- Он считает, что я виноват.

- А ты так не считаешь?

Он повернулся и посмотрел на неё.

- В чём? Я помогал им. Они мои друзья, и они просили меня достать им этот препарат. Я не бегал за ними и не уговаривал. Ты меня слышишь?

- Я слышу. Но это ничего не меняет.

- Я не принимал его. Я знал, что это, по сути, отрава, и им об этом говорил, и не раз. А теперь я оказался крайним?!

- Получается, что так.

- Маша, Макс умер! Он был моим другом, я его с пятого класса знал! Ты считаешь, что я бесчувственный чурбан, что мне всё равно? Он осенью жениться собирался, мы обсуждали его мальчишник, а на следующий день его не стало. Он просто упал на пол в моём тренажёрном зале и больше не очнулся. И вы все считаете, что мне всё равно!

- Успокойся.

- Но я не запихивал в него анаболики, я всего лишь знал, у кого достать! Он просил, он отдавал себе отчёт в том, что делает, а мне теперь за это сидеть?

- Стас, ты взрослый человек, ты должен был понимать… А если не понимал, то спросил бы у меня!

- Чтобы ты мне проела всю плешь? Тем, что это незаконно?

- Я бы сказала тебе правду!

- Иди и скажи эту правду Димке! И не забудь сказать ему, что половина из того, что он делает в своей работе, незаконно. Или близко к этому. Скажешь?

Маша закусила губу от нервозности. В комнате повисло молчание. Стас отвернулся к окну, а Маше очень хотелось закончить разговор, встать и уйти, но она понимала, что это слабость. И душевная, и профессиональная. Необходимо собраться с мыслями и сделать то, чего Харламов от неё ожидает.

- Ты должен успокоиться, Стас. Думаю, ты не сомневаешься, что Дима сделает всё возможное…

Стас хмыкнул.

- Ради семьи, - проговорил он негромко, и оттенком насмешливости.

- Наверное. Это ведь ваша семья. Но, Стас, если ты будешь так себя вести… Я понимаю, что тебе неприятно, непонятно, что ты оскорблён, но он твоя единственная надежда. Забудь обо мне, я совсем не важна. Но он твоё спасение, и я уверена, что ты это прекрасно понимаешь. Ведь ты к нему пришёл, в первую очередь ты пришёл к нему. Так отставь свою гордость в сторону, и дай ему шанс тебе помочь. Хотя бы, ради твоей мамы.

- Ты и маму приплела. Хорошо он тебя выучил.

- Я стараюсь, - кивнула Маша. В её ответе не было ни гордости, ни решительности, ни даже желания стараться дальше. Было только подтверждение.

Она с кресла поднялась, некоторое время просто стояла, собираясь с мыслями, смотрела на спину Стаса, на напряжённую линию широких плеч, потом попросила:

- Спускайся к обеду. Анна Александровна будет рада.

Вышла из комнаты и также неспешно, шаг за шагом, прошла по коридору в обратном направлении. Спустилась по лестнице. И совсем не удивилась, увидев Харламова внизу, он, судя по всему, ждал её. И его взгляд об этом говорил.

- Что?

Она провела ладонью по гладким дубовым перилам. А Димку обвинила:

- Ты должен был мне сказать.

- Ты бы не поехала.

Помолчала.

- Поехала бы, - возразила она.

Дима едва заметно улыбнулся.

- Правда? Моя девочка так повзрослела?

Она совершенно не умилилась его тону, ласковому эпитету, вместо этого успокоила:

- Я сказала ему всё, что должна была.

- Но что?

- Ничего. – Маша покачала головой, после чего нахмурилась. – Просто ощущение странное. Я почему-то никогда не думала, что мне будет стыдно за свою профессию.

Дима руку поднял, заправил ей волосы за ухо.

- Будет, - спокойно ответил он, - и ещё не раз. – Приподнял ей пальцем подбородок, заставляя смотреть ему в глаза, но тон был достаточно мягкий. – Ты сделаешь всё, что я скажу?

Маша секунду помедлила, после чего кивнула, принимая решение.

- Да, сделаю.

- Потому что ты хороший адвокат, - подсказал он ей оправдание для самой себя, но Маша его не приняла. Ответила:

- Потому что я должна так поступить. Зачем-то.

- Зачем – ты разберёшься потом. Сейчас не время, сейчас надо работать.


15.


- Маша, как я рада тебя видеть!

Люся была единственным человеком, который был рад её видеть в этом доме. Хотя, нет, Борис Николаевич относился к Маше спокойно, даже радушно. Но в данный момент он настолько был поглощён проблемами сына, что ни на что другое его эмоционального состояния не хватало. Маша, которой в последние дни приходилось бывать в доме Тихоновых не единожды, наблюдала за домочадцами, очень осторожно, боясь быть пойманной на этом, и обвинённой Анной Александровной в шпионаже. Борис Николаевич всегда казался ей человеком спокойным и добродушным, хотя Дима, услышав от неё подобную характеристику в адрес родственника, лишь усмехнулся. А затем заверил Машу, что впечатление это обманчивое. Добродушные и благодушные люди не занимаются бизнесом, тем более столь успешно. Просто Борис не считает нужным растрачивать себя в домашних стенах, отдав инициативу решать бытовые проблемы, супруге. Да и выходило у Анны Александровны это куда лучше, по крайней мере, то, что относилось именно к быту. Но, кажется, сейчас Борис винит себя за столь доверчивое отношение со своей стороны, и к решениям жены, и к поведению сына. Борис Николаевич выглядел если не взволнованным, то опечаленным. И ему требовалось утешение.

- Для этого и приехала Люся, - сказал Харламов, по пути к дому сестры. Он сказал это с каким-то особым оттенком, то ли насмешки, то ли обличения. Только Маша не поняла, кого именно он обличал.

А вот теперь Люся встретила их в гостиной и Маше обрадовалась. Благо, что Анны Александровны поблизости не было, и она проявлению этой радости не помешала ни словом, ни делом. Маша женщине улыбнулась. Люся выглядела привычно старомодно, в простецкой хлопковой юбке и белой кофточке, но это, кажется, лишь добавляло ей обаяния. Маша знала, что Люся всего на пару лет младше Бориса Николаевича, но она никак не выглядела на свой возраст. Аккуратная, милая, улыбчивая, и даже красивая, не смотря на то, что она на свою красоту не обращала никакого внимания, а, возможно, и тщательно её маскировала. Маша допускала такую возможность.

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, здравствуйте, - засуетилась Люся. И погладила Машу по плечу. Сначала её, потом Дмитрия. – Вы приехали как раз к обеду.

- Так и планировалось, - проговорил Харламов, он абсолютно не радовался, даже Люсе. Маша знала, что это от усталости и раздражения, которые не покидали его в последние дни. Но в какой-то момент он постарался взять себя в руки, и Люсе улыбнулся. Даже поинтересовался: - Когда ты приехала?

- Утром. Но совсем не потому, что мне кто-то сообщил о случившемся, - пожаловалась она.

- Видимо, не нашли слов. И что, как ты отреагировала?

- Дима, как я могла отреагировать? Это всё ужасно, настоящая трагедия.

- Ещё бы…

- Человек умер. Молодой человек. Это ужасно несправедливо.

- А будет ещё хуже.

- Зачем ты так говоришь?

- Потому что так и есть.

Маша прошлась по комнате, присела рядом с Харламовым на диван. Посмотрела на него и попросила:

- Поаккуратнее.

Тот лишь руками развёл.

- Говорю, как есть.

- Люся, извините его, он устал. Совсем не спит.

- Я сплю, - воспротивился Дима, недовольно покосившись на неё, словно Маша выдавала военную тайну потенциальному противнику.

- Два часа на диване не считается, Дима.

Харламов недовольно поджал губы и отвернулся от неё. А Люся за ними наблюдала, с интересом. А затем запросто спросила:

- У вас всё хорошо?

Маша от её вопроса смутилась, а вот Димка причмокнул губами и, кажется, пожаловался:

- Она меня воспитывает. Я мало сплю, не то ем, много работаю. Начинаю удивляться, как сумел дожить до своих седин, живя столь неправильно.

Прежде чем Маша успела возмутиться и как-то отреагировать, Люся рассмеялась.

- Наконец-то. Наконец-то кто-то о тебе заботится.

Маша поспешила кивнуть.

- Да, объясните ему, что я забочусь, а не испытываю его терпение. Он не понимает.

- Мужчины, Маша, зачастую понимают это слишком поздно. А Дима очень упрямый.

- Это точно.

- Дамы, я вам не мешаю меня обсуждать?

- Не мешаешь, - махнула на него рукой Люся, но поднялась. – Я попросила девочек накрыть на стол, пойду, посмотрю, что с обедом.

- Люся, а кто дома?

- Все. – Она остановилась, снова призадумалась и даже вздохнула. – Все переживают, но по одиночке. Грустно всё это.

- Дома все, - повторила за ней Маша, когда Люся оставила их вдвоём в гостиной. – Не нужно было приезжать к обеду. Не представляю, как мы все сядем за один стол.

- Просто сядем.

- Есть я всё равно не смогу.

Харламов обнял её за плечи.

- Машка, всё скоро кончится, - сказал он.

Это заявление на фоне последних дней, наполненных бесконечными разговорами, визитами в прокуратуру и допросами, прозвучало достаточно странно. И для Маши удивительно. Она в последние дни могла только наблюдать за происходящим, и была уверена, что видит, слышит и знает всё. Но, видимо, что-то Димка сумел утаить. Потому что ей не казалось, что всё закончится, закончится хорошо, а тем более скоро. Да, никаких обвинений Стасу предъявлено не было, и Маша считала, что это положительный момент. Время шло, а достаточных оснований для ареста у правоохранительных органов не появлялось. И Маша могла только догадываться, скольких усилий Харламову это стоило. Чего ему вообще стоило уберечь голову племянника от плахи. Он был возмущён и зол на Стаса, но не отступал, и Маша знала, что не отступит. И если не ради племянника и интересов семьи, то хотя бы из-за сестры и её душевного спокойствия. А вот теперь выясняется, что у него имеется козырь в рукаве, только ему ведомый.

Стас вошёл в гостиную, увидел их на диване и в первый момент словно споткнулся. Сколько бы и о чём они не разговаривали в последние дни, как бы не притворялись если не друзьями, то хорошими приятелями, которые не держат за пазухой ни одного камня, обоюдная неловкость оставалась. По крайней мере, Маша её ощущала, а вот по поводу Харламова сомневалась. Тот и в лучшие времена зачастую отказывался обращать внимание на сентиментальные мелочи, а сейчас и вовсе был занят мыслями о деле и старательно душил в себе раздражение, и поэтому на Стаса и его душевные метания обращать внимание был не способен. Маше приходилось справляться с этим самой. Поэтому и не радовалась предстоящему, так сказать, семейному обеду.

Стас помедлил в дверях, боролся с желанием уйти или всерьёз раздумывал над этим шагом, а Маша постаралась незаметно от Харламова отодвинуться, хотя бы на несколько сантиметров. Хотя, вряд ли это было существенно, но главное, что у неё на душе от этого стало хоть самую малость, но спокойнее. Она пыталась соблюдать приличия, и понапрасну Стаса не травить. Ему и без того хватало поводов для беспокойства.

- Вы уже приехали? – поинтересовался он достаточно сухо. И всё-таки прошёл в гостиную, хотя было заметно, что старается в их сторону лишний раз не смотреть. Стас прошёл к бару и налил себе виски. В последнее время он много пил, но запретить ему никто не мог, даже родители.

Дмитрий за племянником наблюдал, присматривался к тому оценивающе. И не просто так.

- Ты не налегай, - попросил он, в конце концов. – Завтра на прокурора перегаром дышать будешь?

- А я переживаю. По мне должно быть видно. Ты же сам говорил. – Стас растянул губы в искусственной улыбке.

Маша искала глазами пятый угол в комнате. Боялась вмешиваться, если честно.

- Лучше бы физиономию побрил. Выглядел бы бледным и печальным. Можешь пару раз промахнуться и порезаться, дрожащими руками.

Стас потёр заросшие щёки. Если честно, выглядел он не слишком хорошо. Сказались волнения, беспокойства, алкоголь. Стас осунулся, зарос щетиной, а глаза, на фоне всего происходящего, лихорадочно блестели.

- Стас, завтра очень важный день, - не утерпела Маша, а от Димки ещё отодвинулась. Как бы между делом. Правда, краем глаза заметила, что Харламов на неё покосился, манёвр явно не оценив. Ещё такое выражение на его лице появилось в этот момент, возмущённо-презрительное. Но в данный момент донести информацию до Стаса было куда важнее. По крайней мере, Маша считала именно так. – Завтра ты должен быть трезв и опрятен. Время бессмысленно волноваться прошло.