— Так как же? — мягко напомнил Эрик.

Эмбер вздрогнула. Она знала, что Эрик бывал в самом опасном настроении как раз тогда, когда казался особенно кротким.

— Когда я впервые увидел Саймона, — начал Дункан, — то почувствовал опасность — словно мелькнула тень ястреба.

Эмбер судорожно глотнула воздух.

— В голове у меня раздались поющие голоса и загорелись свечи, — продолжал Дункан.

— Церковь? — спросил Эрик.

Ответа он ждал от Эмбер. не от Дункана.

— Да, — сказала она. — Такое чувство, будто это церковь.

— Что ты еще чувствуешь? — В голосе Эрика сквозило любопытство.

— Шевелятся воспоминания Дункана, но слишком слабо, чтобы вырваться из теней темноты.

— Это интересно. Что еще?

Эмбер краешком глаза взглянула на Дункана. Он наблюдал за ней с таким выражением, будто все меньше и меньше верил своим глазам и ушам.

— Думай о церкви, темный воин, — сказала она.

В ответ Дункан лишь крепче сжал губы. Эмбер прерывисто вздохнула.

— Я чувствую, что происходившее тогда в церкви было по какому-то особому случаю, а не просто обычная месса, — слабым голосом проговорила она.

— Похороны? Свадьба? Крестины? — попытался подсказать Эрик.

Эмбер лишь покачала головой.

— Он не знает.

Дункан посмотрел на Эмбер долгим взглядом. Странное напряжение охватило ее, заставив плотно сжать губы.

— Что с тобой? — спросил Эрик.

— Дункану это не нравится, — сказала Эмбер.

— Я его понимаю, — сухо произнес Эрик. — И не осуждаю его за это.

— Зато он меня осуждает. Это все равно что рвать крапиву голыми руками, — прошептала Эмбер. — Можно мне отпустить его руку?

— Сейчас. А пока, — Эрик перевел взгляд на Дункана, — ты бы поразмыслил о том, что никто лучше Эмбер не сможет проникнуть в темноту твоего прошлого.

— И каким же образом? — холодно спросил Дункан.

— Ну, по-моему, это очевидно, — ответил Эрик.

Похоже, она способна улавливать в твоих мыслях то, что от тебя самого ускользает.

— Это правда? — Дункан повернулся к Эмбер.

— С тобой — да. С другими — никогда не получалось. Дункан с высоты своего роста смотрел на Эмбер.

Грустное выражение ее лица говорило ему, что этот допрос через прикосновение ей неприятен так же, как и ему.

— Почему со мной не так, как с другими? — спросил он. — Не потому ли, что я лишен памяти?

— Этого я не знаю. Знаю лишь, что мы связаны какими-то непонятными мне узами.

Долгое время Дункан просто стоял и смотрел на Эмбер. Потом он тихо вздохнул, взял ее руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. Держа ее руку в обеих своих ладонях, он негромко заговорил.

— Когда я впервые увидел Саймона, я почувствовал опасность, мне почудились поющие голоса и свечи. Потом я вспомнил ощущение холодного лезвия ножа у меня между ног.

Эмбер испуганно вскрикнула.

— Такое воспоминание не назовешь приятным, — скупо усмехнулся Эрик.

— Да уж. — Насмешливый тон Дункана перекликался с усмешкой Эрика.

— Продолжай, — сказал Эрик.

— Осталось добавить совсем немного. — Дункан пожал плечами. — Я вспомнил человека, который следил за мной глазами такими же темными, как полночь в преисподней.

— Саймон, — полу-утвердительно произнес Эрик.

— Сначала и я так думал. Но сейчас… — Дункан вздохнул.

— Эмбер?

— Почему ты решил, что это был не Саймон? — спросила она Дункана.

— Потому что он не узнал меня. Если бы я держал кинжал между ног человека, то обязательно узнал бы его, и мне была бы известна причина нашей вражды.

Эмбер вздрогнула.

— Ты что? — тихо спросил Эрик.

— Церковь, — ответила Эмбер. — Это была свадьба.

— Ты уверена? — в один голос спросили Дункан и Эрик.

— Да. Ощущение вышитой туфли… — начала она.

— У меня в руке! Да! — ликующим голосом перебил ее Дункан. — Ее туфля была серебряная, изящная, будто в морозных узорах! Я это помню!

У Эмбер в глазах стояли слезы; потом они беззвучно потекли по щекам.

— Есть что-нибудь еще, Эмбер? — спросил Эрик. На этот раз голос его был мягок по-настоящему.

потому что он видел ее слезы и догадался об их причине Тут Дункан заметил, что очень крепко сжимает пальцы Эмбер.

— Я причинил тебе боль? — спросил он.

Эмбер покачала головой, но не захотела посмотреть Дункану в глаза. Длинные пальцы, крепко взявшиеся за подбородок, заставили ее поднять голову.

— Бесценная Эмбер, — сказал Дункан. — Почему ты плачешь?

Губы ее дрогнули, но заговорить она не смогла, слезы душили ее и слова застревали в горле.

— Может, ты видишь в моих воспоминаниях что-то такое, чего не вижу я? — продолжал Дункан.

Эмбер покачала головой и попыталась отстраниться от Дункана. Но он не выпустил ее из рук.

— Может, это… — начал он.

— Оставь ее в покое, — резко вмешался Эрик. — Отпусти ее, не держи. Дай ей возможность успокоиться.

Через голову Эмбер Дункан посмотрел на человека, чьи глаза были подобны глазам волкодавов и тоже светились отраженным огнем.

— Здесь что-то не так? — спросил Дункан. — Что-то, что касается Наделенных Знанием? Поэтому она и не хочет мне говорить?

— Хотел бы я, чтобы это было так, — пробормотал Эрик. — Дела, относящиеся к Знанию, поддаются разуму. Дела же сердечные — нет.

— Говори понятнее.

— Это очень просто, — сказал Эрик. — Ты стоял в церкви с женской туфлей в руке.

— И как это связано с тем, что Эмбер плачет? — с досадой спросил Дункан.

— Она отдала сердце человеку, который уже женат. Достаточная причина для слез, не так ли?

Сначала Дункан не понял. А когда понял, то схватил Эмбер в объятия и засмеялся. Через мгновение засмеялась и Эмбер, почувствовав истинность того открытия, которое только что сделал Дункан.

— Я же отдавал туфлю другому мужчине, а не принимал ее от него, — сказал Дункан. — И это он женился на владелице туфли, а вовсе не я!

Волкодавы вскочили на ноги, подняли кверху морды и ликующе завыли.

Дункан смотрел на собак и размышлял, какой демон в них вселился.

Эмбер же смотрела на Эрика и спрашивала себя, отчего он почувствовал ликование столь сильное, что оно передалось и собакам, и те излили его в ночную тьму.

Глава 10

— Ты послал их одних к священному Каменному Кольцу? — спросила Кассандра с выражением ужаса на лице.

— Да, — ответил Эрик. — Дункан хочет вернуть себе память до того, как окажется лежащим между ног Эмбер. Хотя было бы лучше наоборот.

— Ты слишком много на себя берешь!

— Как ты меня учила, — мягко сказал Эрик, — без риска нет выигрыша.

— Это не риск. Это просто безумие!

Эрик отвернулся от Кассандры и посмотрел вдаль, за Спрятанное Озеро и окружавшие его болота, где кормились мириады водоплавающих птиц. Низко нависшие облака срезали все верхушки гребня. Ниже облаков долина была рыжевато-коричневая и черная, вечнозеленая и бронзовая — расписная чаша, которая ждет, чтобы ее до краев наполнили напитком зимы.

Хотя Эрику не была видна вершина Стормхоулда, он знал, что на эту высокую гору скоро ляжет сверкающий снежный покров. Гуси и Кассандра были правы. К ним приближалась зима, закутанная в плащ из ледяного ветра.

Сокол у Эрика на запястье беспокойно зашевелился, встревоженный потоками чувств, бурливших за внешним спокойствием хозяина. Кассандра настороженно следила за птицей, потому что знала, что только волкодавы еще чутче улавливали настроение хозяина.

— Это, как ты говоришь, «безумие», — спокойно сказал он, — дает мне самый большой шанс удерживать южные земли до тех пор, пока не найду других хороших рыцарей, готовых поступить ко мне на службу.

— У твоего отца еще много других владений, — возразила Кассандра. — Позаботься лучше о них.

— Что ты мне предлагаешь, мудрейшая? Чтобы я уступил без боя замок Каменного Кольца Доминику ле Сабру?

— Да.

Сокол распустил крылья и издал пронзительный крик.

— А Морской Дом? — мягко спросил Эрик. — Не отдать ли его проклятому норманну? А Уинтерланс?

— В этом нет необходимости Каменное Кольцо — это единственный замок, упомянутый английским королем. С этим согласился, кстати, и шотландский король.

— На сию минуту — да.

— Сия минута — это все, что у нас есть.

Сокол беспокойно переступил по кожаной перчатке, надетой на руку Эрика Налетевший ветер затеребил богатый, бронзового цвета плащ рыцаря, закрутил его полы, так что показалась шерстяная туника цвета индиго, в которую он был одет под плащом Рукоять меча сверкнула подобно серебряной молнии.

— Если я передам Морской Дом, словно женскую туфлю во время брачной церемонии, — сказал наконец Эрик, — то все разбойники и бродяги Спорных Земель слетятся в надежде на поживу.

Кассандра покачала головой.

— Такого видения мне не было.

— И не будет, — резко бросил Эрик. — Я буду драться до последней капли крови, прежде чем отдам замок Каменного Кольца Доминику ле Сабру.

Кассандра с опечаленным видом посмотрела вниз, на свои руки, почти полностью скрытые длинными и широкими рукавами ее алого платья Богатый вышитый узор в синих и зеленых тонах блестел, словно пробивающаяся сквозь огонь вода.

— Я видела сон, — просто сказала она. Во взгляде Эрика мелькнуло нетерпение.

— Что тебе снилось? — спросил он отрывисто. — Сражения и кровь и рушащиеся замки?

— Нет.

Эрик ждал.

Кассандра смотрела на свои длинные, тщательно ухоженные пальцы. Крупный перстень с тремя драгоценными камнями сверкал так же ярко, как и вышивка. Сапфир — это вода. Изумруд — живые существа. Рубин — это кровь.

— Говори, — приказал Эрик.

— Красный бутон. Зеленый остров. Синее озеро. Вместе как единое целое. Вдалеке собирается могучая буря.

Сокол раскрыл клюв, словно день был не холодный, а жаркий. Эрик рассеянно успокоил птицу, не отрывая взгляда от неподвластного времени лица Кассандры.

— Буря налетела вихрем и коснулась красного бутона, — сказала она. — Он расцвел прекрасным цветком… но он расцвел внутри бури.

Глаза Эрика сузились.

— Потом настала очередь зеленого острова, — продолжала Кассандра. — Буря окружила, обласкала его и овладела им.

Рыжеватые брови поднялись кверху, но Эрик ничего не сказал. Он лишь продолжал поглаживать беспокойного сокола медленными, ласковыми движениями руки.

— Только глубокая, синяя вода озера осталась нетронутой, — говорила Кассандра. — Но она тянулась к буре — туда, где цвел чудесный алый цветок и где переливался всеми оттенками зелени остров.

Ветер повернул, подергал плащ Эрика и длинные складки красного платья Кассандры. Сокол свистнул и снова сложил крылья, глядя в небо голодными глазами.

— И это все? — спросил Эрик.

— А разве этого мало? — вопросом на вопрос ответила Кассандра. — Куда сердце и тело, туда скоро последует и душа. Тогда жизнь может дать богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется!

— Янтарное пророчество, — пробормотал Эрик вполголоса. — Опять все то же проклятое пророчество.

— Надо было оставить Дункана, пусть бы он умер в Каменном Кольце.

— Тогда бутон никогда бы не расцвел, а остров никогда бы не заиграл всеми оттенками зеленого цвета. Цвета жизни.

— Но это не…

— Твой сон говорит о богатых всходах жизни, а не о смерти, — неумолимо продолжал Эрик. — Разве ради этого не стоит немного рискнуть?

— Ты рискуешь вызвать катастрофу.

— Нет! — резко возразил Эрик. — Катастрофа меня уже настигла! Отец так погряз в клановых междоусобицах, что отказывается дать воинов для защиты отдаленных владений.

— Так было всегда.

— Мне нужны воины, — сказал Эрик. — Могучие воины. Дункан как раз такой. С ним я могу держать замок Каменного Кольца. Без него замок будет потерян.

— Ну и пусть пропадает, вместе с Дунканом!

— У кого в руках эти владения, у того ключ ко всем Спорным Землям.

— Но…

— А тот, кто владеет Спорными Землями, — не останавливаясь продолжал Эрик, — приставил лезвие меча к горлу северных лордов, отсюда до каменных холмов Дана Айдинна.

— Я не видела во сне такой войны.

— Отлично, — тихо сказал Эрик. — Это значит, что большой риск будет вознагражден большой выгодой.

— Или большой смертью, — возразила Кассандра.

— Не надо обладать даром провидца, чтобы увидеть смерть. Это обычный конец всего живого.

— Ты упрям не в меру, — гневно произнесла она. — Неужели не понимаешь опасности того, что ты делаешь?

— Как и ты не понимаешь, насколько опасно ничего не делать!

Сильным взмахом мускулистой руки Эрик послал сокола ввысь. Сверкнули разноцветные путы; изящные крылья птицы быстро рассекали воздух. Она оседлала ветер с легкостью, от которой захватило дух, и этот незримый дикий зверь понес ее все выше и выше в небо.

— Если я не буду ничего делать, — сказал Эрик, — то наверняка потеряю замок Каменного Кольца. Если я потеряю замок Каменного Кольца, то Морской Дом станет таким же голым и беззащитным, как только что вылупившийся птенец.