Элизабет Лоуэлл - Заколдованная

Всякий раз, когда его не было рядом, она чувствовала себя беспокойно, словно опасаясь, что его могут каким-то образом в любой момент отнять у нее.

— Иди сюда и садись рядом со мной, — сказал Дункан, протягивая руку. — Я скоро закончу.

Как только Дункан прикоснулся к Эмбер, она почувствовала, что часть напряжения уходит, покидает обоих. Сейчас его воспоминания не пробуждались. Он был сосредоточен на настоящем и своих обязанностях в качестве Эрикова сенешаля.

Эмбер сидела рядом с Дунканом на возвышении в большом зале, а он выслушивал жалобы, выносил решения и снова слушал. Слушая, он поглаживал ее руку, напоминая и себе, и ей о наслаждении и покое, обретенных ими в те предрассветные часы, когда их сплетенные тела прогнали воспоминания, что преследовали Дункана подобно волчьей стае.

— Скучное было утро? — тихо спросила Эмбер.

— Я начинаю думать, что всем свиньям в округе следует перерезать подколенные сухожилия, — пробормотал Дункан, когда вперед выступили следующие вассалы.

Увидев, кто были эти просители; Эмбер усмехнулась про себя.

— Должно быть, свинья Этельрода опять рылась в огороде у вдовы Мэри, — сказала Эмбер.

— И часто ли это случается? — спросил Дункан.

— Всякий раз, как Этельрод и вдова ложатся друг с другом.

Дункан искоса взглянул на Эмбер.

— Видишь ли, эта свинья очень любит Этельрода, — продолжала Эмбер голосом, слышным лишь ее мужу.

— Не понимаю, — пробормотал Дункан.

— Свинья всюду следует за Этельродом, словно верный пес.

Дункан сверкнул белозубой улыбкой из-под усов.

— Теперь начинаю понимать, — сказал он. — У Этельрода есть крепкий загон для свиньи?

— Нет. Это ему не по карману. Он ведь крепостной.

— А они хотели бы пожениться?

— Вдова-то фригольдерша. Если они поженятся, то их дети станут крепостными.

Нахмурив брови, Дункан смотрел на мужчину и женщину, которые в смущении стояли перед своим сенешалем.

— Испытывает ли Эрик нужду в крепостных? — очень тихо спросил Дункан.

— Нет. Он строгий хозяин, но не жестокий, — ответила Эмбер. — От него не бегут те, кто ему служит.

— Хороший ли вассал Этельрод?

— Да. Он никогда не увиливает от обязанностей.

— А какого о нем мнения здешние жители? — спросил Дункан.

— За советом они скорее пойдут к нему, чем к священнику или хозяину замка.

Не выпуская руки Эмбер из своей, Дункан снова обратил взгляд на стоящую перед ним пару.

— Вдова Мэри, — сказал Дункан. — Если бы Этельрод не был крепостным, ты бы не отказалась выйти за него замуж?

Вопрос настолько застал женщину врасплох, что она не сразу нашлась с ответом.

— Нет, лорд. Он усердный работник и по-доброму относится к тем, кто слабее. Но…

— Но что? Говори, женщина, не бойся. — Слова Дункана звучали ободряюще.

— Эта его свинья ни за что не войдет ко мне в дом, разве что только на вертеле для жаркого!

Все вассалы, кто остался посмотреть, как будет" судить да рядить новый сенешаль, засмеялись. Постоянная война вдовы со свиньей была источником веселья для обитателей всего замка.

Дункан улыбнулся и обратил взгляд своих карих глаз на крестьянина, стоявшего со смущенным видом посреди большого зала; в узловатых руках он держал шапку, а его плохо обутые ноги казались плоскими, словно дно телеги.

— Этельрод, ты бы не отказался взять вдову Мэри в жены? — спросил Дункан.

Краской румянца покрылись не только заросшие бородой щеки крестьянина, но и его обветренный лоб.

— Нет, с-с-эр, — заикаясь, пробормотал он. — Она х-хорошая женщина.

— Тогда мне ясно, как можно решить эту задачу со свиньей, — сказал Дункан. — Вдень, когда ты женишься на вдове Мэри, ты уже не будешь крепостным.

Этельрод был так ошеломлен, что смог лишь открыть и закрыть рот.

— В день свадьбы, — продолжал Дункан, — ты получишь в подарок от сэра Эрика достаточно древесины, чтобы построить прочный загон для свиньи.

В большом зале стало шумно: послышался смех, одобрительные и приветственные возгласы. Не прошло и двух недель после назначения, а вассалы уже полностью приняли нового сенешаля замка.

Прежде чем утих шум, Дункан встал и потянул за собой Эмбер.

— Поедем со мной верхом, — сказал он. — Оказывается, твое знание замка и его вассалов мне не только необходимо, но и доставляет удовольствие.

— Куда мы едем на этот раз?

— Туда, куда ездим каждый день с тех пор, как поженились, — ответил Дункан, кивая вассалам, расступавшимся, чтобы пропустить его.

— По южной тропе через деревушку Дикая Роза и через поля в лес. — Эмбер улыбнулась. — Это мой любимый путь. Ручей Дикой Розы журчит так, будто смеется.

Во дворе ждали седоков только две лошади. В замке Каменного Кольца оставалось так мало бойцов, что Дункан отказывался обременять их лишней работой в качестве провожатых, когда он и Эмбер выезжали прогуляться по землям замка. Разбойников не было ни видно, ни слышно на расстоянии полудня пути от замка после того, как Эрик приказал повесить одного из их братии.

Дункан подсадил Эмбер в седло ее лошади, потом сел на свою. Устроившись в седле, он, как всегда, проверил расположение меча и молота. Эти движения для Дункана были такими же естественными, как дыхание.

Копыта идущих рядом лошадей процокали по двору и прогрохотали по крепкому деревянному настилу подъемного моста. По дороге Эмбер отвечала на вопросы, касавшиеся истории различных полей, о том, кто возделывает то или иное поле и насколько хорошо, кто фригольдер, а кто крепостной, кто здоров, а кто болен.

— Похоже, ты едешь по этой дороге не для того, чтобы послушать журчание ручья, — сказала под конец Эмбер, когда они въехали в лес.

— Я еду, чтобы слушать, как ты рассказываешь о замке и его землях.

— А Ястребиный Холм, что лежит неподалеку от нашего пути, удобное место, откуда открывается хороший вид на принадлежащие замку земли.

Дункан кивнул.

— Из тебя получится прекрасный сенешаль для Эрика.

— Из меня получится еще лучший воин.

— Он не сомневается в твоей храбрости, — сказала Эмбер.

— Тогда почему он не пошлет меня в Уинтерланс? Говорят, там норвежцев, как травы в летних лучах. — Голос Дункана звучал сердито.

— Ты ему больше нужен здесь. Не далее как в прошлую субботу один из его кузенов что-то вынюхивал среди вассалов, испытывал их настроение.

Дункан прочистил горло.

— Теперь, — продолжала Эмбер, — Эриковы кузены уже знают, что в замке Каменного Кольца новый сенешаль и что вассалы его весьма уважают.

Не дождавшись ответа, Эмбер с грустью посмотрела на Дункана. Он оглядывался вокруг прищуренными глазами, словно что-то искал.

И рука его лежала на рукояти меча.

— Дункан? Что-то не так?

Он вздрогнул и обернулся к Эмбер. Ее сердце замерло, потом бешено заколотилось. Какое-то мгновение он не узнавал ее. Дункан посмотрел на свой частично вынутый из ножен меч и тут же оглянулся через плечо. Позади, расстилаясь во все стороны от того места, где дорога для повозок входила в лес, под мирным небом лежали принадлежавшие замку поля. За полями, на гребнях холмов, словно томные красавицы в гареме, ожидающие милости своего властелина, раскинулись облака. И на все это солнце изливало яркий золотой свет, подобный целительному благословению.

Повернувшись в седле, Дункан посмотрел вперед. Лес был все еще одет в сверкающие осенние цвета — желтый, красный, оранжевый. Прихваченные морозом травы хрупкими растрепанными клочьями цеплялись за камни и упавшие на землю сучья. Листья, высохшие за три ветреных, сухих дня, взвихривались вокруг мохнатых щеток над копытами лошадей, когда те бок о бок шагом шли по дороге.

Убедившись, что Дункан не собирается отвечать на ее вопрос, Эмбер привстала на стременах и склонилась в его сторону. Ее слегка дрожащие пальцы сомкнулись на запястье его правой руки.

На этот раз прикосновение не принесло Эмбер ничего, кроме ощущения яростной схватки в голове Дункана.

— Ты знаешь меня? — спросила Эмбер полным тревожного беспокойства голосом.

Глаза Дункана остановились на ней, и он удивленно засмеялся. Взял ее руку и поцеловал ладонь.

— Я знаю тебя столь же хорошо, как и свое собственное сердце, — сказал он.

— Но ты только что смотрел на меня так, будто не знаешь, кто я!

Искры веселья угасли в глазах Дункана, остались лишь тени, которые неотступно преследовали его.

— Только что, — ответил на это он, — я блуждал среди теней тьмы.

Эмбер печально вздохнула.

— Часть меня постоянно предупреждает об опасности, — серьезно добавил Дункан. — Другая часть постоянно это высмеивает. Я чувствую себя как оленья ляжка, которую грызут двое волков.

Он переплел пальцы Эмбер со своими. Какое-то время они ехали медленным шагом, бок о бок, и говорили мало, позволяя ярким краскам осени высвечивать все тени.

Дункан и Эмбер все еще держались за руки, когда из леса вылетела тяжелая сеть и обвилась вокруг Шотландского Молота.

Дункан тут же попытался освободить свою правую руку, но лишь еще туже запутался в ячеях сети. Выкрикнув имя Дункана, Эмбер выхватила свой кинжал и наклонилась к нему.

Прежде чем она успела полоснуть по сети, рядом с ней возник какой-то человек и схватил ее за запястье. Ощущение ненависти, которое перелилось в нее через прикосновение, вызвало такую боль, какую еще ничто и никогда ей не причиняло. Эмбер с леденящим душу криком без чувств упала на землю. И больше не пошевелилась, даже когда Дункан окликнул ее по имени.

Дункан пришел в бешенство.

Он вцепился в сеть и стал рвать ее крепкие волокна, словно они были из соломы.

— Эй! — крикнул тот, кто схватил Эмбер.

Из леса выбежали еще двое. Один схватил Дункана за левую ногу и рванул вверх, отчего тот рухнул на землю.

Все трое навалились на пленника, чтобы смирить его. Хотя один из нападавших был ростом с Дункана, да и другие двое лишь немногим уступали ему, Дункан боролся с силой и яростью сумасшедшего.

— Саймон, хватай его за другую руку! — резко приказал Доминик.

— Пытаюсь! — отозвался тот сквозь зубы.

— Кровь Господня, — сказал Свен, — он силен как бык.

— Дункан! — позвала Мег. — Дункан Ты в безопасности! Разве ты нас не помнишь?

На мгновение Дункан замер, застигнутый врасплох между прошлым и настоящим, удерживаемый смутно знакомым голосом.

Большего Доминику и не требовалось. Он с силой надавил большими пальцами по обеим сторонам шеи Дункана. Ноги Шотландского Молота дернулись раз, потом он затих.

Когда Доминик убрал руки, Дункан лежал на земле в таком же бесчувственном состоянии, как и Эмбер. Саймон не теряя времени кинулся снимать с него сеть, а Свен стал вязать его по рукам и ногам по мере их выпутывания из сети.

— Готово, — сказал Свен. — Из этих пут не вырваться и белому медведю.

— Бери его за ноги, — приказал Доминик Саймону. — И помни: мы задаем ему вопросы, но не даем своих ответов, кроме тех, что касаются нашего дружеского к нему расположения и его околдованного состояния.

Саймон нагнулся и взялся за Дункановы ноги.

— Я все-таки думаю, — пробормотал Саймон, — что надо ему просто сказать все, как есть, и покончить с этим лицедейством.

— Да, но Мег велела иначе, а целительница здесь — она.

— Черт побери, — прошипел Саймон.

— Вот именно, — согласился Доминик.

Общими усилиями Доминик и Саймон взвалили Дункана вниз лицом поперек седла его лошади. Идя по бокам от нее, они быстро скрылись в лесу. Свен нагнулся, подхватил Эмбер и трусцой последовал за ними.

Мег поймала за поводья оставшуюся лошадь и повела ее к наспех устроенному лагерю Доминика, где он выжидал удобного случая, чтобы схватить Дункана. На каждое движение Мег малюсенькие золотые колокольчики у нее на запястьях и на поясе отзывались мелодичным звоном.

Пока Свен привязывал лошадей, Мег пошла туда, где Дункан неподвижно лежал на земле. Когда она опустилась возле него на колени, подошел Доминик и встал рядом.

Только Саймон заметил, что рука Доминика лежала на рукояти меча.

Мег положила ладонь Дункану на грудь Сердце его мерно билось. Кожа была теплой, а дыхание ровным. Она облегченно вздохнула и убрала руку.

— То был грязный сарацинский фокус, муженек.

— Это лучше, чем удар рукояткой топорика, — резко ответил Доминик. — Дункан оглушен, только и всего.

— У него на шее будут синяки.

— Ему еще повезло, что его драгоценная шея вообще останется при нем, — возразил Доминик.

Мег не стала спорить. Это была чистая правда.

— Доминик единственный из всех известных мне лордов, кто не вздернул бы Дункана тотчас же, как предателя, — сказал Саймон.

Приглушенно звякнули колокольчики. Мег встала с колен и коснулась мужниной щеки.

— Я знаю, — с гордостью произнесла она. — Поэтому-то ты и есть Глендруидский Волк. Ты достаточно силен, чтобы не убивать.