— Сколько раз мы лежали вместе в темноте, соединенные, и наши тела были скользкими от желания? — спросил он.

Эмбер хотела ответить, но, ощутив руку Дункана на своей груди, растеряла все мысли.

— Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?

В ответ раздался лишь прерывистый стон желания.

— Сколько раз я раздвигал тебе бедра и входил в твои горячие, ждущие меня ножны?

— Дункан, — простонала она. — Мы не должны.

— Почему нет, любимая? Почему нельзя делать того, что мы раньше уже делали много раз?

— Мы не… — У нее перехватило дыхание. — Никогда.

— Всегда, — возразил ей Дункан. — Но…

Он осторожно прихватил зубами нижнюю губу Эмбер, заставив ее замолчать. Когда его пальцы скользнули ей под плащ, добрались до сосков и стали ими играть, и соски затвердели от его прикосновений, ноги у нее подкосились.

— Дорогой желания мы с тобой много раз проходили вместе, — сказал Дункан, улыбаясь и склоняясь над ее грудью. — Вот почему наши тела так быстро отвечают друг другу.

— Нет, это…

Голос Эмбер оборвался, потому что в это мгновение жаркие губы Дункана сжали ей сосок. Когда же он легонько провел по нему зубами, она едва не лишилась чувств.

— Дункан, — прерывающимся голосом прошептала Эмбер, — ты как огонь, который сжигает меня.

— Нет, это ты меня сжигаешь.

— Мы не должны больше… касаться друг друга. Дункан как-то загадочно усмехнулся.

— В свое время, — согласился он. — Но сначала я потушу тот огонь, что в тебе. А ты потушишь тот, что во мне.

Охваченная дрожью Эмбер представила себя нагой в объятиях Дункана, когда одежда не притупляет пронзительности ощущений, когда между ними нет ничего, кроме страстного жара их слившегося дыхания, и она отдает свое тело своему темному воину.

Вдруг безымянного воина ты пожелаешь всем сердцем, душою и телом.

— Нет! — внезапно крикнула она. — Это грозит нам бедой!

Сильные руки сжали ее еще крепче и не дали ей вырваться, когда она попробовала это сделать.

— Отпусти меня! — воскликнула она.

— Не могу.

— Ты должен!

Дункан заглянул в широко открытые золотистые глаза Эмбер. То, что он в них увидел, ошеломило его и заставило отпустить ее. В тот же миг она отступила на такое расстояние, чтобы он не мог до нее дотянуться.

— Ты боишься, — сказал он, сам почти не веря этому.

— Да.

— Я не сделаю тебе больно, милая Эмбер. Ты ведь должна это знать. Разве ты не знаешь?

Эмбер отступила еще дальше от протянутой руки Дункана.

С яростным проклятием Дункан резко повернулся и бросился прочь из хижины.

Глава 5

— Малыш Эгберт сказал мне, что ты хочешь поехать со мной в Морской Дом и посмотреть, как мои люди обучаются военному искусству, — сказал Эрик.

— Да, — в один голос ответили Эмбер и Дункан. Все трое стояли в хижине перед открытой дверью. В нескольких шагах от них, за порогом, с видом терпеливого ожидания стоял под моросящим дождем Эгберт, держа под уздцы лошадей для Эмбер и Дункана. Одна из них ударила копытом о землю и фыркнула, раздраженная струйкой дождевой воды, сбегавшей у нее по ноге.

Эрик искоса бросил взгляд на Дункана, потом повернулся к Эмбер.

— Раньше тебе никогда не хотелось смотреть на учения, — мягко заметил он.

— Как и Дункану, мне тоже надоело сидеть в четырех стенах в хижине, — натянуто ответила Эмбер. — Осенние дожди нагоняют тоску.

Эрик повернулся теперь к Дункану. Тот попробовал улыбнуться, но его улыбке недоставало как веселья, так и непринужденности.

— Колдунья и я — о, прошу прощения, — насмешливым тоном заговорил Дункан, — это Наделенное Знанием существо женского пола и я устали от игры в прятки, от вопросов без ответов и от общества юного Эгберта.

Юный оруженосец, о котором шла речь, прочувствованно вздохнул. Ему и впрямь стало невмоготу ходить на цыпочках вокруг колдуньи неустойчивого нрава и воина, чей нрав был вполне устойчив — просто невыносим.

— В таком случае решено, — сказал Эрик, шагая за порог хижины, — едем в Морской Дом.

Эмбер натянула на голову капюшон своего плаща и ступила на траву, блестевшую крупными каплями воды. Дым от горевших в очагах поленьев и торфа змеился в утреннем воздухе, пробираясь между каплями влаги, которые были слишком мелки, чтобы стать дождем, и слишком крупны для тумана.

Когда Эмбер приблизилась, Эгберт сдернул защитное покрывало с седла грациозной гнедой кобылки. Он не пытался помочь Эмбер сесть в седло. Для этого ему нужно было бы прикоснуться к ней, но Эгберт знал, что никто не смел касаться Эмбер без ее особого соизволения.

Дункан ничего такого не знал. Бросив изумленный взгляд на юного оруженосца, он быстро шагнул вперед и подсадил Эмбер в седло, прежде чем остальные сообразили, что он собирается делать.

Эрик успел наполовину выхватить свой меч из ножен, но увидел, что Эмбер осталась спокойной. Прищурившись, он наблюдал за ними обоими.

Уже отпуская ее, Дункан позволил своим рукам со скрытой лаской провести от талии к бедрам, ощущая упругость ее тела.

— Благодарю тебя, — сказала Эмбер.

Она произнесла эти слова задыхающимся голосом, а ее щеки вспыхнули румянцем. Желание Дункана разгоралось все жарче с каждым прикосновением, с каждым взглядом — день ото дня вынужденной близости, на которую их обрекала жизнь в хижине, где была лишь одна комната.

Перестав сердиться на Эмбер за то, что она боится его как возлюбленного, Дункан принялся соблазнять ее с такой сосредоточенной настойчивостью, которая уже сама по себе была соблазнительной. Присутствие же Эгберта, вместо того чтобы умерять пыл взаимного влечения, лишь усилило воздействие на них той близости, которую они искали и находили в обыденности. Украдкой подаренная и принятая ласка, мимолетная улыбка, которую надо тут же спрятать, сильные пальцы, накрывшие более нежную руку, чтобы снять с огня горшок, — все это давало пищу страсти, пока от нее не начинал, казалось, дрожать сам воздух.

Эмбер в жизни не испытывала ничего подобного. Она казалась себе арфой, струны которой перебирают пальцы мастера. Каждое прикосновение Дункана вибрировало в ней, вызывая дивные аккорды в самых неожиданных местах. Бешеный стук ее сердца сочетался с каким-то странным ощущением, как будто что-то таяло глубоко у нее внутри. Дыхание становилось учащенным, а кожа приобретала тончайшую чувствительность.

Иногда ей было достаточно лишь посмотреть на Дункана, чтобы ею овладела сладкая истома, от которой кости таяли, словно мед. Это произошло и сейчас. Дункан вскочил в седло запасной лошади с грацией прыгнувшей на забор кошки. Его рука ободряюще потрепала крутую лошадиную шею.

Глубоко, до боли вздохнув, Эмбер попыталась подавить ропот своего тела, требующего именно этого единственного человека, которого ей было запрещено желать. Но она ничего не могла поделать со своей памятью, где жили и выражение глаз Дункана, когда он смотрел на нее, и движение его губ, когда они произносили слова, заставившие ее пылать.

Сколько раз я снимал с тебя одежду, целовал твои груди, твой живот, атласную гладкость твоих бедер?

— Эмбер, тебе дурно? — спросил Эрик.

— Нет, — слабым голосом ответила она.

— Что-то не верится.

Повернувшись к Дункану, Эрик внимательно посмотрел на него.

— Никто не смеет касаться Эмбер без ее разрешения, — сказал Эрик. — Понял?

— А почему? — спросил Дункан.

— Она запретная.

Удивленное выражение появилось на лице у Дункана, но он тут же прогнал его.

— Не понимаю, — осторожно произнес он.

— А тебе и не нужно ничего понимать, — ответил Эрик. — Просто не прикасайся к ней. Она этого не желает.

Дункан чуть заметно усмехнулся.

— Неужели?

— Да.

— В таком случае я буду делать так, как желает леди.

С загадочной, чувственной усмешкой Дункан заставил свою лошадь посторониться и подождать, пока Эрик займет свое место во главе и они тронутся в путь в неясном свете раннего утра.

Эрик повернулся к Эмбер.

— Разве ты не предупреждала его, чтобы он не прикасался к тебе? — спросил он.

— В этом не было необходимости.

— Почему?

— Даже после того, как Дункан проснулся, его прикосновение не причиняло мне боли.

— Странно.

— Да.

— А Кассандра знает? — спросил Эрик.

— Да.

— Что она сказала?

— Она все еще спрашивает совета у своих рун. Эрик хмыкнул.

— На моей памяти Кассандра никогда еще не раздумывала так долго над пророчеством.

— Никогда.

— Кровь Господня! Неудивительно, что Дункану так не терпится убраться из хижины, — пробормотал Эрик.

Эмбер искоса глянула на него золотистыми глазами, но ничего не сказала.

— Что-то ты не очень разговорчива сегодня, — бросил Эрик.

Она кивнула головой.

И не сказала ни слова.

С нетерпеливым проклятием Эрик развернул лошадь, пришпорил ее и поскакал вперед. Двое рыцарей с оруженосцами рысью подъехали через луг и присоединились к этой небольшой кавалькаде. На них под плащами были надеты кольчуги, а головы были защищены металлическими шлемами. При них были также длинные, каплеобразной формы щиты, какие саксы переняли у своих завоевателей-норманнов. Под седлом у обоих рыцарей были боевые кони.

Дункан перевел взгляд с рыцарей в полном вооружении на Эрика.

— Несмотря на одежду, которую мне прислали из замка Каменного Кольца, я вдруг почувствовал себя таким же голым, как тогда, когда меня нашли, — сухо сказал Дункан.

— Ты думаешь, что когда-то носил доспехи? — спросил Эрик.

— Я это знаю.

Уверенность, прозвучавшая в голосе Дункана, не допускала сомнений.

— И это заставляет меня думать, не взял ли мои доспехи тот, кто меня нашел, — в уплату за свои труды, — добавил Дункан.

— Не взял.

— Ты как будто уверен в этом.

— Уверен. Тот, кто тебя нашел, это я. Дункан вопросительно приподнял правую бровь.

— Эмбер сказала мне только, что ты принес меня к ней.

По сигналу Эрика рыцари повернули лошадей и выехали со двора хижины. Через какое-то время Эрик поехал рядом с Дунканом.

— Как твоя память — возвращается к тебе? — спросил Эрик.

— Кусочки и осколки, не более того.

— Например?

Хотя вопрос был задан вполне вежливым тоном, обоим было ясно, что это требование, приказ.

— Я воевал с сарацинами — сказал Дункан, — но не знаю когда и где.

Эрик кивнул, не высказав никакого удивления.

— Я чувствую себя голым без оружия и доспехов, — продолжал Дункан. — Знаю, что такое соколиная охота.

— Ты хорошо держишься в седле, — добавил Эрик. Лицо Дункана приняло сначала удивленное, потом задумчивое выражение.

— Странно. Я думал, что и все так.

— Рыцари, оруженосцы и воины — да, — сказал Эрик. — Крепостные, вилланы, торговцы и им подобные — нет. Некоторые священники хорошо ездят верхом. Большинство — нет, только те, кто знатного происхождения.

— Не думаю, что я священнослужитель.

— А почему бы и нет? Немало славных священников-воинов выступало против сарацин за Церковь и Христа.

— Но Церковь желает — а с недавнего времени даже требует — обета безбрачия.

При этих словах Дункан невольно оглянулся через плечо на ехавшую в одиночестве Эмбер.

Она заметила его взгляд и улыбнулась.

Дункан тоже улыбнулся в ответ, следя за ней со страстным томлением, которого не мог скрыть. Даже в это серое, дождливое утро она, казалось, притягивала к себе свет, становясь лучезарной сущностью, которая согревала вокруг всех и вся.

Он жалел, что не волен ехать рядом с Эмбер, чтобы ногой изредка касаться ее ноги. Он любил наблюдать, как ее щеки заливает румянец от его прикосновения, слышать, как учащается ее дыхание, и ощущать скрытое пробуждение ее чувственности.

— Нет, — сказал Дункан, вновь повернувшись к Эрику, — безбрачие не по мне. Ни сейчас, ни потом.

— Даже не помышляй об этом, — ледяным тоном произнес Эрик.

— Не помышлять о чем, милорд? — спросил Дункан.

— О том, чтобы соблазнить Эмбер.

— Ни одну девицу невозможно соблазнить без ее разрешения.

— Эмбер зовется Неприкосновенной. Она абсолютно невинна. Она не будет иметь ни малейшего понятия о том, что нужно от нее мужчине, пока не будет уже слишком поздно.

Дункан засмеялся, чем привел Эрика в сильное возмущение.

— Ни одна нетронутая дева не может так пылко и чувственно отзываться на присутствие мужчины, — с усмешкой возразил Дункан.

Возмущение Эрика уступило место холодной ярости.

— Заруби себе на носу, Дункан Безымянный, — четко произнес Эрик. — Если ты соблазнишь Эмбер, то тебе придется встретиться со мной в поединке. И ты умрешь.

Несколько мгновений Дункан ничего не говорил. Потом он посмотрел на Эрика холодным, оценивающим взглядом человека, для которого сражения вовсе не были чем-то новым иди страшным.