Сначала Мария Гиз потеряла дар речи. Потом, быстро придя в себя, окинула его проницательным взглядом.

– Но что вы за это потребуете, милорд? Ваше предложение более чем великодушно, но вы говорите со мной, как бретонский рыбак, торгующийся с покупательницей на причале. Что вы попросите взамен?

Мимолетная улыбка осветила его красивое лицо, но тут же исчезла.

– Я хочу, чтобы Дун имел статус графства, – откровенно ответил он.

– Вы многого просите у ее величества, – взорвался возмущенный священник.

Но Мария Гиз рассмеялась, ибо полностью понимала, чего требует молодой человек.

– Нет, отец Мишель, лэрд фактически ничего не просит. Ему не нужны земли, ибо они у него есть. Ему не нужна высокая должность. Он предпочитает безвестность. Золота у него много, иначе не предлагал бы того, что имеет. Он хочет получить титул, чтобы передать своим наследникам и потомкам. Это не что иное, как клочок пергамента и печать.

Она воззрилась на Ангуса Фергюссона.

– Это дорого вам обойдется, милорд. Содержать двор королевы, пусть и маленький, не может обойтись дешево. Помните, что моя дочь будет править двумя великими государствами. Она должна жить так, как подобает ее высокому положению.

– Так и будет, – пообещал лэрд. – Она будет жить, как королева. И пусть за это будут ответственны французский король и влиятельный шотландский лорд. Если вы окажете мне эту великую честь, мадам, я с радостью ее приму. И взамен прошу одного – графский титул. И, возможно, вашего разрешения построить замок, маленький, конечно.

Глаза вдовствующей королевы весело блеснули.

– Почему, милорд, я подозреваю, что этот замок, маленький замок, уже существует?

Он типично французским жестом пожал плечами и улыбнулся:

– Это всего лишь очень большой дом, хотя некоторые считают иначе. Поэтому я прошу вашего разрешения иметь замок. Никто не скажет, что я нарушаю закон. Мы, Фергюссоны из Дуна, не любим привлекать к себе внимание.

– Но разве ваше внезапное превращение в графа Дун не вызовет вопросов у окружающих? – спросила вдовствующая королева.

– Нет, если все поверят, что вы желаете уравновесить силы среди других западных семейств и поэтому возвышаете Фергюссонов, – умно ответил он. – Есть те, кто принимал ваши милости и отплатил неблагодарностью, но вы по-прежнему добры.

Оба знали, что он говорит о Патрике Хепберне, графе Босуэлле, который и устроил эту аудиенцию. Все знали, что хотя прекрасный граф, как его называют, любил вдову Якова V, все же он не всегда был ей верен. Но он был очень обаятельным человеком, и Мария Гиз питала к нему слабость. Однако никогда не позволяла слабостям взять верх над здравым смыслом.

– Вы очень умны, милорд Дун, – заметила она, возвращаясь к теме разговора. – Да, многим понравится, что я пытаюсь уменьшить влияние Хепбернов на западе. И ваше предложение помочь моей дочери, пока она не выйдет замуж, невероятно великодушно. Это более чем стоит графского титула. Но помните, что ей всего пять лет. Пройдет не менее десяти лет, прежде чем состоится свадьба. Кошелек Шотландии никак не назовешь тяжелым. Ваше предложение – дар божий и его благословенной матери, в честь которой названа моя дочь, не так ли, отец Мишель?

Практичная натура Марии Гиз, как всегда, взяла верх.

– Кто может удостоверить величину вашего богатства, милорд? Не хочу оскорбить вас, но мы обсуждаем слишком важное дело.

– Дом Киры, мадам. Их люди работают здесь, в Стерлинге, Перте, Абердине и Эдинбурге.

– Пошлите кого-нибудь справиться, и без лишней огласки, – велела Мария Гиз, после чего повернулась к Ангусу Фергюссону.

– Я принимаю ваше предложение, милорд. Если ваши слова окажутся правдивыми и Кира уверят меня в вашей кредитоспособности, документы, удостоверяющие ваш титул, будут посланы в Дун и об этом будет объявлено по всей границе. После этого вы дадите указания своим банкирам. Подходит ли это вам, милорд?

– На документах должна стоять печать королевы, а также ваша, – потребовал лэрд. – А объявления должны быть повешены на Меркат-кросс[1] в Эдинбурге.

– Будьте уверены, что я так и сделаю. Все будет официально, – пообещала она, после чего встала и снова протянула ему руку.

Лэрд взял ее и поцеловал, понимая, что аудиенция окончилась.

– Я буду молиться за благополучное путешествие королевы, – сказал он. Попятился из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Очень смелый человек, как, впрочем, многие из приграничных лордов, – заметила вдовствующая королева. – Женщина, которая выйдет за него, должна быть очень сильной.

Но пока что Ангус не думал о женитьбе. К концу августа, когда маленькая королева отплыла к берегам Франции, он получил титул графа и на некоторое время привлек интерес и вызвал зависть соседей. Но когда пошли сплетни о том, что его титул уравновесил власть Хепбернов, все долго смеялись. Фергюссоны из Дуна не были ровней графам Босуэллам.

Как и надеялся Ангус, небольшой фурор вскоре затих, потому что главным сейчас было выживание. Приграничные войны закончились. Генрих VIII умер и был похоронен. Его сын Эдуард VI был коронован. И хотя лорд-протектор Сеймур мечтал следовать политике покойного короля в отношении Шотландии, отъезд Марии во Францию свел на нет все усилия.

Молодой король умер за два месяца до своего шестнадцатого дня рождения. За этим последовали девять коротких дней правления его кузины леди Джин Грей, поскольку протестанты пытались помешать Марии Тюдор унаследовать трон. Мария выиграла битву, но через пять с половиной лет тоже умерла, оставив английский трон двадцатипятилетней рыжеволосой дочери Генриха VIII и Анны Болейн Елизавете Тюдор.

Первые годы правления Елизавета старалась укрепить свое положение на троне и приобрести союзников, а также избегать возможных женихов. Ее единственный интерес к бедной, лежавшей на севере стране заключался в том, что ее молодая королева, которой предстоит стать королевой Франции, теперь именует себя королевой Шотландии и Англии. Мария основывала свои претензии на том, что ее бабушка Маргарита, жена Якова IV, была родной сестрой Генриха VIII. А Елизавета – твердила она – просто бастард Генриха от потаскухи Болейн. Того обстоятельства, что англиканская церковь дала Генриху первый развод, что Анну короновали, не существовало для молодой девушки, живущей во Франции и повторявшей, как попугай, все, что говорили ей французские родственники.

Но потом Англия потеряла прежнее значение для Марии, потому что ее свекор, Генрих II, был случайно убит на турнире. Мария и ее молодой муж Франциск внезапно оказались на троне Франции, а Англия и Шотландия отошли на второй план.

В Шотландии тем временем пышно цвела Реформация. Ни в одной стране Европы протестантизм не владел умами так, как в Шотландии. Северные кланы и некоторые семьи, такие как Гордоны из Хантли и Лесли из Гленкирха, упрямо придерживались старой веры, несмотря на то что под влиянием мастера Джона Нокса протестантская вера была провозглашена единственной, а католицизм оказался вне закона. Мария Гиз, женщина широких взглядов, которая позволяла существовать всем религиям и даже защищала английских протестантов от инквизиции Марии Тюдор, теперь повсеместно осуждалась за свою веру.

Устав от обязанностей, которые несла на своих плечах двенадцать лет, Мария умерла, оставив Шотландию в руках единокровного брата своей дочери Джеймса Стюарта, старшего незаконного сына Якова V. В конце этого же года хрупкий и болезненный Франциск умер. Марии Стюарт казалось, что ее траур никогда не закончится. Новый король Франции в свои десять лет был не кем иным, как игрушкой в руках своей матери Екатерины Медичи. Она хотела избавиться от невестки и отправить ее в безвестность, в одно из французских поместий, но Мария Стюарт вместо этого вернулась в Шотландию, чтобы занять принадлежавший ей по праву трон.

Елизавета не желала обеспечить безопасность путешествия своей кузине на пути из Франции в Шотландию. Джеймс Хепберн, лорд-адмирал Шотландии, четвертый граф Босуэлл, лично явился, чтобы проводить свою королеву. Джон Нокс злобно проповедовал, проклиная женщин, правительниц Шотландии, объявил их царствование незаконным и всячески чернил Марию Стюарт. Но та все равно приехала домой, и скорость, с которой она проделала путешествие, поразила всякого, тем более что к ее прибытию ничего не было готово. Тот факт, что порт Лит и все шотландское побережье были окутаны густым туманом, который не рассеивался несколько дней, лишь придал веса мрачным предсказаниям Джона Нокса.

Мария, однако, взяла в ближайшие советники своего единокровного брата Джеймса Стюарта, о котором вспоминала с великой любовью. Мария Гиз мудро собрала бастардов мужа под свое крыло. Джеймс был старшим братом, к которому крошечная королева прибегала со всеми своими бедами. Теперь он стал ее первым министром и помогал править вместе со статс-секретарем ее покойной матери Уильямом Мейтландом, лэрдом Летингтоном. Мария решила вновь назначить его на эту же должность.

Несмотря на то что была католичкой, она все же издала закон о свободе верований. Это оказалось умным ходом, поскольку сразу лишило Джона Нокса оснований для жалоб, хотя ее приверженность к старой вере бесила его едва ли не до апоплексического удара.

Мария в отличие от своих предшественников путешествовала по Шотландии. Посетила Северо-Шотландское нагорье, Шотландскую низменность и границы, стараясь лучше узнать свой народ, чего не делал ни один король со времен правления Якова IV. Единственным местом, где она не побывала, были владения властелина островов.

Ангус Фергюссон познакомился с ней лично, когда королева как-то осенью провела единственную ночь в Дуне. Она любила охотиться, и как раз начался сезон прилета диких гусей. Он был потрясен ее красотой, очарован умом и остроумием. Она ездила верхом по-мужски, научившись этому после приезда в Шотландию. (Шотландцы, а особенно Джон Нокс, были шокированы тем, что она показывает ноги, когда ездит в дамском седле.)

Охота была успешной, и на ужин подавали жареную дичь.

– Вы и вправду самый красивый мужчина на границе, – заявила молодая королева. – Какая жалость, что в ваших жилах нет королевской крови, милорд, иначе я выбрала бы в мужья вас. В отличие от кузины Елизаветы я спешу скорее выйти замуж и родить детей.

– Я, разумеется, в отчаянии от собственной несостоятельности, – с улыбкой ответил Ангус, – но простой приграничный лорд вроде меня никогда не будет достоин столь прекрасной королевы.

Мария рассмеялась, но тут же стала серьезной.

– Кто в Шотландии достоин меня, милорд? Может, вместо брака мне следует искать любви? – тихо спросила она.

– Помните, мадам, что ваш сын будет однажды править Шотландией, и более чем вероятно – Англией тоже. Елизавете нравится свобода, слишком нравится, чтобы отдать ее в руки мужчины, так что постарайтесь выбрать мудро, когда снова выйдете замуж.

Граф снова улыбнулся:

– По правде говоря, мадам, сомневаюсь, что на земле найдется мужчина, достойный вас.

Мария Стюарт снова рассмеялась:

– Вы опасный человек, милорд. Но когда вы сами женитесь, чтобы в Дуне появился наследник?

– Я женюсь, когда вы, мадам, найдете другого мужа, – пошутил он, и оба дружно расхохотались.

Королева уехала на следующий день, так и не увидевшись с ним. Но несколькими годами позже в Дуне неожиданно появился его друг Джеймс Хепберн, четвертый граф Босуэлл, пользовавшийся неограниченной милостью Марии Стюарт. Поскольку Джеймс был человеком, не склонным к пустым визитам, Ангус сгорал от любопытства, но терпеливо ждал, пока Джейми расскажет о цели своего приезда. А пока что они играли в шахматы в парадном зале и пили превосходное французское вино, запасы которого, похоже, у Дуна не переводились.

– Королева выходит замуж, – объявил наконец Босуэлл. – Она выбрала скверного жениха, но ее, кажется, никто не остановит. Никто не может ее урезонить: ни Джеймс Стюарт, ни Мейтланд, ни кто другой.

– Кто он? – вырвалось у Ангуса.

– Генри Стюарт, лорд Дарнли. Он ее кузен и католик. Вырос в Англии. Елизавета предложила либо его, либо своего конюшего Дадли. Правда, вряд ли она ожидала, что королева будет выбирать из этих двоих. Дадли, разумеется, – просто оскорбление, и я не уверен, что Дарнли не то же самое.

– А что с ним не так? В нем, очевидно, течет нужное количество королевской крови, что делает его подходящим женихом. Ведь его мать – Маргарет Дуглас, дочь вдовы Якова Четвертого Маргариты Тюдор от ее второго мужа Арчи Дугласа, графа Аргайла! А его отцом был Мэтью Стюарт, граф Леннокс.

– Да, этот изменник! – раздраженно прорычал Босуэлл.

– Так что плохого в Дарнли? – повторил Ангус.

– Слабовольный, ничтожный щеголь, одержимый жаждой власти, – пояснил Босуэлл – Высокий нескладный юнец с золотистыми волосами и голубыми глазами. Он моложе Марии, но она увлечена им. У него ум блохи и склонность к грубым шуточкам.