Она кашляет и борется, потому что этот трус прикрывается ею как щитом.

Стратегия. Пристрели ее.

Ее крик хриплый.

— Грейсон! — Ее ужас ослепляет меня. Это все, что я могу видеть — он причиняет ей боль, душа ее.

Застрели их обоих. Уничтожь их.

Если бы это была уловка, чтобы привлечь его, то это было бы великолепно. Потому что вот он, как на ладони, только прикрывается ею.

Она царапается в его руках. Он душит ее, и чертова фигня состоит в том, что я почти не могу дышать, и мой пульс стучит так громко, что я не могу думать.

Рыжий говорит:

— Бросай оружие и выходи, руки за головой. Тогда я отпущу девушку.

Он не позволит ей уйти. Он убьет ее по той самой причине, по которой я должен был. Но боль от того, как он медленно душит ее, просто невыносима.

— Помоги мне! — она задыхается, и я не в силах противостоять.


29 глава


Эбигейл


Я тяну его за пальцы, пытаясь получить доступ к воздуху, царапая его руки, ладони, но ему плевать, он просто сжимает крепче, пока не возникает чувство, будто мои сухожилия отделяются от кости. Даже волоча меня через лес, даже трахая меня, Грейсон не причинял мне такую сильную боль. Дуло его пистолета так сильно вжимается в мою щеку, что я ощущаю во рту привкус крови.

— Грейсон! — мой крик звучит, как шепот на ветру.

«Иди сюда, где ты будешь в безопасности», — сказал мужчина. Ложь.

На этот раз Грейсон говорил правду. Но, выходит, он все время говорил правду.

Сквозь слезы я вижу, как что-то сверкает на солнце в кювете, где укрылся Грейсон. Я смотрю на пистолет, который с громким лязгом скользит по дороге и останавливается в полуметре от нарисованной белой линии.

— Другой, — парень в костюме трясет меня, как будто это легко и просто для него. Он большой парень, почти такой же большой, как и Грейсон, поэтому, думаю, это действительно легко и просто.

В моей голове ужасно гудит, когда он усиливает хватку. Мне не хватает воздуха, я царапаю его пальцы. Еще один пистолет вылетает из кювета на дорогу.

— Все, хватит, — говорит Грейсон. — Она не может дышать, ослабь хватку!

Парень ослабляет хватку на моей шее, и я глотаю воздух. Парикмахерские ножницы, которые я взяла из ванной, лежат на земле у моих ног. Он не видел, как они упали. Я пытаюсь выкрутиться из его рук, но они как камень. Если бы я только могла добраться до ножниц…

Мое сердце сжимается, когда Грейсон поднимается из сорняков, держа руки за головой. Его поза широкая и гордая. И затем он начинает идти к нам.

Он идет за мной. Так же, как он делал раньше.

Мое сердце пропускает удар и все замедляется. Я забыла о руках вокруг моего горла, жжении в моих легких. Я вижу только его. Заимствованная серая футболка демонстрирует его худое, мускулистое тело. У него свирепый вид.

Мужчина снова усиливает хватку на моем горле, и я слышу ухмылку в его голосе.

— Подумать только, какая встреча.

Даже издалека я вижу, как меняется взгляд Грейсона: его глаза — сталь. Он пожимает плечами.

— Я сказал, что в следующий раз, когда тебя увижу, убью тебя.

Мужчина тычет пистолет глубже в мою щеку.

— Да, ты сказал это прямо перед тем, как они запихнули тебя в багажник патрульной машины.

Грейсон улыбается, и холод пробегает по моей спине.

— Достаточно близко, — говорит мужчина.

Грейсон не останавливается.

— Я убью ее, — говорит мужчина.

— О, я сам собирался убить ее, — говорит Грейсон, неуклонно продолжая приближаться к нам, как грозовая туча или броненосец.

Я чувствую, как пальцы мужчины сжимаются на моем горле, сдавливая его. Я брызжу слюной.

— Если бы ты собирался убить ее, она была бы мертва, — рычит мужчина.

Я кашляю, но Грейсон не отступает. Я прямо посередине между ними — двумя мужчинами, которые хотят убить друг друга.

— Любой ребенок, который вырос на ферме, знает, — говорит Грейсон, продолжая приближаться. — Ты не должен давать клички животным, иначе их потом трудно убивать. Но ты идешь напролом.

Давать клички животным? Я кручусь и пинаюсь, одной ногой попадаю мужчине по голени.

В один миг руки Грейсона скользят из-за головы, и он держит пистолет, направленный на нас. Я полагаю, он воспользовался тем, что я отвлекла мужчину.

— Насколько я вижу, у тебя есть один выстрел, прежде чем я снесу тебе башку. Как насчет того, что ты пристрелишь ее, я пристрелю тебя, и мы все отправимся на тот свет.

Мужчина начинает тянуть меня обратно к открытой двери машины, но затем, Грейсон начинает считать.

— Один. Два… — и я знаю, что мы не станем делать этого. — Три.

Пистолет отрывается от моей щеки, и я слышу оглушительный звук выстрела.

В тот момент, когда он отпускает меня, я пячусь назад, держась руками за горло, хватая ртом воздух. Я теряю равновесие и падаю на землю. Затем звучит еще один выстрел, и еще один. Я ожидаю боль, но она не приходит. Кто стрелял?

Встаю на ноги и вижу, что Грейсон лежит, свернувшись на боку и, хватаясь за камни вокруг него, пытается добраться до своего пистолета, который слишком далеко.

Мужчина, душивший меня, стоит на четвереньках, как корова. Он поднимается на ноги и, шатаясь и держась за живот, идет к Грейсону.

Он собирается убить его. А потом он убьет меня.

Выпавшие ножницы блестят на солнце. Я поворачиваюсь и хватаю их. Не думая дважды, я бегу к парню, запрыгиваю ему на спину и втыкаю ножницы ему в шею. Они проникают с тошнотворной легкостью.

Испугавшись, я вытаскиваю их. Мой кулак влажный. Теплый. Он поднимает руку и его пистолет выпадает, затем мы вместе оседаем на землю, но я не отпускаю, он ползет, волоча себя по земле. У меня возникает мысль, что я должна держаться за него, находиться за ним, на его спине, иначе, если он сможет видеть меня, то убьет.

Я едва могу держаться, одна моя рука сильно окровавлена. Замедляясь, а затем ускоряясь, мимо проезжает автомобиль, боковым зрением вижу расплывчатое пятно из металла и стекла, но я не отпускаю. Вот как я убью эту сволочь. Не физической силой. Не боевыми навыками. А никогда не сдаваясь. Вот как я всегда выигрываю.

Он стоит на четвереньках, а потом просто падает. Я отпрыгиваю от него, руки пропитаны кровью. Кажется, он мертв. Потом я смотрю на Грейсона. Он не двигается.

Что-то пошатнулось у меня внутри. Я знаю, что должна сделать — взять одну из машин. Взять машину и убраться отсюда, как сказал Грейсон. Добраться до ФБР.

Он стонет.

Прежде, чем успеваю все лучше обдумать, я оказываюсь возле него. Он быстро моргает.

— Черт, — шепчет Грейсон.

— Грейсон, — вся его футболка в крови, лицо залито кровью, но он был в крови еще до того, как в него стреляли. На расстоянии слышен звук сирен. — Ты можешь идти?

Он пытается встать.

— Нет. Иди. Возьми машину. Нет времени.

Синяя машина далеко, но не черный шикарный автомобиль. Если я чему-то и научилась за время, проведенное с Грейсоном, то это брать то, что хочешь. Сейчас он ранен. Я главная.

Я бегу к машине и сажусь в нее. Ключи все еще в замке зажигания. Завожу мотор и проезжаю несколько ярдов к тому месту, где находится Грейсон, проезжаю так, чтобы мои колеса не переехали тело того мужчины… мужчины, которого я убила. Мне, наверное, следует оставить Грейсона здесь. Я должна это сделать. Я выхожу из машины, открываю пассажирскую дверь и подхожу к Грейсону.

— Вставай. — Тяну его за руку, и он хрипит от боли.

— Нет! Другую, — он использует левую руку, чтобы оттолкнуться от земли.

Я хватаю его за левое плечо и помогаю ему, хотя он поднимается почти самостоятельно. До двери всего лишь полметра. Он плюхается на сидение, и я закрываю дверь. Потом я оббегаю машину, прыгаю за руль и отъезжаю.

Сидение находится так низко, что мне нужно сидеть выше, чтобы смотреть в окно. Я давлю на педаль газа, увеличивая скорость, используя руль не только для того, чтобы рулить, но и для того, чтобы вести меня вперед. Без очков я не лучший водитель, но могу разобрать дорогу: красное пятно — знак «стоп», другие машины.

Он свернулся калачиком на левом боку на пассажирском сидении, макушкой касаясь моего бедра. Такое согнутое положение, кажется, облегчает его боль.

— Черт, детка, — шепчет он. — Ты так красива!

Он бредит.

— Я отвезу тебя в больницу.

— Нет.

— У тебя нет выбора.

Потому что у меня есть сила, хоть я и не чувствую себя сильной. Я просто напугана. Больше, чем когда Грейсон приставил ко мне дуло пистолета и заставил меня помочь ему сбежать. Больше, чем когда-либо.

— Нет…просто… — он затихает. Мое сердце бешено стучит.

— Просто что? — я настаиваю. Есть ли у него план игры на случай, когда он ранен? — Я отвезу тебя в больницу.

— Отель «Брэдфорд», — говорит он резко. — Езжай по федеральной автомагистрали между штатами.

— Ты сумасшедший? А как же твой друг?

— Нет. Нельзя возвращаться туда.

Я смотрю на него. Кажется, он надавливает на плечо. Белый шрам на его широком предплечье блестит от пота и крови. Насколько сильно ему плохо?

— Грейсон?

Единственный звук — звук сирены на расстоянии. Я еду еще какое-то время и снова зову его.

— Грейсон? — он снова не отвечает.

Не оставляй меня одну.

— Не давать имена своим фермерским животным? — спрашиваю я. — Что это за хрень? Выходит, я фермерское животное, которому не нужно было давать имя?

Он издает хриплый звук. Наверное, это смех. Это не успокаивает меня.

— Вот кличка фермерского животного. Как насчет: «Тебе повезло, что я вытащила твою жалкую задницу из всего этого дерьма, после того, что ты сделал» Как тебе такое имя?

Я смотрю вниз. Он улыбается. Возможно, морщась. В любом случае, это лучше, чем когда он теряет сознание. Я хочу, чтобы он был со мной. Мне нужно знать, что он в порядке.

Дорога извивается. Деревья отбрасывают тень на все, на расстоянии трех метров.

— Где федеральная автомагистраль? Я выеду на нее, если ты скажешь мне, где она.

Он тяжело выдыхает, как будто это грандиозная задача.

— В какую сторону мы сейчас едем?

— В какую сторону?

Я смотрю по сторонам на направление солнца. Оно прямо над нами, но я не знаю, какое сейчас время суток. Полдень? Да, полдень. Солнце садится на западе.

— Ээ, мы едем на восток.

— Хорошо, — говорит он, голос тонкий и слабый. — Это то, что нам нужно. Федеральная на восток отсюда.

— Стоит ли мне увеличить скорость и рискнуть, ты знаешь…

— Нарваться на штраф? Да, твою мать!

— Держись там. Я еду девяносто миль.

Он не отвечает.

— Если в какой-то момент я подумаю, что ты без сознания, то закину тебя в больницу.

Нет ответа.

Не оставляй меня одну.

— Или, я просто передам тебя назад в тюрьму. Заеду в клинику и зарегистрирую.

Я протягиваю руку и касаюсь его темных волос, прилипших ко лбу, в нескольких миллиметрах от моего бедра.

— Понял? Так что оставайся со мной.

— Да, мисс Уинслоу, — слова еле слышны, но они никогда не звучали слаще.

Моя грудь расширяется от облегчения. По своей сути он боец. Воин.

И он боролся за меня.

Никто и никогда раньше не приходил за мной, не боролся за меня. А он это сделал.

Я подъезжаю к перекрестку и убираю ногу с педали газа.

Он ворчит в знак протеста, как будто может сказать, что я замедлилась.

— Хорошо, хорошо.

Проверяю все направления, вокруг никого. Потом я прорываюсь вперед. Пульс стучит в висках.

Сирены не звучат. Ни один полицейский автомобиль не несется ко мне. Вообще ничего не происходит, когда я еду по пустой полосе.

— Я только что проехала знак «стоп».

Приятное возбуждение пульсирует во мне. Я чувствую себя такой живой.

Снова кладу руку на его лоб. Я должна спасти его, потому что мы связаны.

Уголок его рта приподнимается в улыбке. Он осознает… едва ли… Мои губы сжимаются в линию.

Его кожа мертвенно-бледная. И, боже, то, как он свернулся на сидении… в моем горле ком размером с бейсбольный мяч.