Я смотрю на свою спутницу. Она кивает.

— Уверена? — спрашиваю я.

— Да.

Льет дождь, поэтому мы бегом бежим к машине. Я выезжаю с парковки вслед за Рэмом и еще парой автомобилей. Полчаса спустя мы сворачиваем с главной дороги и направляемся к длинной подъездной дорожке, ведущей к домику у небольшого частного озера.

— Ты уверена, что тебе комфортно? — спрашиваю я ее. С тех пор как мы ушли с танцев, она в основном молчала.

— Да. Я н-н-не хочу, чтобы этот вечер заканчивался.

Я тоже. После этого вечера нас вновь накроет реальность. Мы бежим следом за еще тремя парами в дом, потому что начался настоящий ливень. Сам дом небольшой, но в нем огромные стекла, открывающие вид на озеро. Уверен, если бы снаружи не было так темно, мы бы без труда смогли его разглядеть. Но сейчас мы видим только, как дождь сбегает по стеклам.

Холодильник Рэма забит банками с пивом.

— Это все для нас, — говорит он, бросая по одной каждому. — И в гараже есть еще, если вдруг этого будет мало.

Киара держит в руке банку. Она все еще не открыта.

— Ты будешь пить? — спрашивает она меня.

— Возможно.

Она протягивает руку.

— Тогда дай мне ключи от машины. Я не хочу, чтобы ты вел пьяным, — мягко говорит она, так, чтобы другие не услышали.

— Кстати, — кричит Рэм. — Все, кто пьет, остаются здесь на ночь. Правила дома.

Я осматриваюсь. Похоже, что остальные парочки готовы тут осесть.

— Подожди здесь, — говорю я Киаре, затем выбегаю наружу к машине и забираю из бардачка телефон. Через пять минут я снова в доме.

Несмотря на собственную застенчивость, Киара справляется просто отлично. Они с Рэмом говорят о преимуществах дизельного топлива, и меня так и подмывает сказать: «Это моя девушка». Но правда в том, что она не моя. По крайней мере, скоро ей не будет. Но сегодня все иначе. Я отвожу Киару в сторону.

— Мы остаемся здесь на ночь, — говорю я ей. — Я только что позвонил твоим родителям. Они сказали, что не против.

— Как ты уговорил их позволить нам заночевать здесь?

— Я сказал им, что мы выпили. Как я и думал, они предпочли, чтобы мы остались здесь, а не садились за руль пьяными.

— Но я вообще не собиралась пить.

Я коварно ухмыляюсь.

— То, о чем они не знают, им не навредит, chica.

Пока остальные участники вечеринки ищут, где бы пристроиться на ночь, я беру охапку одеял, которые достал из шкафа Рэм, и веду Киару наружу.

— Куда мы идем? — спрашивает она.

— Я видел, что у озера есть небольшой причал. Я знаю, что снаружи холодно и льет дождь… но он крытый, и там никого нет. — Я снимаю с себя пиджак и протягиваю ей. — Вот.

Она просовывает руки в рукава и запахивается. Мне нравится видеть на ней свой пиджак, словно это делает ее моей и ничьей больше.

— Погоди, — говорит Киара, хватая меня за запястье. — Дай мне свои ключи.

Черт. Сейчас она скажет мне, что не принадлежит мне, что она все еще влюблена в Майкла и хочет уйти. Или что она просто хотела, чтобы я сводил ее на танцы, а все остальное я сам себе придумал. И хотя я выпил всего одну банку пива и все еще абсолютно трезв, я не хочу везти ее домой. Я хочу, чтобы этот вечер длился как можно дольше.

— Мне нужна моя сумка, — объясняет она. — Она осталась в машине.

О, ее сумка. Я стою под дождем, ошарашенно глядя на девушку, которую мне хочется обнимать и никогда не отпускать, словно она мой спасательный круг. Мои эмоции чертовски пугают меня. По пути к причалу мы останавливаемся возле машины. Она берет свою сумку и сжимает ее в руках, пока мы идем по траве.

— Мои каблуки тонут в грязи, — говорит она мне.

Я передаю ей в руки одеяла и поднимаю ее.

— Только не урони меня, — просит она, стараясь уместить одеяла у себя на коленях и одновременно цепляясь за мою шею, словно от этого зависит ее жизнь.

— Доверься мне, — второй раз за вечер я прошу ее об этом. По правде говоря, ей не стоит мне доверять, потому что после сегодняшнего вечера все обещания обнулятся. Но я не хочу думать о том, что случится завтра. Сегодняшний день запомнится мне на всю оставшуюся жизнь. Сегодня… сегодня она может довериться мне, а я — ей.

Я опускаю ее у причала. Черные тучи скрывают свет луны, и от этого ночь кажется в два раза темнее. Верхнее одеяло успело промокнуть, и я рад, что захватил сразу несколько штук. Я забираю их у нее и раскладываю на деревянном полу, создавая нам теплое и сухое место для сна.

Правда, я не уверен, что сегодня ночью мы будем только спать.

— Киара? — зову ее я.

— Д-д-да? — ее голос эхом разносится в темноте.

— Иди ко мне.

50. Киара

МОЕ СЕРДЦЕ ПРОПУСКАЕТ удар, и я чувствую, как к щекам приливает румянец предвкушения.

— Здесь т-т-темно. Я ничего не вижу.

— Следуй за моим голосом, chica. Я не дам тебе упасть.

Я протягиваю руку в темноте, словно слепая, все это время дрожа от возбуждения и холода. Я не могу понять, что заставляет меня трястись сильнее. Когда наши руки соединяются в темноте ночи, он ведет меня к одеялам. Я опускаю на пол сумку с презервативом внутри и неловко подбираю подол платья, чтобы присесть рядом с ним.

Он обвивает меня своей сильной мускулистой рукой.

— Ты дрожишь, — говорит он, привлекая меня к груди.

— Не м-м-могу не…

— Тебе холодно? Я могу принести еще одеял, если…

— Нет, не уходи. Ост-т-т-танься со мной. — Я поворачиваюсь так, чтобы обхватить его руками. Я утыкаюсь в тепло его тела, не желая никуда его отпускать. — Я просто в-в-волнуюсь.

Он гладит меня по влажным от дождя волосам.

— Я тоже.

— Карлос?

— Да?

Я не вижу его, поэтому протягиваю руку и касаюсь его гладко выбритого подбородка.

— Расскажи мне о каком-нибудь воспоминании из своего детства. Что-нибудь х-х-хорошее.

Он долго ничего не отвечает. Неужели у него совсем нет счастливых воспоминаний о жизни в Чикаго?

— Мы с Алексом всегда устраивали разные пакости после школы, пока ма была на работе. Алекс оставался за старшего, но последнее, чего хочет тринадцатилетний мальчишка, — это садиться за домашнюю работу сразу после прихода домой. У нас были свои соревнования, которые мы называли Олимпийскими играми Фуэнтесов. Какие только глупости мы тогда ни вытворяли.

— Например?

— У Алекса однажды возникла ужасная идея отрезать верх у маминых колготок и засунуть в них по теннисному шарику. Он называл это колготочными метательными дисками. Мы раскручивали их, как лопасти ветряной мельницы, а потом кидали что есть мочи. Иногда побеждал тот, кто бросил дальше всех, иногда тот, кто выше. — Он тихонько посмеивается. — Мы были такими идиотами, засунув их потом обратно в комод ма. Думали, она никогда не поймет, кто их испортил.

— Сильно она разозлилась?

— Скажем так, моя задница до сих пор побаливает с того дня, а это было семь лет назад.

— Ох.

— Да. Тогда мы с Алексом много времени проводили вместе. Однажды мне захотелось поиграть в пирата. Я зашел в комнату к ма, взял ее шкатулку с украшениями и зарыл в лесу рядом с домом. Это была по большей части дешевая бижутерия и глупые значки, которые ей нужно было носить на работу. Я пришел домой и нарисовал карту с большим красным крестом на месте, где я зарыл шкатулку, и предложил Алексу найти ее.

— Он нашел?

— Нет. — Он смеется. — И я не смог.

— Твоя мама была в ярости?

— О, в ярости — это мягко сказано, chica. Каждый день после школы я ходил в лес и пытался отыскать ее украшения, но так и не смог. Хуже всего то, что в той шкатулке было ее обручальное кольцо… она никогда не носила его после смерти отца, потому что боялась потерять.

— О боже мой. Это ужасно.

— Да, у этой истории есть и печальная сторона, это точно. Но когда-нибудь я все же найду ту шкатулку, если кто-нибудь еще не наткнулся на нее за эти годы. Теперь твой черед. Что ты вытворяла, чтобы напакостить Его Светлости Профессору и Королеве-Матери Органических Чаев?

— Как-то раз я спрятала отцовские ключи от машины, чтобы он не мог уехать на работу, — говорю я.

— Недостаточно ужасная история. Расскажи мне что-нибудь еще.

— Я притворялась больной, чтобы не ходить в школу.

— Ой, умоляю тебя. Я был в этом чемпионом. Неужели у тебя нет ни одной истории похуже? Или ты всегда была пай-девочкой?

— Когда я злилась на своих родителей, я подливала им в тюбики с зубной пастой соус табаско.

— Вот что я хотел услышать. Отлично.

— Мои родители никогда не били меня — они не верят, что это работает. Но я частенько оказывалась под домашним арестом в свой бунтарский период, когда мне было двенадцать.

Он смеется.

— Мой бунтарский период так и не закончился. — Карлос легонько касается пальцами моей коленки и поднимает их выше. Когда он доходит до подвязки, дотрагивается до кружева. — Что это?

— Подвязка. Ты должен будешь забрать ее и сохранить как воспоминание. Ч-ч-что-то вроде трофея за то, что ты был близок с девушкой. Это глупо, правда. И немного у-у-унизительно, если я слишком м-м-много об этом думаю.

— Я знаю, что это, — говорит он с удивлением, отчетливо слышным в его голосе. — Я просто хотел услышать твое объяснение. — Он спускает подвязку по моей ноге, прослеживая губами тот же путь. — Мне нравится, — говорит он, снимая с меня туфли. Подвязка падает вслед за ними.

— Сейчас в тебе тоже говорит бунтарь? — спрашиваю его я.

— . Да, самый настоящий.

— Помнишь, ты сказал мне, что когда-нибудь мы с тобой вместе угодим в неприятности?

— Да.

— Думаю, этот день пришел. — Я протягиваю дрожащие руки и начинаю расстегивать его рубашку. Я распахиваю ее и покрываю медленными поцелуями его широкую обнаженную грудь. Я спускаюсь все ниже и ниже, расстегивая пуговицу за пуговицей. — Хочешь угодить со мной в неприятности, Карлос?

51. Карлос

УГОДИТЬ С НЕЙ В НЕПРИЯТНОСТИ? Да с первой минуты, как я увидел ее во «Флэтайрон», я уже в них попал. А теперь я потерян в ощущениях от прикосновений ее мягких теплых губ к моей коже. Я позволяю ей контролировать происходящее. Я сдерживаю себя, хоть мое тело просит большего. Бриттани сказала не идти сегодня на поводу у своего самолюбия. Проблема в том, что оно мне сейчас вообще не подвластно.

Ее влажный язык дотрагивается до моего левого соска.

— Так п-п-приятно? — спрашивает она.

Ни одна девушка прежде не делала этого со мной. Черт, да я даже не знаю, позволил бы еще кому-нибудь это сделать. Но это не кто-нибудь, это Киара. Она могла бы делать сейчас со мной что угодно, я был бы не против.

— Да. Просто отлично, chica. Жду не дождусь, когда смогу сделать то же самое с тобой.

Мое дыхание сбивается, и я изо всех сил стараюсь совладать со своим телом, когда она перемещается к другому моему соску. Мне нужно почувствовать ее кожу на своей. Я никогда не отличался терпеливостью.

— Эй, — говорю я, приподнимая ее голову за подбородок. Я мягко целую ее, ничего так не желая, как ощутить ее тело рядом с моим. — Моя очередь.

Я спускаю с ее плеч свой пиджак и отбрасываю в сторону. Мои пальцы следуют вверх по молнии на ее спине, останавливаясь у шеи. Пока я опускаю собачку ниже и ниже, обнажая ее тело, которое мечтаю увидеть, Киара расстегивает мои брюки и дотрагивается до моей плоти через боксеры.

— Что ты делаешь? — шепчу я.

— Прости. — Она быстро убирает свою руку. — Мне н-н-нужно было к-к-куда-то деть руки и я хотела узнать, з-з-завожу ли я тебя.

Я смеюсь. Конечно же, Киара решила искать ответ на свой вопрос у меня в штанах.

— Ну и как, убедилась? — спрашиваю я, усмехаясь.

— Да, — шепчет она. — Да, ты возбужден.

— Просто, чтобы ты знала… — Я беру ее руку и снова кладу ее поверх себя. — Я завожусь от одних только мыслей о тебе.

Я чувствую ее улыбку, хоть и не вижу. Я представляю, как ее густые ресницы обрамляют ее глаза, которые сейчас, вероятно, стали светло-серыми.

Я спускаю платье с ее плеч, но не останавливаюсь до тех пор, пока оно окончательно не спадает.

— Теперь ты, — шепчет она, отстраняясь, когда я протягиваю руку, чтобы дотронуться до нее. Я скидываю всю одежду, оставаясь в одном лишь белье, и притягиваю ее к себе под одеяло.

— Холодно? — спрашиваю я, замечая, что ее руки немного дрожат, когда она дотрагивается ими до моего лица.

— Нет.

Я придвигаюсь ближе и целую ее.

— Давай сюда свои микробы, — говорю я ей, вспоминая комментарий Брэндона о французских поцелуях.