Эрин Боу - Закон скорпиона

– Если хошь, поучу тя грить попроще. – Элиан нарочито усилил свой акцент, как у него бывало, когда он нерв ничал. – А потом попробуем и сленг.

– Элиан, как говорю, так говорю.

– Да пожалуйста, – мягко сказал он.

От каждого нашего шага в воздух взмывали кузнечики. Вдалеке было слышно койотов – настоящих, а не детей, которые в них играют. Судя по звуку, полуподросшие щенки, пробующие тявкать, выть и хохотать почти по-человечески, как это умеют койоты. Как ни странно, мне это напомнило звук вечеринки, если слушать из-за угла в тихом коридоре – звук из Галифакса.

Элиан вздохнул и потянулся, внезапно оказавшись очень высоким.

– Как думаешь, нам позволят дойти до реки?

– Сомневаюсь.

Надзирателя, которого «случайно» уничтожила Зи, наверняка заменили или отремонтировали. И он стоит наготове.

Впереди был обрыв, террасы закончились. Внизу петляла река, блестящая, как стекло. Даже не оборачиваясь, мы чувствовали темную массу здания обители и присутствие мачты Паноптикона, темной и причудливой, как экзоскелет сверчка.

«Это иллюзия, – сказал Атта. – Они читают наши мысли». Не читают. Или все же…

Что-то такое мог бы уметь аббат, но что бы ему дало это умение? Я и сама не знаю, что я думаю.

– А мне все равно, притворяются они или нет, – сказал Элиан, словно отвечая на мои мысли, а не на последние слова Атты. – Вот совсем наплевать. Чтобы часок провести без этих пауков – я согласен.

– Они ушли от тебя?

– Просто отпали. Как насосавшиеся клещи. Когда я снял рубашку.

– И поэтому ты сразу пошел пробовать, что тебе еще дозволено?

– А как же! – засмеялся он. – Они на меня давили, чтобы я сломался, вот я и сломался. Мечтаю прогуляться, держась за руки с принцессой Гретой.

– Мы не держимся за руки.

Он взял мою руку.

– По залитому лунным светом саду.

– Луна еще не взошла.

Он остановился и повернулся ко мне:

– А я не мечтаю.

– Элиан, надо быть серьезнее. Камберлендский альянс…

– Я знаю. – Он взял мою вторую руку, погладил большими пальцами костяшки. – Мы будем воевать. А это значит, что нас убьют. Знаю.

– Тогда зачем ты делаешь так, чтобы они тебя…

Его пальцы замерли.

– Я делаю?! – переспросил он. – О господи, Грета.

Он отпустил мои ладони. Несколько секунд мы стояли посреди темного сада и смотрели друг на друга. Потом Элиан отошел от меня на пару шагов и сел на большой валун, поддерживающий террасу.

– Ну а ты? – сказал он, и голос его резко похолодел. – Готова умереть?

– Может быть, до этого и не дойдет. Панполярная конфедерация – сверхдержава.

«А Камберлендский альянс, – не решилась сказать я Элиану, – непонятно чем объединяемые остатки государства, предшественник которого только что проиграл войну, стыдно сказать, с Конфедерацией Миссисипи». Я решила ответить так:

– Если Камберленд бросит нам вызов… для него это будет война с превосходящим по уровню вооружения противником. Может быть, и не нападут.

Аббат в это не верил. Моя мама в это не верила. Я не верила. Но сейчас я старалась крепко держаться этой мысли.

Элиан порушил мои планы.

– Может быть, вы превосходите нас по уровню вооружения, – сказал он, так сильно подчеркнув последние два слова, что сарказм переливался через край. – Но не в смекалке. Возможно, мы не победим, если выстроим войска шеренгами, которые удобно расстреливать, – поэтому так мы делать не будем.

– Нельзя изменить законы войны.

– Ты не знаешь мою бабушку. Она могла бы изменить даже законы физики, если бы сурово на них посмотрела.

– Но Талис…

– Молчи. Мы будем воевать. Я не сомневался в этом, еще когда попал сюда, и теперь не сомневаюсь. Мы с тобой, принцесса, должны будем умереть, – произнес он с каменной уверенностью.

Я тихонько – и изящно, ведь я же принцесса – присела на террасу рядом с ним.

– Значит, ты точно знаешь? Арментерос тебе сказала когда?

Он ответил не сразу.

– Считаешь, она бы мне сказала? Даже не подумала бы. – (Я только что царапнула ему сердце. Как воочию видела эту ранку.) – Нет, мне ничего не говорили. А тебе?

– Думаю, моя мать считает… что милосерднее скрыть от меня, когда именно это произойдет.

– Понятно. Это сострадание.

Можно было подумать, что он сказал «со страданием». Со страданием сострадание. Так ли? Не знаю. Может, и на самом деле со страданием.

– Я читала распечатки.

– Еще бы. Штудировала наверняка, – засмеялся Элиан легким, как звездный свет, смехом. – И какие предположения? Долго еще?

– Вопрос недель. Дипломаты дошли до эндшпиля. Не больше нескольких недель.

– Или дней?

– Возможно, дней.

Он закрыл глаза.

– А я ничего не могу придумать, кроме нескольких способов запустить коз в библиотеку.

Я подавила смешок, и он вышел у меня через нос – в облагороженной королевской манере, разумеется.

– Я люблю тебя, – сказал Элиан.

– Что?

Столько рассуждений о смерти, но все же именно эти слова заставили меня вскрикнуть.

– Я люблю слушать, как ты смеешься. Я просто… – Он потянулся ко мне. Я сжалась. Он замер, и его руки остановились в воздухе на полпути. – Просто… Ты выглядишь совсем другой. Когда у тебя волосы распущены.

Поспешив за Зи, я так и оставила волосы в хвосте. Он свисал ниже пояса.

– Другой?

Я не знала, хуже это или лучше. И как нелепо, на пороге смерти, что мне хотелось это знать.

Но мне хотелось.

– Еще как. – Элиан кивнул. – Можно, я только…

Он завел руки мне за голову, и я почувствовала, как его пальцы шарят у меня на затылке. Ночь была теплой, но я вздрогнула всей кожей. Он был близко, и я чувствовала запах мыла – такого же, как на руках у Зи, – и представляла, каковы будут эти руки на вкус. Наверное, щелочь – как электрический разряд на языке. Элиан сумел развязать узел, поднял волосы у меня со спины и расправил по плечам, как накидку. В волосах нет нервных окончаний, но от прикосновения каждой волосинки к шее я вздрагивала и вспыхивала искрами.

Как странно, что мне подумалось об электричестве. И не как о наказании.

– Грета, я не стану уходить тихо. – В его голосе не было вызова. Он был мягким, как шепот любящего. – Им придется меня тащить.

– Неизвестно, чего можно от себя ожидать.

Я положила руку Элиану на колено.

Он опустил на нее глаза. Я видела, как он дернул кадыком, борясь со страхом.

– Могу, наверное. Жизнь полна неожиданностей.

Он повернулся ко мне. Наши ноги столкнулись. Я почувствовала, как его колено нащупывает границу с моим. Моя рука так и лежала у него на бедре, а волосы колыхались у моих колен. Косы долго пробыли заплетенными, поэтому блестящие пряди так и остались ровно разделены, как если бы расплели веревку. Элиан взял по пряди в каждую руку и принялся наматывать, пока запястья, ладони и предплечья не оказались связанными моими волосами – пока мы не очутились рядом, так тесно сплетены, что я почувствовала на губах его дыхание.

– Какая ты сильная! – восхитился он.

И поцеловал меня.

У меня сами собой вскинулись руки, и, клянусь, в первую секунду я намеревалась его оттолкнуть. Но вместо этого коснулась пальцами его подбородка. Мы столкнулись носами. Его колено вклинилось между моими бедрами, и они раскрылись. Он все сильнее приматывал себя моими волосами, тянул уже слишком сильно – и все это было невероятно, внутри все закипало, словно тысячи острых колючек впивались в кожу. Он целовал меня, я целовала его, и воздуха не хватало. Не хватало времени. Недель. Дней. Он был в отчаянии, в отчаянии была я, и время было на исходе.

Его язык, его колено проникали глубже. Я что-то попыталась сказать – может быть, «подожди», – но потом закусила ему губу. Нам предстояло вместе умереть, и казалось, что это произойдет здесь и сейчас.

– Пора…

Это был голос Да Ся. Я отпрянула от Элиана, раскрасневшаяся, запыхавшаяся.

Зи стояла на две террасы выше. Ее можно было хорошо разглядеть, не только силуэт. Понятно было, что и ей все видно.

– Пора идти. – Голос Зи дрогнул. – Сегодня ночью полно надзирателей.

Она сделала шаг назад, словно желая раствориться во тьме.

– Зи, подожди…

Я вскочила на нетвердых ногах. Мозг казался пустой клеткой. Из него все улетучилось. Волосы были в безумном беспорядке, а завязки туники – свободнее, чем следовало.

– Господи! Моя ледяная принцесса, – а для тебя, оказывается, еще не все потеряно! – сказала Да Ся, глядя, как я неловко пытаюсь привести одежду в порядок.

Я думала, что она подтрунивает надо мной, но это была крайняя степень удивления.

А Элиан, проклятье, расхохотался.

– Убери подальше этих чиновников протокола, и ее вообще будет не остановить.

– Заткнись, – сказала я.

Хорошо, что темно. Я краснела так, как могут только рыжеволосые люди.

Элиан заткнулся.

– Я не хотел…

– Пошли, – сказала Зи, пока Элиан не уточнил, чего именно он не хотел. – Мы искушаем удачу.

– Грета, – позвал Элиан.

– Идем. – Я отступила.

Зи повела нас назад к обители, где у стены сидел Атта – снова молчаливый. Мы четверо все вместе прошли через погреб и кухню. Вышли в трапезную, а потом в коридор…

Там тихо стоял аббат. С двумя надзирателями по бокам.

– Грета, – сказал он, словно я была одна. – Не спится?

– Грета, я же попросил тебя прийти ко мне, если не сможешь заснуть, – пожурил меня аббат.

Он показывал мне серую комнату, чтобы запугать и вынудить отказаться от своей власти. Это не помогло. Так что теперь… Я могла бы и догадаться, что последует теперь.

Приблизились надзиратели и, как пастушьи собаки отрезают овцу от стада, отделили меня от остальных. Я пошла к аббату, выпрямив спину, словно у меня к лопаткам были приделаны лебединые крылья.

– Знаю, святой отец, – кивнула я.

Но не извинилась. И не стала ничего объяснять.

– Это я попросила ее пойти со мной, отец аббат, – сказала Да Ся. – Прошу вас. Это моя вина.

Изображение рта у аббата изогнуло уголки вверх, словно Да Ся пошутила.

– Зи, я знаю дословно, что именно ты сказала.

Он назвал ее уменьшительным именем, и мне стало не по себе.

– Пожалуй, мы обсудим это позже, если не возражаешь. Мне кажется, наша дорогая Грета взволнована. У нее довольно учащенный пульс.

«Они читают наши мысли», – говорил Атта.

Зачем им читать мысли, если они умеют читать у нас по губам и в сердце?

«При ИИ никогда не ври», – заповедал Талис.

Надзиратели вели меня по направлению к мизери. Позади я услышала сдавленный голос Элиана:

– Аббат…

Аббат развернул голову, как сова.

– Спокойной ночи, мисс Ли. Мистер Палник, мистер Паша. Вам нужно отдохнуть.

Я слышала, как Зи что-то шепчет Элиану – настойчиво, наверное, чтобы заставить его замолчать. А потом дверь мизери закрылась, и больше ничего не было, кроме мягкого света и тишины.

Снофиксатор. Изобрели его психотерапевты, но знаменитым сделали пыточники. Магнитные поля стимулируют сновидения и управляют ими, медикаменты обманывают рефлекс, который пробуждает организм, когда сны становятся травмирующими.

Когда-то считалось, что если умер во сне, значит умер в жизни. Благодаря снофиксатору мы знаем, что это не так. Большинство людей умирают по меньшей мере шесть раз, прежде чем у них что-то не выдержит.

«Они применяют снофиксатор. И лекарства».

Я тогда поверила ей лишь наполовину.

Не знаю, сколько это все продолжалось.

Первый сон лишил меня ощущения времени – наверное, так и было рассчитано.

Это был обычный тягучий сон, когда тебе снится, что ты в каком-то непонятном тусклом помещении. Слышится равнодушное далекое бормотание – такой знакомый звук Галифакса. Потолок не стеклянный и низкий. Темнота сгущается, становится непроницаемой. Я протягиваю руку – каменная стена. Иду вдоль нее, шаркая ногами. Повороты, просветы – один, два, много… Лабиринт! Нет. Катакомбы, лабиринт могил. Я дотрагиваюсь до чего-то мертвого и ловко завернутого в парчу. Тело. Тело в моем платье.

Мое тело.

Я вздрагиваю и просыпаюсь, и оказывается, что я – это тело. Я – это тело, и я лежу на высоком узком столе. Холодный металл. Меня удерживают кожаные ремни. Кто-то смотрит на меня сверху – та самая девушка, Лебединая Всадница, с ее приторной добротой и ярко-синими глазами. Вокруг головы у меня клетка – что-то темное и металлическое проносится надо мной, и…

Я просыпаюсь – или не просыпаюсь, – я сижу в ночном саду. На мне моя парча. Слышу, как она хрустит, слышу ночных насекомых, реку. Слышу дыхание Элиана. Его руки запутались у меня в волосах. Он целует меня, но на самом деле целует мертвое тело: мои губы безжизненны. Моя кожа – очищенная картофелина. Зубы… Зубы шевелятся. Я кусаю его, и мои волосы начинают утягивать его, все дальше и дальше. Я кусаю его и чувствую горячий поток крови.