Через некоторое время к компании присоединился Энрике. Он объявил, что донья Луиза не поедет с ними. Она желает им счастливого пути, но сама не собирается покидать свои колониальные владения на произвол судьбы. Кроме того, у нее нет ни причин, ни желания снова отправляться в путешествие по водной стихии.

Вскоре после Энрике явился Балтазар, таща за собой Ис-абель, нагруженную множеством узлов с ее платьями и несколькими корзинами с провизией — на всякий случай. Девушка радостно запричитала, увидев Висенте, и повисла у него на шее, так что тот стал пунцовым от смущения. Она засыпала всех вопросами о пожаре и ежесекундно спрашивала, где же Рефухио.

Дымовая завеса сгустилась. Казалось, даже небо почернело от копоти. Над крышами домов уже взметнулись оранжевые стрелы пламени. Едкий дым стелился над рекой, густой пеленой обволакивая корабли, стоящие на якоре. Воздух дрожал от криков и стонов, заглушаемых треском и грохотом, когда рушился очередной пылающий дом.

Рефухио появился не с той стороны, откуда его ждали. Он где-то потерял свой плащ, его рубашка была разорвана, волосы взлохмачены, Лицо перепачкано сажей. Он взглянул на свертки с едой, сваленные грудой у ног Исабель, и насупился.

— Выглядит впечатляюще, — бросил он, — но если мы погрузим в лодку все это барахло, то наверняка пойдем ко дну. По мне, так лучше голодная смерть.

Все смущенно потупились, но прежде чем кто-то успел открыть рот, чтобы оправдаться, Рефухио снова заговорил:

— Где донья Луиза?

Энрике удрученно покачал головой:

— Я попытался втолковать ей, что ты приказал мне привести ее, но она уперлась и — ни в какую. Я пригрозил, что потащу ее силой, а она только засмеялась. Не мог же я взвалить ее на спину и принести сюда, мне пришлось оставить ее в покое.

— Действительно, пусть остается, если хочет, — буркнул Балтазар.

— Это верная смерть, — отрезал Рефухио. — Здесь ее неминуемо настигнет месть дона Эстебана.

— Ты думаешь, он доберется и до нее? — испугалась Пилар.

— Ну, если мы будем вне пределов его досягаемости, то он может попытаться выместить зло на Луизе. Более того, ей еще придется ответить на ряд неприятных вопросов в присутствии губернатора относительно ее загадочных гостей. Проделка дона Эстебана удалась на славу. Теперь в городе едва ли найдется хоть один человек, который не видел бы этого дьявола в облике человека, бандита Эль-Леона.

— В таком случае пора сматываться. И чем скорее, тем лучше, — подытожил Чарро. — Пока еще есть на чем.

Рефухио скользнул взглядом по фигурам лодочников, стоящих у самой кромки воды.

— А что, что-нибудь не так?

— Эти двое, похоже, передумали, — ответил Чappo.

— Пусть катятся на все четыре стороны, — решил Эль-Леон после секундного размышления, — но оставят нам лодку, ту, что побольше. За любую плату.

— Но мы не сможем обойтись без проводников, — уверенно возразил Чарро.

— Это если бы мы пробирались через болота.

— Если бы? — недоверчиво переспросил Балтазар.

Но ответа не последовало. Рефухио скрылся за стеной дыма.

— Куда это он? — забеспокоилась Исабель.

— Вероятно, за доньей Луизой, — недовольно хмыкнул Энрике.

Чарро поддержал его:

— Десять против одного, что он приведет ее.

— Я был бы круглым дураком, если бы принял это пари. Это верный проигрыш, все и так ясно, — ответил Энрике.

— Да на кой черт она ему? — разозлилась Исабель.

— Хочет, чтобы его совесть была чиста. А может, ему просто нравится искать неприятностей на свою голову, — предположил Чарро. — Выбирай, что тебе больше по вкусу. А возможно, и то и другое вместе.

— Кто такая эта донья Луиза? — вступил в разговор Висенте. — И что у нее за дела с моим братом?

Энрике объяснил. Пилар не слушала, что он говорил. Конечно же, Чарро прав, думала она. Да, Рефухио боялся, что с доньей Луизой что-нибудь случится, если они бросят ее здесь. Но только ли в этом дело? Правду говорят, старая любовь не забывается, особенно первая любовь. Рефухио с такой готовностью согласился выполнять требования доньи Луизы на корабле, что не сказал даже слова поперек. Значит, это не было большой жертвой с его стороны. Конечно, отказаться исполнять эту «тяжкую повинность» значило поставить под удар его друзей и саму Пилар. Но почему он так легко согласился, слишком легко?

Господи, какое же это мучительное чувство — любовь, сколько страданий она приносит человеку. Пилар страшно ревновала, когда Рефухио развлекался с доньей Луизой. Но она завидовала ей, потому что та была знакома с Рефухио, когда он был еще совсем молод и беззаботен. Каким обворожительным юношей, должно быть, он был тогда — милым, нежным, остроумным. Пилар никогда не знала его таким. Никогда. Как обидно.

Давно ли она начала испытывать подобные чувства? Может быть, это началось еще в патио, в Севилье. Или в горах, когда Рефухио узнал, что его брат похищен доном Эстебаном. У нее защемило сердце, но эта боль была даже приятной.

Она вспомнила ту ночь на корабле, когда Рефухио лежал в каюте с раной в груди, чудом избежав смерти. Как легко она приняла решение предложить ему себя, свое тело, чтобы пробудить в нем интерес к жизни. Когда она думала об этом, краска стыда заливала ей лицо. Она знала, в чем дело, давно знала, но не желала признаваться в этом даже самой себе. Она старалась поглубже спрятать свои чувства, похоронить их в своем сердце.

Что толку в этих бесконечных размышлениях? Он был бандит, изгой, не имеющий пристанища. В его жизни не было места женщине, в его сердце не было места любви. Он оказывал Пилар и донье Луизе покровительство, потому что считал, что обязан это делать, хотя для него это было обузой. Время от времени он занимался с ними любовью. Но это была всего лишь возможность приятно провести время, не более, способ отвлечься от повседневных забот. Хотя не исключено, что он и это считал своей обязанностью.

Он никогда не узнает о ее чувствах к нему. Пилар не была уверена, что Рефухио поймет ее. Он может сделать ей больно, напомнив, что сам никогда не пытался соблазнить ее. Или просто улыбнется и сделает вид, что очень сочувствует ей. Нет, это еще хуже. Этого она просто не вынесет.

Рыдания подступили к горлу, на глаза навернулись слезы. Она украдкой смахнула непрошеные слезинки. Кажется, никто не заметил. А если заметили, то наверняка подумают, что это из-за дыма.

Новый Орлеан был охвачен огнем, и ветер гнал пламя все дальше и дальше. Люди в панике покидали город, унося с собой все ценное, что можно было взять. Кое-кто пытался спастись, заплывая в лодках на середину реки. Дом дона Эстебана тоже горел, как и все остальные дома на Шартрской улице, рядом с Оружейной площадью. Несколько кораблей, стоящих на якоре ближе всего к пожару, превратились в факелы.

Где-то далеко, за городской стеной, прогремел оглушительный взрыв, заставивший всех вздрогнуть. Потом они увидели столб пламени, окрасивший небо желтыми и оранжевыми сполохами.

— Что это?! — в ужасе вскрикнула Исабель.

— Так взрывается порох, — ответил Чарро.

— Пороховой склад, — сказал Балтазар.

Чарро кивнул:

— Огонь добрался и туда.

Он был прав. Но этот взрыв был не единственным. Порох был нужен для того, чтобы охотиться. Охотой кормилась вся колония, это была неотъемлемая часть ее жизни. Порох был в лавочках, торговавших охотничьими принадлежностями, солидный запас хранил дома и каждый уважающий себя охотник. Теперь повсюду слышались взрывы. Город превратился в развалины.

Откуда-то сзади послышался слабый всплеск. Это лодочники уже собрались отчалить под шумок.

— Эй, вы! А ну-ка, стойте! — крикнул Чарро и побежал По причалу, спускающемуся прямо к воде.

— Извини, приятель, — отозвались те, — но мы здесь попусту теряем время, когда есть возможность заработать, переправляя людей на другой берег реки, подальше от огня.

Чарро вытащил шпагу из ножен. Энрике и Балтазар сделали то же самое и бросились к нему на подмогу. Висенте, хотя и не был вооружен, не захотел оставаться в стороне.

Чарро первым добрался до лодок. При виде оружия лодочники пулей выскочили на берег и тут же сдались. Тем не менее Балтазар осторожно взялся за острый конец шпаги и рукояткой угостил одного из них в челюсть. Тот растянулся на земле. Энрике пришел в восторг, вытащил из-за пояса кинжал, перевернул его и таким же образом стукнул другого лодочника по макушке. Своих пленников бандиты уложили рядышком на земле. Больше лодочников никто и пальцем не тронул, но они продолжали тихонько скулить.

— Очень неплохо, — еле выдохнул Рефухио, появившийся с противоположного конца причала. Он указал пальцем на самую большую лодку. — Все туда, живо. Отплываем немедленно.

Он весь был вымазан сажей. По лицу, оставляя на нем светлые дорожки, стекали струйки пота. Из-за его плеча выглянула донья Луиза. Она всхлипывала и молотила Рефухио по спине кулачками. За ними гнались люди, наспех вооруженные кто косами, кто граблями.

— Поджигатель! Убийца! Эль-Леон! Прикончить его! Прикончить!

— А что с этими двумя? — осведомился Чарро, поигрывая шпагой.

— Пусть убираются. Они нам не нужны. Отчаливаем!

Все были слегка удивлены, но нехотя повиновались. Рефухио прикрикнул на них, не выбирая при этом выражений. Это возымело свое действие: все стремглав кинулись к суденышку. Энрике поспешно выкинул оттуда несколько самых громоздких узлов. Великан Балтазар с трудом сдвинул лодку с илистой отмели и, столкнув ее в воду, одним прыжком заскочил в нее. Рефухио, не замедляя шаг, швырнул горсть серебра лодочникам, уже стоявшим на ногах, но еще слегка пошатывающимся. Это была плата за лодку. Рефухио подбежал к краю пристани и бухнулся в воду, обдав веером брызг, донью Луизу, которая при этом истерически взвизгнула. Затем он одной рукой уцепился за борт лодки, а другой ткнул вдову в бок так, что она подскочила и угодила прямо в объятия Энрике. Акробат схватил ее и усадил к себе на колени. Он хотел помочь вдове усесться поудобнее, но она дала ему оплеуху и немедленно разразилась рыданиями. Рефухио, держась за борт, оттолкнулся ногами от берега, Балтазар и Чарро схватились за весла и стали выгребать на середину реки. Их преследователи стояли по колено в воде и осыпали их проклятиями, потрясая при этом своим оружием. Подтянувшись на руках, Рефухио взобрался в лодку и примостился у руля.

Несколькими сильными гребками он заставил судно изменить направление. Балтазар удивленно заморгал.

— Что ты делаешь? — спросил он. — Ты направил лодку против течения.

— А что нас ждет, если мы поплывем по течению? — ледяным тоном произнес Рефухио. — Возвращение в Испанию стало теперь несбыточной мечтой, и в Гавану нам дороги нет, там нам никто не обрадуется. Нас снова преследуют. Дон Эс-тебан позаботится о том, чтобы губернатор Миро приказал обшаривать в поисках преступников каждый корабль. Наши приметы разошлют по всей Вест-Индии. Для нас закрыты все пути. За исключением одного.

— И куда ведет этот путь?

— В далекую таинственную страну, страну легенд и загадок, где водятся невиданные животные и обитают свирепые дикари. В страну золотого заката.

— Техас… — мечтательно прошептал Чарро, его лицо словно просветлело, в глазах заплясали голубые искорки.

— Матерь божья! — простонала донья Луиза и снова ударилась в слезы. — Нас там всех поубивают. Или что-нибудь еще хуже.

— Или мы будем спасены, — продолжил Энрике.

— Или о нас забудут, — пробормотал Балтазар.

— Что ж, поживем — увидим, — вздохнул Висенте, обращаясь к самому себе.

— Но ведь это так далеко, — осторожно подала голос Ис-абель.

Пилар обернулась и посмотрела на Рефухио. Хотела бы она знать, что у него на уме. Действительно ли он так уверен в себе, как кажется.

Рефухио глядел на дымящиеся руины — это было все, что осталось от Нового Орлеана. На его суровое лицо падал красноватый отсвет пламени, капельки воды дрожали на его ресницах, может быть, это были слезы.

16.

Рефухио глубоко опустил весло в мутную желтовато-коричневую воду и сделал мощный гребок, чтобы не столкнуться с полузатопленным гнилым древесным стволом, преграждавшим им путь. Лодка весело бежала по волнам. Утро было погожим, ласково пригревало солнце, дул попутный ветерок. Сидеть на веслах — занятие довольно утомительное, но вместе с физической усталостью оно приносило душевное облегчение. Это было для них чем-то вроде искупления грехов, когда с каждым взмахом весел снималась частичка вины. Они боролись с течением, зорко следя за тем, чтобы судно не попало в стремнину и не напоролось на бревно-плывун. Им постоянно приходилось быть настороже, чтобы ни пираты, промышлявшие на реке, ни индейцы не застали их врасплох. Времени для размышлений или воспоминаний не оставалось. Да это было к лучшему.