Мои ноги уже без обуви. Им так тепло и свободно, они как желе. Так хорошо. Так устала.

Я моргаю, но он просто как нечеткая тень в тусклом освещении комнаты. Я не могу разглядеть темные глаза Грейсона и его дерзкую улыбку. Но хочу смотреть на него. На него так приятно смотреть, но все, что я могу сделать — это закрыть глаза и погрузиться в его прикосновения.

Я вздыхаю, так как его мускусный аромат окружает меня, а руки держат меня в целости и сохранности, но в одеялах мне слишком тесно, и я сбрасываю их с себя, хотя сделать это не так просто, мои конечности ощущаются тяжелыми и неспособными двигаться, но я освобождаюсь и нахожу его.

Он — мягкая трава и влажная земля, и я хочу лежать на этой земле и глубоко вдыхать, но не могу двигаться. Его рука — тяжелый обруч вокруг моей талии. Поймана в ловушку. По какой-то причине это кажется нормальным.

Терпкий привкус ягод задерживается на моем языке.

Я расслабленная и теплая, и как будто уплываю куда-то. Думаю, я всегда должна чувствовать себя именно так.

Он накачал меня чем-то.

— Не отпускай, — шепчу я.

— Не отпущу, — говорит он, и я погружаюсь в него, просто хочу заползти внутрь него… И внезапно я не могу дышать.

Сначала я не уверена, что происходит. Что-то теплое и мягкое у меня во рту, но затем я осознаю, что он целует меня. Я не уверена, нравится ли мне это, но потом понимаю, что да, потому что ощущения переполняют меня.

Его руки как гири на моей коже, под моей блузкой, тянут мой лифчик.

Я двигаюсь напротив него. Наши тела — двое животных, скользящих друг по другу в идеальном ритме.

Что-то немного грубо трется о мою голень. У меня занимает целую вечность осознание того, что это его нога на моей, и есть что-то магическое в его коже, его тепле. Я произношу его имя.

— Я владею тобой, — шепчет он. Я ощущаю эту странную прохладу на груди, обнажение, мои руки переплетены между собой, а лицо теплое. Я пытаюсь освободиться, но мои руки по-прежнему не функционируют, и затем это перестает иметь значение, потому что они свободны, и это новое ощущение еще более восхитительное, весь этот холод, все это тепло, все вместе.

Я знаю, что моя грудь обнажена, но это замечательно в темноте. Я смутно осознаю, что он целует ее, прикасается ко мне.

Грубые руки на моем бедре заставляют меня двигаться и сжимать ноги вместе. И я думаю о том, как потрясающе получать такие замечательные ощущения. Стараюсь находиться в сознании, не хочу, чтобы он думал, что я не обращаю внимания, но я словно куда-то уплываю, и когда возвращаюсь к нему, понимаю, что я совершенно голая, и я могу двигаться и чувствовать, быть с ним.

Я вздыхаю от внезапного ощущения между ног, как будто искры разносятся от его пальцев. Целую кожу, которая находится рядом, и ощущения в моем животе уносятся к звездам, я двигаюсь как змея по его теплу.

Его дыхание звучит прерывисто, что кажется смешным, когда все остальное так медленно и легко.

Он произносит мое имя и целует все мое лицо. Я чувствую себя хорошо и смеюсь.

— Что такое, детка? — шепчет он.

— Я не знаю, — говорю. Потому что, откуда я могу знать? И, возможно, я только представляла себе, что смеюсь, потому что мое внимание рассредоточено, и я осознаю, что его пальцы, на самом деле, уже внутри меня, и затем понимаю, что вся Вселенная взрывается ослепительными цветами.

Я уплываю дальше, снова и снова, и затем, все, что я чувствую, — это то, что он раздвигает мои ноги в стороны и мне не нравится это, потому что он далеко от меня, но как по волшебству, он возвращается, он внутри, толкается в меня.

— Да, — шепчу я.

Он во мне, проходит сквозь меня. Как будто он свет, а я воздух. Мой мозг раскололся на стены на моем пути. Я брожу по лабиринту в своей собственной голове. Здесь ответ. Где-то здесь. Что происходит? Но все, что я могу видеть, — это кирпичная стена прямо передо мной, вокруг меня, между моими ногами, которая толкает меня в забвение, держа меня, как будто умоляя остаться.


26 глава


Грейсон


Она такая нежная подо мной. Как гребаное облако, если, конечно, облако может плотно и влажно сжиматься вокруг моего члена. В тусклом свете я вижу изгибы ее груди, ложбинку на ее шее. Выражение ее лица полубессознательное. Потому что она находится под действием лекарств.

— Это так нездорово, — я бормочу как мантру. Она запуталась, и я запутался, но я не останавливаюсь. Я никогда прежде не был так возбужден, и она почти без сознания.

Эбби, Эбби. Она больше не мисс Уинслоу. Мисс Уинслоу застегнута на все пуговицы и осторожна. Мисс Уинслоу — это безопасность, но я даже не уверен, существовала ли та девушка на самом деле.

Девушка в моих руках двигает бедрами напротив моих и стонет, пока я двигаюсь, рыча возле ее шеи.

Я мог бы уехать прочь со Стоуном. Мог бы пустить чертову пулю ей в лоб. Вместо этого я толкаюсь в ее влажную киску и надеюсь, что это никогда не закончится.

— Пожалуйста.

Мой член дергается внутри, услышав, как она просит. Но я останавливаюсь и выхожу из нее. Я роюсь в ящике стола, пока не нахожу то, что ищу.

— Пожалуйста, — бормочет она, жадно цепляясь руками. Имеет ли она хоть малейшее представление о том, чего хочет?

Я разрываю упаковку презерватива и быстро надеваю его. Это часть моей заботы о ней. Часть владения ею. Затем я толкаюсь обратно в нее — мой путь на небо. Ее губы раскрываются, а веки опускаются. Сознание практически покидает ее, спящую, пульсирующую вокруг моего члена. Я сильнее сжимаю ее бедра и врезаюсь в нее достаточно сильно, чтобы снова разбудить. Ее глаза широко открыты, когда она хнычет. Затем они закатываются, но на этот раз это не из-за лекарства.

Это удовольствие.

Я нашел место внутри нее, которое заставляет ее тело вздрагивать, и ее бедра дрожат. Она бессильна против этого. Я погружаю свой член в нее снова и снова, находя это местечко и вбиваясь в него. Вот так. Вот так. Вот так. Ее рот открывается в приглушенном крике. Я не думаю, чтобы она могла сформулировать слова, если бы захотела. Она не может попросить меня остановиться, и это хорошо, потому что я не остановлюсь.

Ее глаза наполняются тревогой. Даже в затуманенном состоянии она знает, что оргазм приближается. Я почти чувствую себя плохо из-за ее состояния.

Почти.

Я знаю, каково это: чувствовать, что твое тело предает тебя. Знаю, каково это: приближаться к кульминации, когда ты разорван на части. Знаю, каково это: ненавидеть себя. Затаив дыхание, я нависаю над ней, кончиком члена раздвигая ее плоть.

Ее глаза сосредоточены на моих.

— Не останавливайся, — говорит она невнятно и настойчиво.

Я разрываюсь на две части. Ту, которая хочет эту девушку и ту, которая берет ее. Затем врезаюсь в нее и нахожу дом, нахожу освобождение в очертании теней и света. Когда кончаю, я остаюсь в ней, опираясь на нее, в одно и то же время не сильно, чтобы не раздавить, но ощутимо, так как ей, похоже, не понравилось, когда я отстранился прежде.

Вот как это работает. Она моя, и я буду заботиться о ней. Она принадлежит мне. Нейт слишком хорошо все это понял. Ее дыхание выравнивается. Она на самом деле спит. Я убираю прядь волос с ее глаз. У нее на лбу что-то вроде глубокой морщины, может быть, снится плохой сон или что-то вроде этого.

— Шшш, — шепчу я. — Я не позволю никому причинить тебе боль.

То есть, еще кому-нибудь.

Та морщина по-прежнему остается. Плохой сон? Я провожу пальцами по ее лбу, разглаживая кожу, показывая, как я хочу этого, и, похоже, ей это нравится, потому что она ерзает и, затем, морщина исчезает.

Интересно, смог ли я прогнать прочь ее дерьмовый сон? Я становлюсь твердым из-за того, что мог сделать это. В буквальном смысле. Я до сих пор в ней, и с каким-то усталым удивлением понимаю, что я мог бы трахнуть ее снова. А как насчет этой девушки? Я двигаюсь в ней, немного выпуская пар, проверяя это.

Затем я выхожу из нее. Все дело в том, что нужно немного отдохнуть. Мне нужен отдых. Ей нужен отдых.


***


Я просыпаюсь с пульсирующей головной болью… и легким подергиванием в лодыжке. С усилием пытаюсь удерживать свое тело расслабленным, стараясь выглядеть естественно. Трюк, чтобы сделать вид, что я сплю. Я узнал это на раннем этапе, еще будучи ребенком, и не то, чтобы это принесло мне много хорошего. Кровать слегка смещается, когда Эбби садится. Она отталкивает одеяло в сторону. Малейший рывок и легкое движение воздуха говорят мне о том, что она пытается снять повязку. Я лежу очень тихо и позволяю ей сделать это. Повязка щекочет мне кожу, когда ее конец падает на кровать. Эбби направляется к двери, прежде чем я вскакиваю и толкаю ее сзади, прижимая к стене своим телом, не слишком сильно, чтобы не причинить ей боль. Достаточно, чтобы передать ей мое послание. Я сжимаю в кулак ее волосы и тяну назад.

Оборачиваю другую руку вокруг ее шеи и осторожно сжимаю, чтобы привлечь ее внимание.

— Доброе утро, — шепчу я ей на ухо.


27 глава


Эбигейл


Мой разум, как одна из старых катушек пленки: черно-белые кадры, мигающие передо мной, не синхронизированные с музыкой. И неподвижность. В моей голове все перемешано, и это меня пугает. У меня галлюцинации? Но под натиском образов один факт все же фиксируется: я голая.

— Отвали от меня.

Его кулак стягивает мои волосы. Другая рука сжимает мою шею. Я чувствую теплое дуновение на моей коже.

— Я думаю, мне нравится, где я нахожусь.

Я отбиваюсь, ударяя ногами о стену, дергая головой в его захвате. Он не ослабляет свою хватку. Нет, он опирается на меня, используя свой вес, чтобы прижать меня к стене. Моя щека прижата к гладкой, прохладной поверхности. Я тяжело дышу, и он тоже, но, думаю, по разным причинам. Его дыхание затрудненное и… возбужденное.

Затем я осознаю кое-что еще: он тоже голый.

Его член твердый на моих ягодицах. Эта картина наполняет меня нестерпимым жаром, огнем, вылизывающим мое тело изнутри. И гневом. Он не просто коснулся меня членом. И я не помню, как осталась без одежды. На самом деле, я уверена, что не согласилась бы на это.

Я бы вышла из себя.

— Что случилось прошлой ночью? — слезы подступают, но я борюсь с ними. Сейчас я не могу выглядеть слабой.

Он использует только язык силы, и дрожь в моем голосе — это уже недостаток. Одинокая слеза сказала бы о моем поражении. Он вздыхает, как будто я слишком остро реагирую. Я хочу ударить его по яйцам.

— Что ты сделал со мной? — требую я громче снова.

Почти в истерике. На самом деле, я ненавижу то, что звучу как моя мать в ее сумасшедшие моменты.

— Я не причинил тебе зла, — говорит он.

Холодок пробегает по моей спине. Он прикасался ко мне, когда раздевал меня? Затем меня осеняет. Конечно, он трогал меня. Я не хочу думать, что случилось после этого.

Не сложно догадаться, особенно когда мои бедра касаются друг друга, и они немного липкие. Немного влажные. Я более влажная, чем когда-либо была, занимаясь сексом.

Это вздор, что я была возбуждена. Также было бы бессмысленно, если бы я до сих пор была возбуждена, проспав несколько часов.

Но я знаю, что это то, что случилось.

Унижение протекает сквозь меня как река, заполняя каждое пустое пространство внутри меня, отражая свет в тех местах, которым лучше оставаться в темноте.

Как он мог возбудить меня? Смущение перетекает в бешенство. И я яростно мотаю головой.

Он отпускает меня, и я впиваюсь в него зубами. Я хотела бы иметь клыки, чтобы вонзить их ему в шею.

Он смеется.

— Ты немного дикая. Я не позволю тебе приблизиться к моему члену с таким ртом.

Я схожу с ума, нападая как маньяк. Мне кажется, я причиняю больший вред себе, чем ему. Все болит, но я не могу остановиться. Остановка будет означать мое согласие с произошедшим, означать, что мне понравилось.

— Ты чертов пещерный человек! Ты даже едва человек!

Он подхватывает меня, и внезапно я вращаюсь, проплывая по воздуху. Я приземляюсь на кровать, подпрыгивая. Откатываюсь в сторону и пытаюсь встать, но простыни запутались вокруг моей лодыжки, и я снова падаю на кровать, движения конечностей не согласованы.

Вчера, по пути к дому, я слышала лошадей. Вот как они себя чувствуют, только родившись и пытаясь сразу встать на ноги.