- Аня, я не буду с тобой это обсуждать. Как бы тебе этого не хотелось. У тебя есть Стас, воспитывай, пожалуйста, его. Ему это нужно, а мне нет.

- Ему нужно? Что ты хочешь этим сказать?

Дима нетерпеливо махнул рукой.

- Ты всё знаешь.

- Ты хочешь мне сказать, что я неправильно воспитываю сына?

- Я не могу тебе такого сказать. Мне не с чем сравнить и некого тебе в пример поставить.

- Вот именно. Если бы у тебя был ребёнок, ты бы понял меня… - Анна Александровна смотрела на него с обидой. – А о тебе я переживаю не меньше, чем о Стасе.

- Я знаю.

- И поэтому говорю тебе, что эта девушка тебе не пара.

- Я сам решу.

Анна Александровна развела руками.

- Я не понимаю, что в ней такого? Почему вы оба голову потеряли?

Харламов решительно отказался.

- Я не потерял голову.

- Правда? Тогда о чём мы спорим столько времени?

- По-моему, не о Маше. А по поводу твоего извечного желания всё контролировать. Может, ты и мне начнёшь невест подбирать?

- А я бы и подобрала. И знаешь, дорогой, ты был бы счастлив с женой, которую бы выбрала я.

- Ага, - в тоске отозвался Дима, - я лучше себе домработницу выпишу откуда-нибудь из Вьетнама или Таиланда. Она будет приносить мне тапочки, и делать массаж ног. И на ней не надо будет жениться. Кстати, почему я раньше об этом не думал?

Анна Александровна, наконец, присела, на самый краешек кресла. А у брата спросила:

- Ты представляешь, что почувствует Стас, когда узнает?

Харламов заинтересованно приподнял одну бровь.

- А ты собираешься ему рассказать?

- А ты считаешь, что он ничего не узнает?

Дмитрий пожал плечами.

- Я об этом не думал.

- А очень зря. Стас до сих пор переживает этот разрыв.

Вот тут Харламов не смог удержаться от язвительного смешка. И повторил за сестрой:

- Он переживает разрыв! Нюта, а не ты ли этому разрыву всецело поспособствовала? А теперь переживаешь из-за того, что переживает он?

- Ты опять меня обижаешь, Дима. Я сделала то, что считала нужным. И я поступила правильно, что бы ты ни говорил.

- Да я вообще ничего не говорю! – не сдержался он. – Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я никому ничего не должен, и с кем я сплю, никого не касается. Кстати, и в жизнь Мани ты тоже влезть и всё проконтролировать не можешь, как бы тебе этого ни хотелось. Поэтому закончим этот бессмысленный разговор.

- Ты мне обещал!..

- Я сделал всё, что обещал! – снова повысил он голос, и знал, что после этого окрика сестра к нему прислушается. – Ты не хотела их брака, его не случилось.

Анна Александровна сделала осторожный вдох, глаза отвела, и даже поднялась, решив, что дальше ей ждать нечего, брат не образумится и ничего менять в одночасье не станет. Дима славился своим упрямством, с этим ничего невозможно было поделать. Она могла его попросить о чём-то, даже попытаться им управлять, давать советы, но прислушивался он к ним только если был в хорошем настроении и не чувствовал в действиях сестры опасности для своей свободы. И от того реакция Димы на её просьбы была непредсказуемой. Анне Александровне очень часто приходилось подбирать слова, продумывать свою позицию, и только после этого подступать к брату с каким-то предложением. И если он в ответ на её просьбу, благодушно улыбался, с этим можно было себя поздравить. Но порой он вёл себя именно так, как сегодня. И в таком тоне и настроении договориться с ним о чём-то было невозможно.

- Может, ты и прав. И я лезу не в своё дело.

Дима сдержанно кивнул и подсказал:

- Но ты так не считаешь.

- Совсем не важно, что считаю я. Мы это выяснили. И я понимаю, что ты взрослый, и сам решишь, с кем тебе… встречаться. Но, Дима, я хочу, чтобы ты знал: мне эта девушка не нравится.

- Аня, она и не должна тебе нравиться. Даже как жена твоего сына, она не должна была тебе нравиться.

Анна Александровна недовольно поджала губы, взяла свою сумку.

- Интересно, почему ты мне раньше этого не сказал.

- Потому что ты моя сестра, тебя это беспокоило, и ты просила меня об одолжении. Я не психоаналитик, Нюта, я адвокат. Я человек, который избавляет людей от проблем и мук совести.

- Мне не нравится, когда ты так говоришь.

Харламов лишь развёл руками.

Она не поцеловала его на прощание, как поступала обычно. Наверное, это должно было показать Диме степень её недовольства и расстройства от их разговора. Правда, Анна Александровна не надеялась, что мысли об её обиде займут брата надолго. Особенно, если у него в пределах досягаемости объект притяжения.

Будто специально, Анна Александровна даже заподозрила умысел, она столкнулась с Машей у лифта. Та стояла у кофе-машины, совсем рядом, и пройти мимо, даже гордо отвернувшись от девушки, что забрала покой из её семьи, Анна Александровна не смогла бы. Поэтому пришлось поздороваться и выслушать комплимент. Он ничего не значил и изменить не мог, и, если честно, рассердил, но необходимо было сохранять невозмутимость и спокойствие. То, что немного успокоило, так это видимое волнение Маши. Её неуверенность и неловкость бросались в глаза, и Анна Александровна решила, что это хорошо. Девушка не должна быть спокойна, ей необходимо чувствовать, что земля под её ногами постоянно качается. В конце концов, с Димой по-другому быть не может, он быстро устаёт и начинает скучать. А в Маше, сколько Анна Александровна не присматривалась, не видела ничего примечательного настолько, чтобы её брат заинтересовался этой особой надолго. Стас другой, Стас молод и впечатлителен, но и он, со временем, успокоится и найдёт новую любовь. А вот для Димы подобные эксперименты даже опасны. Надежда только на его цинизм, заложенный в него самой природой, и трезвость рассудка, которая до этого времени редко его покидала. Анна Александровна очень надеялась, что Маша наскучит ему быстрее, чем в очередной раз станет для их семьи проблемой.

Но даже уверенность в своей правоте, успокоения не приносила. И домой Анна Александровна приехала, ощущая острое недовольство. Хлопнула дверью, не сдержавшись, звук пронёсся по первому этажу, и Анна Александровна совсем не удивилась, когда спустя минуту ей навстречу вышла Люся.

Люся, незаменимая, добродушная, всегда желающая помочь. Особенно, бедствующим и страждущим. Анна Александровна сколько раз наблюдала, как меняется Люсино лицо, когда на её пути встречается какой-нибудь несчастный или убогий. Люся будто радуется этому каждый раз, и, наверное, ждёт с нетерпением. Кому ещё отдать последние копейки.

Думать так плохо, и Анна Александровна гнала от себя подобные мысли, за них было стыдно, но, что скрывать, зачастую, глядя на родственницу мужа, ей хотелось спросить у той: не хочется ли ей иногда подумать о себе, а не о других. Страждущие и осиротевшие на Люсином пороге никогда не переводились, и их количество не уменьшится, даже если Люся захочет вдруг сделать себе причёску или купить новое платье. Но та, после замужества, как надела длинную, нелепую юбку, повязала поверх фартук и собрала волосы в комель на затылке, так ничего в своём облике менять и не собирается. Боря говорит, что это предназначение, сила воли, невероятная доброта и умение отдавать. Анна Александровна в этом вопросе с мужем никогда не спорила, знала, что тот троюродной сестрой восхищается, но она сама не понимала подобные душевные порывы на грани фола. Никогда не понимала и никогда не поймёт. Что не мешает ей ценить Люсю, как человека и отдавать должное её способностям и душевной простоте. Она давно привыкла к тому, что Люся – неотъемлемая часть их семьи. Даже когда они не виделись подолгу, когда Люся уезжала вслед за мужем, забыть о ней возможности не было. Боря всегда знал, где сестра находится, говорил о ней и всегда готов был помочь. Да и Люся считала их своей семьёй, очень любила Стаса, и лет до пяти от мальчика не отходила. Своих детей у неё не было, чья уж была в этом вина, её или мужа, Анна Александровна узнать не стремилась, но знала, что, не смотря на полный дом детей, которых Люся любила и лелеяла, Стас был для неё на особом месте. В сыне Бориса она души не чаяла. Поэтому и приезжала в их дом так часто, как могла. Анне Александровне пришлось с этим смириться. С постоянным, даже если незримым, присутствием Люси в своём доме. Когда-то её это тяготило, но, в конце концов, осознав, что изменить ничего не сможет, Люсю в доме все любили, Анна Александровна решила оставить всё, как есть. И теперь лишь иногда, изредка, когда возникала ситуация, когда муж, а то и сын, вставали на сторону Люси, а не поддерживали её, в душу заползали гнев и раздражение, которые нельзя было показывать, а тем более ими апеллировать. Они не были достойными советчиками. Люсе надлежало улыбаться и хвалить её пироги. Которые Анна Александровна никогда не ела. Зато Боря обожал.

В доме на самом деле пахло пирогами. И Люся появилась со стороны кухни, с участливым видом, и негромко поинтересовалась:

- Ну что?

Конечно, она знала всё, что происходит в доме. Непонятно откуда, неизвестно кто ей рассказывал, но Люся знала. И Анна Александровна подозревала, что в отношении Маши, та её не поддерживает. Её никто не поддерживал – ни муж, ни брат, ни даже сын. Стас хоть и был расстроен и всерьёз переживал расставание, но о бывшей невесте до сих пор говорил с непонятным матери придыханием. А ей хотелось схватить сына за плечи, встряхнуть хорошенько, чтобы у него открылись глаза, и он увидел, понял наконец, что ничего особенного в этой девушке нет. Тем более, настолько особенного, чтобы её брат ею увлёкся. Но всё происходило по какому-то необычному, странному сценарию, который Анне Александровне казался если не парадоксальным, то вызывал серьёзное смятение. И даже зная, что Люся её не поддержит, с кем-то хотелось поделиться своими тревогами. Поэтому скрывать своего расстройства Анна Александровна не стала.

- Боря сказал правду, - призналась она участливой родственнице. – Мало того, что я Машу встретила в офисе, так и Дима не собирался ничего скрывать.

Люся всё-таки ахнула. Руку к груди прижала.

- Надо же… Так и сказал, что влюбился?

Анна Александровна кинула на Люсю обжигающе-осуждающий взгляд. Укорила:

- Люся, что ты говоришь? Какая любовь? Он с ней спит. – На секунду Анне Александровне показалось, что Люся не удержится и перекрестится, но та лишь сильнее вцепилась в ворот своей кофты. Чопорно поджала губы, но Люся была не из тех людей, кто пытался научить других жить правильно, по поводу и без принимался бы наставлять на истинный путь или озвучивал Божьи заповеди. Скорее всего, ей многое не нравилось в современном мире и сложившихся моральных устоях, но она никогда в открытую об этом не говорила.

Решив дать родственнице немного времени на то, чтобы пережить столь резкое замечание, Анна Александровна прошла в гостиную. Афанасий, что спал на любимом кресле, при появлении хозяйки поднял голову, взглянул заинтересованно, после чего зевнул и потянулся. Анна Александровна подошла и погладила его, даже улыбнулась, именно коту улыбнулась. После чего на Люсю взглянула, решила, что та оправилась, и продолжила:

- Я вам всем с самого начала говорила, что эта девушка – хищница. Уж не знаю, какой она юрист, это не моё дело, но то, что она вцепилась в нашу семью зубами, совершенно точно.

Люся присела в кресло неподалёку, выглядела задумчивой. После чего качнула головой.

- Если честно, Аня, то я расстроена. Я помню, как Стас привёл её в дом, какими счастливыми они выглядели. А теперь ты говоришь, что она с Димой… Это всё так странно.

- Это, Люся, аморально. Хотя, чего ещё было ожидать.

- Я редко ошибаюсь в людях, в церкви всегда много людей: приходят, уходят. Редко, кто остаётся, только сильные духом. Когда долго с людьми общаешься, начинаешь их изучать. Кажется, что понимаешь, насквозь видишь. И Маша мне понравилась. А теперь я не знаю, что думать.

- Ты не знаешь, что думать, а я не знаю, что делать. Дима, как обычно, встал в позу и требует оставить его в покое.

- Может, так и стоит поступить? Дима взрослый.

- В таких вопросах, Люся, мужчины взрослыми не бывают. Просто уму непостижимо, как мой брат попался. Но это всё ладно, я верю, что для Димы это несерьёзно. Но ты представляешь, что будет, когда узнает Стас? Он ведь по ней до сих пор страдает.

Люся покивала в задумчивости и печали, после чего спросила:

- А из-за чего они расстались?

С ответом Анна Александровна помедлила, гладила прильнувшего к ней Афанасия. Затем без всякого выражения проговорила: