Симона Элькелес - Закон притяжения

— Даже не думай что-либо предпринимать без моего ведома. Мы братья, Карлос. Я всегда буду биться плечом к плечу с тобой, это не обсуждается.

Этого-то я и боюсь.

ПОСЛЕ ШКОЛЫ МЫ с Таком решили устроить небольшую пробежку перед его тренировкой по алтимат-фрисби. Мы немного поболтали первые полмили, но теперь просто бежим в тишине. Звук наших подошв, соединяющихся с асфальтом, — единственное, что нарушает ее. Дневная жара спала, и в воздухе даже чувствуется легкая прохлада. Мне нравится бегать с Таком. Хоть это одиночный вид спорта, им гораздо веселее заниматься вместе с кем-то.

— Как там твой мексиканец? — спрашивает Так; его голос эхом разносится по скалистым склонам.

— Не называй его так, — говорю я. — Это по-расистски.

— Киара, что расистского в том, что я называю мексиканца мексиканцем?

— Дело не в том, что ты сказал, а в том, как ты это сказал.

— Теперь ты звучишь как отец, политкорректная до невозможности.

— Что плохого в том, чтобы быть политкорректной? — спрашиваю я его. — Что, если бы Карлос назвал тебя «тем голубым парнем»?

— Ну, расистом я бы его точно не назвал, — отвечает Так.

— Ответь на вопрос.

Так усмехается.

— Так что, он меня и правда так называет?

— Нет. Он считает, что мы пара.

— Готов поспорить, он даже не знаком ни с одним гомосексуалом. Вокруг этого парня защитное поле из тестостерона толщиной в милю.

Когда мы подбегаем к Каньон-парку, я останавливаюсь.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — говорю я, восстанавливая дыхание.

Я привыкла бегать, но сегодня мое сердце бьется чаще, чем обычно, и мне отчего-то тревожно. Так поднимает руки вверх.

— Мне нет дела до того, называет он меня голубым или нет, потому что я и правда голубой. Он мексиканец, и что такого, если я называю его мексиканцем?

— Ничего. Меня бесит, что ты называешь его моим мексиканцем.

Так, прищурившись, смотрит на меня. Его лицо приобретает задумчивое выражение, словно он пытается найти скрытый смысл в моих словах.

— О боже мой!

— Что?

— Да он тебе нравится. Как же я раньше этого не заметил! Вот почему ты снова начала заикаться… это все из-за него!

Я закатываю глаза и фыркаю.

— Он мне не нравится.

Я побежала вдоль дорожки, игнорируя предположения Така.

— Поверить не могу, что ты на него запала, — воркует Так, тыча меня в бок указательным пальцем.

Я ускоряю темп.

— Эй, притормози. — Я слышу, как Так тяжело дышит позади меня. — Хорошо, хорошо. Я не буду называть его твоим мексиканцем. Или говорить, что он тебе нравится.

Я замедляюсь и жду, пока он меня нагонит.

— Он думает, что мы с тобой встречаемся, и меня это вполне устраивает. Не дай ему понять, что это не так, хорошо?

— Если ты этого хочешь.

— Хочу.

На вершине скалы мы останавливаемся, чтобы полюбоваться городом у подножия, а после направляемся домой. Алекс и Карлос стоят возле моей машины на подъездной дорожке. Карлос бросает на нас короткий взгляд и запрокидывает голову.

— Вы, ребята, оделись в одинаковую одежду. Меня сейчас стошнит. — Он показывает в нашу сторону пальцем. — Видишь, Алекс. Помимо всего прочего мне приходится иметь дело с одинаково одевающимися белыми людьми.

— Мы не одеваемся одинаково, — начинает оправдываться Так, но, обратив внимание на мою футболку, пожимает плечами. — Разве что сегодня.

Я и не заметила. И Так, очевидно, тоже. На нас обоих черные футболки с большими белыми надписями «НЕ БОЙСЯ РАБОТЫ — ОДОЛЕЙ ВЫСОТЫ!». Каждый из нас купил по такой после того, как мы забрались на гору Принстон в прошлом году. До Принстона никто из нас не одолевал фортинера — так в Колорадо называют горы высотой более четырнадцати тысяч футов.

Карлос смотрит на меня.

— Что вы делаете с моей машиной? — спрашиваю я его, меняя тему.

Он смотрит на Алекса.

— Мы просто любовались ей, — говорит Алекс. — Так ведь, Карлос?

Карлос отступает от моей «Монте-Карло».

— Да. Точно. — Словно смутившись, он прочищает горло и засовывает руки в карманы.

— Мама просила отвезти тебя в магазин за продуктами. Я только поднимусь к себе за сумкой и ключами, и мы сразу поедем.

По пути в свою комнату я задумываюсь, было ли хорошей идеей оставлять Карлоса и Така вместе. Эти двое совсем не ладят. Я беру со своей кровати сумку и уже собираюсь идти обратно, как замечаю Карлоса, стоящего в дверном проеме. Он потирает ладонью лоб и вздыхает.

— Все в порядке? — спрашиваю я, подступая чуть ближе.

— Да, но можем мы поехать одни? Ты и я, без Така. — Он переминается с ноги на ногу, как будто нервничает.

— Хорошо.

Он не двигается с места. Он выглядит так, словно хочет сказать что-то еще, поэтому и я остаюсь там, где стою. Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем сильнее я нервничаю. Карлос не пугает меня, нет, просто, когда он рядом, воздух словно наполняется электричеством. А видеть его уязвимым, как сейчас, — это возможность еще разок взглянуть на настоящего Карлоса, вокруг которого нет плотной защитной стены.

Я так сдерживалась, когда он чуть не поцеловал меня на Куполе в среду, и теперь, даже несмотря на то что Так и Алекс ждут нас на улице, я чувствую непреодолимое влечение к этому парню, такое сильное, какого я никогда не ощущала прежде.

— Ты переоденешься? — спрашивает он, опуская взгляд на мою футболку «НЕ БОЙСЯ РАБОТЫ — ОДОЛЕЙ ВЫСОТЫ!», на которой за время пробежки проступили пятна от пота. — Ты ведь не поедешь в этой футболке?

— Ты слишком зациклен на внешности.

— Это лучше, чем совсем за ней не следить.

Я закидываю на плечо свою сумку и машу рукой, чтобы он убрался с дороги. Он отступает в сторону.

— Кстати о внешности, ты когда-нибудь вообще снимаешь эту дурацкую резинку с волос?

— Нет.

— Твой хвост похож на собачий.

— Чудесно.

Я прохожу мимо него, мотнув головой так, чтобы ударить его своим хвостом. Он ловит мои волосы за считаное мгновение до того, как они хлестнули бы его по лицу. Но вместо того чтобы дернуть меня за них, он пропускает пряди через пальцы. Я оборачиваюсь и вижу на его лице улыбку.

— Что?

— У тебя мягкие волосы. Никогда бы не подумал.

То, что Карлос вообще обратил внимание на мои волосы, заставляет меня задержать дыхание. Я сглатываю слюну, когда он протягивает руку и снова пропускает сквозь пальцы мои волосы. В этом движении есть что-то интимное.

Он качает головой.

— Когда-нибудь, Киара, мы с тобой угодим в неприятности. Ты ведь и сама это знаешь?

Я хочу попросить его пояснить, что он имеет в виду под «неприятностями», но сдерживаю себя. Вместо этого говорю:

— Я держусь подальше от неприятностей. — И выхожу из комнаты.

Снаружи нас дожидаются Так и Алекс.

— Чем вы двое там так долго занимались? — спрашивает Так.

— Вряд ли ты захочешь знать, — парирует Карлос и переводит взгляд на меня. — Скажи ему, что он с нами не едет.

Так закидывает руку мне на плечо.

— О чем это он, пирожочек? Я думал, что мы с тобой поедем ко мне и… ну ты знаешь. — Он играет бровями и шлепает меня по попе.

Мой лучший друг так сильно переигрывает роль бойфренда, что вряд ли способен кого-нибудь убедить, но Карлос, похоже, купился, потому что на его лице отразилось полное отвращение. Я наклоняюсь к уху Така:

— Давай не на людях, пирожочек.

Он шепчет мне в ответ:

— Хорошо, масик-шмасик.

Я отталкиваю его и смеюсь.

— Все, меня нет, — говорит Так и убегает.

Алекс уходит следом, оставляя нас с Карлосом вдвоем на подъездной дорожке.

— Поверить не могу, что до сих пор этого не разглядел, — говорит Карлос. — Вы с Таком просто друзья. Даже не друзья с привилегиями.

— Не говори ерунды. — Я забираюсь в машину, избегая его взгляда.

Карлос забирается через окно.

— Если он такой мастер поцелуя, как ты говоришь, тогда почему я ни разу не видел вас, ребята, целующимися?

— Да мы постоянно целуемся. — Я прочищаю горло и добавляю: — Просто делаем это… не на людях.

На его лице появляется самодовольное выражение.

— Я не верю в это ни секунды, потому что, если бы ты была моей девушкой и чувак вроде меня жил бы в твоем доме, я бы целовал тебя перед ним всякий раз, как у меня появлялась бы такая возможность, просто ради напоминания.

— Напоминания о чем?

— Что ты моя.

Я ТОЛКАЮ ТЕЛЕЖКУ по продуктовому магазину, благодарный за возможность купить еду, которую я по крайней мере смогу узнать. Лавируя между другими покупателями в овощном отделе, я выбираю авокадо и бросаю его Киаре.

— Готов поспорить, ты никогда не пробовала настоящей мексиканской еды.

— Конечно, пробовала, — говорит она, ловя его и кладя в тележку. — Моя мама часто готовит такос.

— И какое мясо она обычно кладет внутрь? — спрашиваю я, проверяя ее. Уверен, миссис Вестфорд ничегошеньки не знает о настоящих такос.

Киара что-то бормочет себе под нос.

— Что? Не слышу тебя.

— Тофу. Да, наверное, такос с тофу не самое аутентичное мексиканское блюдо, но…

— Такос с тофу вообще не мексиканские. Думаю, добавление тофу в какое бы то ни было мексиканское блюдо можно считать оскорблением моего народа.

— Вряд ли это так.

Она идет рядом, наблюдая, как я выбираю томаты, лук, кориандр, лайм, поблано[58] и халапеньо. Запах каждого из них напоминает мне о стряпне mi’ama. Я беру то, что всегда можно было найти в кухне у нас дома.

— Это томатильо.

— Для чего оно?

— Из него можно приготовить потрясную salsa verde[59].

— Мне нравится красная сальса.

— Это потому, что ты не пробовала мою.

— Посмотрим, — говорит она.

Возможно, мне придется приготовить отдельную особо острую порцию специально для нее, чтобы она помнила: не стоит сомневаться в моих словах.

Киара ходит со мной по всему продуктовому магазину. Я покупаю все, что необходимо: бобы, рис, кукурузную муку и разные виды мяса (Киара настаивает на том, чтобы оно было органическим, хотя такое и стоит в два раза дороже обычного). Закончив, мы едем домой.

В кухне Вестфордов я достаю все покупки и вызываюсь приготовить ужин. Миссис Вестфорд только рада, потому что Брэндону в школе задали подготовить проект. Предположительно, он попытался нарисовать карту прямо на себе перманентным маркером, и она теперь не смывается.

— Я помогу, — говорит Киара, когда я достаю несколько мисок и ставлю сковороды на плиту.

Впервые за все это время я рад, что на Киаре футболка, потому что мне не приходится просить ее засучить рукава.

— Ты перепачкаешься, — замечаю я, после того как мы помыли руки.

Она пожимает плечами.

— Ничего страшного.

Я насыпаю в миску кукурузной муки и добавляю в оду.

— Готова? — спрашиваю я.

Она кивает. Я запускаю руки в чашку и начинаю вмешивать воду в муку.

— Давай, помоги мне.

Киара подходит ближе и ныряет руками во влажное липкое тесто, пропуская его сквозь пальцы. Наши руки несколько раз соприкасаются в миске, и мне кажется, что один раз я даже перепутал ее палец с комком теста. Я добавляю воды и просто наблюдаю за Киарой.

— Какая консистенция тебе нужна? — спрашивает она, а ее руки при этом продолжают месить тесто.

— Я скажу тебе, когда остановиться.

Я не знаю, почему я стою как идиот и смотрю на нее, облокотившись на столешницу. Может быть, потому что эта девчонка не жалуется, что бы ее ни попросили сделать. Она не боится лазать по горам, чинить машины, спорить с придурками вроде меня или пачкать руки на кухне. Есть ли на свете хоть что-то, что она не сумеет — или откажется — сделать?

Я заглядываю в миску. Кукурузная субстанция теперь выглядит как вполне готовое тесто.

— Думаю, хватит. Теперь скатай его в шарики, и я раскатаю их по этой сковородке. Я уверен, что у вас нет специальной формы для нарезки тортилий, поэтому придется немного поэкспериментировать. И осторожно. Ты ведь не хочешь испачкать эту свою нелепую футболку.

Пока я ищу в шкафчиках пищевую пленку, чтобы обернуть ей шарик, прежде чем расплющить его до размера тортильи, я чувствую, как что-то ударяется о мою спину. Я смотрю на пол. Один из шариков медленно катится в сторону от меня. Я смотрю на Киару. В ее руке еще один шарик из теста, и она снова прицеливается в меня.