Машина понятливо вздрогнула, ответив плавным ходом на прикосновение Жанны к педали.

2

«Черные секунды» Жанна придумала еще школьницей. Чтобы чего-то добиться, надо пережить черные секунды. Вот делают тебе укол под лопатку, прививку от гриппа, — больно, страшно, мурашки бегут по телу, но от инфекции после укола тебя уже оградили. Всего-то перетерпеть несколько черных секунд боли — и спасена… Секунда ведь очень мала! Произнес: «Двадцать два» — она уж и пролетела. Так рассуждала Жанна еще пионеркой. Выпускницей свои наблюдения превратила в целую теорию черных секунд. Любая цель вполне достижима. Чтобы ее добиться, не обязательно карабкаться в гору, срывая ногти и обдирая колени, или лбом прошибать кирпичную стену сопротивления, — иногда надо пережить черные секунды. Сломать себя на короткое время, подавить самолюбие, гордость, даже унизиться, пасть — всего на короткие секунды! — чтобы открыть себе дорогу к заветному, перешагнуть через препятствие. Теория не подводила ее ни в малом, ни в большом.

«Дяденька, дайте мне десять копеек. В автобусе кондукторша злая. Без билета не садит… Мне до дому доехать. Я деньги потратила. Думала, у меня на дорогу останется, но не осталось. Выручите меня, пожалуйста. Мне, честное слово, стыдно». — Она стояла перед незнакомым мужчиной в военной форме, покрасневшая, готовая расплакаться. Семиклассница, с пионерским галстуком на шее. Гривенник на дорогу военный дал сразу, без раздумий; стал насылаться другой помощью: может, голодна? может, проводить куда? Словом, всё уладилось. И на автобус не опоздала, и заколку для волос, которая приглянулась, купила, отдав за нее последние билетные деньги. А вот не сломай себя, не выпроси гривенник у случайного человека на автобусной станции, пошла бы до поселка пешком — топала бы шесть верст от райцентра. Пережила черные секунды, отпылала стыдом, зато добралась до поселка на автобусе, вертя в ладошках блескучую заколку.

Или с учительницей по английскому тоже был случай. Казалось, вредюга из вредюг эта «англичанка» Оксана Игоревна. И так, и этак Жанна к ней подбивалась: просила контрольную переписать, темы пересдать, переводы еще раз выполнить. Но учителка как ослица: «Произношения у тебя нет. В аттестат только «тройка» пойдет». «Тройка»? «Тройка» мне не нужна», — твердо определилась Жанна, понимая, что с такой оценкой по английскому в аттестате из нее выйдет никудышная абитуриентка для столичного института и даже техникума. «Произношения нет — значит, другим надо взять!» Она пришла к Оксане Игоревне домой, подгадала момент — без посторонних глаз. Одно дело — учительница в школе: там ей форс держать надо — перед коллегами, перед воспитанниками. Другое дело — учительница дома: тут ей форситься не перед кем. «Оксана Игоревна, мне минимум «четверка» в аттестат нужна, — сказала Жанна. — Мне она очень нужна. Помогите мне». — И тут Жанна отмочила номер: рухнула перед учительницей на колени. Бедную Оксану Игоревну чуть инфаркт не хватил. Она настолько перепугалась поведения своей ученицы, что с лица сошла. Вместе с Жанной расплакалась, стала виноватить себя: мало, очень мало уделяла ей времени, не позанималась как следует. В аттестате в Москву Жанна везла по английскому языку заслуженную «четверку». Сыграла теория, послужили черные секунды: подкосила собственные колени — сломала упрямую педагогичку.

«…Какая тебе Москва? Охренела? Никаких денег не дам! Мать, слышь, чего она удумала? В Москву учиться…» — Отец кричал, матерился. Но Жанна не колебалась: без отцовой подмоги выберется из опостылого лесного поселка в город. И не просто в город — прямиком в Москву. Деньги? Ничего, она найдет деньги! По рублю, по трешке, по пятерке насшибает у друзей, подруг, назанимает у родственников, у знакомых, после сполна рассчитается, когда встанет на ноги.

Выход на Василь Палыча по доброте душевной дал Жанне местный директор лесхоза, узнав, что она намылилась в Москву. Правда, предупредил: «Человек этот очень влиятельный. Он поможет, точно поможет. Только ты, Жанка, к нему в крайнем случае обращайся. Он мужик самоуправный. Его за глаза Барином кличут. Только в крайнем случае, поняла?»

Но Жанна, провалив в Москве первый же экзамен в институт, сразу вышла на Барина. Позвонила, сговорилась о встрече. «Переживу черные секунды. Дальше видно будет».


…Растянулись секунды-то! Год за годом она крутилась возле Барина и себя уговаривала: ну что ж, если от жизни любовью не взяла, хотя бы деньгами возьмет.

— Скоро ли мы поедем в конце концов? Пробки проклятые! — «Мерседес» Жанны застрял в толчее машин на Садовом кольце; ей нужно было на Новый Арбат, к себе, в одну из серых арбатских «свечек».

Время от времени поток машин сдвигался вперед. Белый «мерседес» из правого ряда вдруг нахально сунул передок между деревьев на обочине тротуара и выполз в эту лазейку на пешеходную дорожку. Пугая встречных прохожих вспышками фар, огибая прохожих попутных, под ругань и угрозы тех и других, «мерседес» лавировал по тротуару, чтобы шмыгнуть в переулок и срезать развилку, где плотняком встали машины.

Резкий короткий свист. Откуда ни возьмись на тротуаре появился гаишник, вскинутым полосатым жезлом приказал «мерседесу» остановиться.

— Опаньки! Менты! — тормознула Жанна. — Неужели влетели? Я ведь даже жвачкой не пользовалась.

Гаишник, неторопливый и вальяжный, внешностью молодой, но, видать, уже в должности пообтертый, глядя куда-то поверх машины и Жанны в открытом боковом окне, вяло козырнул, неразборчиво представился и буркнул:

— Возьмите документы и следуйте за мной.

— Как вы сказали? — не расслышала Жанна. — Как ваше имя?

— Старшина Шустов, — неохотно ответил он. — За мной шагайте.

— Эй, эй, погодите! Старшина Шустов, у меня кое-какие проблемы. Понимаете… Не могли бы вы сесть в мою машину? На минутку. Прошу вас.

Предложению гаишник не обрадовался, хмуро посмотрел из-под козырька фуражки, но в «мерседес», однако ж, сел.

— В экспертизе нуждаетесь, Жанна Владимировна? Или так все понятно? — глядя в водительское удостоверение, спросил гаишник, сразу сообразив, что водительница под мухой.

— Так все понятно, — вторила Жанна. — Поэтому я вас и попросила… Старшина Шустов, я с похорон еду. Понимаете… А давайте-ка, старшина Шустов, я заплачу вам штраф. В двойном размере. И мы благополучно замнем эту неувязку. Вот. Берите-ка! — Она не особенно афишируя деньги, но так, чтобы номинал купюры был ясно различим, подсунула к его колену долларовую сотку.

Старшина Шустов посмотрел равнодушно, никакого вымогательского интереса не проявляя. Хотя случай складывался заурядный: отмазывается подвыпившая краля из навороченной иномарки, вариант безопасный, можно даже на пару стольников раскрутить. Но — какая-то заминка, нерешимость, и вроде бы ни туда ни сюда…

— Берите, берите, старшина Шустов, — вкрадчиво и заботливо подбодрила Жанна. — Берите. Взять денежку — это всего лишь секунда. Ну и пусть, что эта секунда черненькая. Но совсем коротенькая. Меня накажете — вам проку не будет. Возьмете денежку — на посту стоять веселей. Без денежки обидно на перекрестке гарью дышать… Берите, старшина Шустов. Вечером детишкам конфет купите, жене — цветочков. Всего одна секунда.

Старшина Шустов усмехнулся, еще раз заглянул в права, которые держал в руках.

— Так-то оно так, Жанна Владимировна, — столь же добрым ответным тоном заговорил он, забирая купюру и пряча в карман. — Всего одна секунда. Все мы гоняемся за какими-то секундами, но забываем, что авария — это даже не секунда. Всего один черный миг!

Когда старшина Шустов скрылся из виду, Жанна слегка ударила ладонями по рулю, поделилась с машиной:

— Видел, как сработало! Ха-ха! Понятливый старшина, тоже клюнул на секунды.

Белый «мередес» с чуть вытянутыми по вертикали фарами, похожими на большие грустные глаза спаниеля, въехал во двор дома, на свое стояночное место. Машина подкатила к стене впритык, замерла, как вкопанная, хотя Жанна педали тормоза не касалась. Всякий раз на этой стоянке она проверяла автомобильный компьютер, который должен блокировать колеса, почуяв близкое препятствие. Компьютер не подводил.

— Спасибо, дружок! — Жанна вышла из машины, мягко захлопнулась дверца, мяукнула сработавшая сигнализация.

Этот «мерседес» Жанне подарил Барин. И квартиру на восемнадцатом этаже в знаменитых высотных стекляшках, тоже подарил он, Василь Палыч Каретников. Теперь он был мертв и похоронен, но его деньги еще повсюду служили и заставляли признавать его силу.

В последнее время Жанна сопротивлялась этой силе, не верила в подарки и щедроты Барина. Какие, к чертям, подарки! Она рассчиталась за них сполна. Еще и молодостью приплатила! Еще и аборты от Барина делала… Однажды хотела родить от него. Но побоялась: вдруг ребенок будет неполноценным. Барин был уже не молод и частенько пьян. Да и она с ним прикладывалась — то шампанское, то мартини. Он любил повторять: «Пей! Всё равно всех черви съедят!»

Жанна сидела на розовом пуфе перед туалетным столиком, держала в руках бокал с мартини. Ей нравилось это душистое, сладкое вино. Поначалу она полюбила его не за вкус — за название, — иностранное, аристократическое, уже позднее распробовала и оценила винный букет. Ей тоже хотелось стать хотя бы немножечко светской дамой, хоть чуточку-чуточку аристократкой. Порой ей казалось, что, выбравшись из болота провинциальной нищеты и убогости, познав новое качество жизни, вкус денег и мартини, она обрела самодостаточность, свободу, личностный авторитет. Но ей только казалось. Даже всесильный Барин не был всесилен, он и Жанне указал, где ее истинное место.


В тот день Туз вернулся из лагеря, из Коми. Прямо с поезда, с Ярославского вокзала, в рыжей замшевой, вытертой до лысин куртке пришел к Барину за отсроченным платежом. Жанна с изумлением наблюдала, как Барин распинается, лебезит перед этим рецидивистом с длинными руками в татуировках, сутулой и нескладной фигурой и исподлобным диковатым взглядом. Угощает так, будто к нему снизошел премьер-министр или приехала генпрокурорская шишка. Жанна знала, что Туз до отсидки выполнял в холдинге самую грязную криминальную работу, если таковая была востребована. Иногда она была очень востребована. «Если человек один раз посидел в тюрьме, — рассуждал однажды Барин, — он еще может выправиться. Если пару раз поторчал на зоне — шансов стать нормальным человеком почти нет. Нервишки уже не те, сорвется. Год-два и опять сорвется. Такие уже на всё способны…» Этой способностью уголовников Барин умел попользоваться.

За угощением, в застолье, разговор зашел о машинах.

— Я тебе свой джип отдам — мерседесовский. Он почти нулёвый, — говорил Барин, поощрительно поглядывая на Туза.

— Не-е, мне мерседесовский не нужен. Он на катафалк похож.

— Сам ты на катафалк похож! — насмешливо вклинилась Жанна. — Это стиль! Фирма! Соображать надо!

— А ты, шалава, заткнись! Тебя не спрашивают!

Жанна вспыхнула, вскочила со стула. Она ждала защиты от Барина. Но тот молчал. Смотрел на уставленный жратвой и пойлом стол и молчал. Только на скулах означились желваки.

— Ты, чучело, со мной спал? Чтобы меня шалавой называть?!

— Хочешь попробовать? — блеснули звериным блеском глаза Туза, и Жанна вскрикнула, почувствовав, как цепко, жестоко он схватил ее за колено.

Она задохнулась от боли и ярости:

— Отпусти, козел!

— Чего? — ощетинился Туз. — Ты чего вякнула, шмара? Я же тебя…

Но тут ударил кулаком по столу Барин, прервал свару:

— Заткнитесь! Устроили спектакль, Голливуда мне здесь не хватало!

Чуть позже у Василь Палыча была делегация из Финляндии, троица лесоторговых бизнесменов. Жанна им улыбалась, и они ей тоже очень радушно улыбались и, казалось, хотели понравиться. Тут же, в гостиной офиса, для них был устроен фуршет. На угощенческую выпивку финны сильно приналегли; тосты за дружбу между народами, привычная болтовня о выгодах сотрудничества и разная трепотня. В разгар веселья Барин и подошел к Жанне, протянул почти полный фужер «хеннесси».

— Пей!

— Ты чего, с ума сошел? Зачем столько много? Я же сразу окосею и вырублюсь.

— Это было бы лучше, — угрюмо заметил Барин. — Пей! Считай, что это приказ!

Она выпила половину фужера. Вскоре ее заметно повело, она стала болтать всякую чепуху долговязому белобрысому финну с прозрачными синими глазами. Барин будто ждал этого момента, взял ее под локоть и проводил через коридор к двери в комнату отдыха.

— Иди! Я обещал. Молчи, терпи, иди! Тебя не убудет, зато долг быстрей покроем. Я обещал! — Барин открыл дверь и втолкнул Жанну в комнату отдыха.

Там ее дожидался Туз. Кричать было бессмысленно: на помощь никто бы не пришел, урке ее отдал сам хозяин.