываюсь вокруг. Листва достаточно густая, чтобы скрыть нас. И все это время он, не переставая, трогает меня, гладит, заставляя чувствовать это ужасное удовольствие. Обычно это хорошо, но сейчас это ненавистно.

Его рука крепче зажимает мой рот. Я дышу через нос, и своими недавно освободившимися руками я собираюсь дотянуться до его глаз.

Слишком медленно. Прежде чем я успеваю дотянуться, он наклоняет лицо и зарывается в мою грудь так, что я не могу достать ни до глаз, ни до шеи. Как он узнал, что я собираюсь сделать? Я тяну его уши, но он, кажется, не восприимчив к этому.

Я кусаю палец руки, прикрывающей мой рот. Он ругается и сдвигает свою руку, сжимая мой подбородок. Я запускаю руки в его волосы и тяну, но ощущение между моих ног все нарастает. Разум заволакивает туман.

Он не перестает меня гладить, не убирает руку от моего рта, и, прежде чем я осознаю это, я держу руки на его волосах, вместо того, чтобы тянуть их.

Я не знаю, что безумнее: то, что он сейчас здесь, со мной, вместо того, чтобы бежать или то, что я зарываюсь пальцами в его волосы. Или тот факт, что он уткнулся носом в мою грудь, через мой мягкий свитер, как будто знает, что я собираюсь сделать с его глазами и горлом.

Я чувствую головокружение от быстрого дыхания через нос, или это от того, что он делает со мной.

Может быть, это просто оттого, что он нажимает на мое чувствительное место с правильным давлением. Я не могу поверить, насколько хорошо это ощущается, и не хочу, чтобы он останавливался.

Он продолжает свое круговое движение, и я извиваюсь под ним, толкаясь навстречу его руке.

Он усиливает свою хватку над моим ртом, медленно поглаживая. Я не могу перестать изгибаться под ним, притягивая его за волосы к моей груди, желая, нуждаясь.

И внезапно я распадаюсь на части от ощущения. Острое. Яркое. Насыщенное. Это ощущение волнами проходит через меня. Эта красота. Дикость. Я тяжело дышу, и он тоже. И ничто не имеет значения, кроме этого ощущения, пульсирующего вновь и вновь. Его пальцы останавливаются, когда исчезает ощущение, оставляя меня обмякшей куклой в его руках. Это было прекрасно, слишком прекрасно. Слишком дико. Оргазм. Я чувствую, что я плачу. Я чувствую себя сбитой с толку.

Он не должен был этого делать. Мне не должно было это понравиться.

Он отстраняется от меня, удерживая мою руку одной рукой, рукавом пытаясь вытереть свои глаза.

И я успокаиваюсь от действия оргазма. Лучшего в моей жизни. И прихожу в себя.

Вот именно тогда я кричу:

— Помогите!

— Эй, — мужской голос. — Здесь есть кто-нибудь?

— Черт, — шепчет он. И в следующий момент он делает что-то сумасшедшее — он отпускает меня.

Я хватаю свои очки и вскакиваю, бегу по направлению к голосу, на ходу надеваю очки, возвращая себя.

Впереди, сквозь деревья, я вижу фигуру.

— Помогите мне! — я кричу, сжимая свою юбку сзади, пробегая между деревьями, и врезаюсь прямо в крепкие руки. Полицейский. Я рыдаю в истерике, указывая на то место, где находился Грейсон.

— Он… Он…

Внезапно мужчина напрягается.

— На землю. Медленно, — голос Грейсона.

Коп отпускает меня, и я отхожу назад. Грейсон стоит за ним, приставив пистолет к его голове.

— Вам не выбраться из этого, — говорит коп. Но я вижу, что кобура полицейского пустая, Грейсон вытащил его пистолет.

— Я думаю, что просто отлично выберусь из этого, — говорит Грейсон.

Коп разворачивается, и внезапно они начинают драться.

Помоги копу!

Но я не знаю, как помочь. Ярость кулаков и рычание, как будто волки борются за тушу, или как смертельно опасные бойцы борются за пистолет.

Грейсон хватает его за локоть, кулаком разбивает ему лицо, и мужчина падает.

Я задыхаюсь. Нет.

— Побежишь, и я его убью, — говорит Грейсон. Он подтягивает руки полицейского к дереву, таким образом, что мужчина обнимает дерево.

— Черт, — говорит он, разрывая свою черную футболку по центру, обнажая грудь, как дикий зверь. Он разрывает футболку на полоски, бросая на меня взгляд. — Я серьезно.

— Ты не убийца полицейских, — шиплю я. Мне хотелось бы в это верить.

Отчасти потому, что я верила в него так долго, читая его работы. Но и по тому, что если бы он убил полицейского, то он мог бы убить еще кого-то. Меня.

Он хлопает ошеломленного мужчину по лицу.

— Я думаю, ты знаешь, кто я. Я убийца полицейского? — он спрашивает это, сминая в руках одну из полосок.

— Да, — говорит коп.

— Видишь? — Грейсон запихивает ткань в рот мужчине. Затем завязывает кляп над его ртом. — Это реально, ты так не думаешь?

Я замираю на месте, когда он завязывает мужчине глаза.

Он поворачивается и наставляет на меня ствол. Я отступаю назад и врезаюсь в дерево. Его глаза выглядят опухшими, но видимо, он уже может хорошо видеть. Он захватывает переднюю часть моей кофты.

—Ты никуда не денешься. Поняла? Ты не можешь уйти от меня.

— Хорошо, — шепчу я.

— Скажи это так, будто ты это имеешь в виду.

— Хорошо.

Он странно на меня смотрит. Какая-то мягкость появляется на его лице.

— Что? — спрашиваю я, боясь даже пошевелится.

Он поднимает руку. Я вздрагиваю, но он только касается моей скулы.

Несмотря на то, что он сейчас на самом деле нежен, его прикосновения причиняют боль.

— Ты порезалась. Это я сделал?

— Когда ты толкнул меня лицом в землю, ты это имеешь в виду? — огрызаюсь я.

На самом деле, я абсолютно не считаю, что это он причинил мне боль. Я думаю, это случилось, когда я пробегала через терновник, но он, кажется, всерьез обеспокоен тем, откуда эти раны, поэтому я позволю ему думать, что это его вина.

Я возьму любую толику сочувствия, которую смогу получить.


16 глава


Грейсон


Мисс Уинслоу — одна сплошная неприятность. Если бы Стоун был здесь, он бы уже давно прикончил ее, не задумываясь. В отличие от меня, он всегда комфортно себя чувствовал при необходимости пришить кого-то. Я говорю об этом с уважением. Когда у него была такая возможность, он, не колеблясь, перерезал глотки и выдавливал глаза. Мы вышли из этого ада благодаря его отличной физической форме и тяге к насилию.

И вот я нахожусь здесь со связанным копом, у которого завязаны глаза и кляп во рту. И маленькая мисс Уинслоу смотрит на меня своими большими глазами лани. Она смотрит, как уязвленная. Как человек, которого предали. Шокированная тем, что, в конце концов, я оказался плохим парнем.

Что ж, мне тоже приятно познакомиться.

— Пойдем.

— А как же….? — она огладывается на копа.

Разве она не знает, что коп сдал бы ее в секунду, если бы это помогло поймать меня. Она ничто для него. Пешка.

— Что? — Я подхожу к копу и приставляю пистолет к его виску. — Должен ли я сделать это?

Коп трясет головой, поднимая ее кверху, кажется, так обычно делают все парни с завязанными глазами. Как будто, смотря вверх, они смогут видеть через повязку. Никогда не понимал этого.

Ее нижняя губа дрожит. Она собирается плакать? Ее щеки будет покалывать. Почему это должно меня беспокоить? Не должно, не должно, но мой желудок сжимается, когда я вижу, как слеза стекает по ее мягкой коже и капает на рану. Как идиот, подхожу к ней и провожу большим пальцем по порезу на ее лице, зная, что соль и грязь тоже причинят ей боль.

Интересная штука боль. Мы так отчаянно боремся, чтобы избежать ее, чуть ли не больше, чем смерти.

Но это единственное, что связывает нас. Проходить через боль вместе и выходить на другой стороне — это и есть единственная форма дружбы, когда-либо известная мне.