После короткого молчания он пригласил Ангуса и его жену сесть рядом.

– Мой сын Донал рассказал мне все, – начал он. – Теперь я хотел бы выслушать вас, милорд Дун. У нас было доказательство вашей измены. Теперь вы привозите прямо противоположное доказательство. И заявляете, что вы честный человек. Какой истории я должен верить? Обе вполне правдоподобны.

– Милорд, могу я задать вопрос? – спросил Ангус.

Морей кивнул.

– Кто привез вам эти сведения?

– Не знаю, – пожал плечами Морей. – Один из моих людей подслушал все это в таверне.

– Так у вас нет веских оснований для обвинения? Только слухи? Я отрицаю, что изменил вам и стране, милорд. Фергюссоны из Дуна имеют репутацию людей, избегающих политики и всяческих заговоров. Оглядитесь. У меня хороший дом и жена. Двое маленьких детей. Мне нечего желать. Почему, во имя Господа, я должен подвергать опасности все, что у меня есть, ради провального дела?

– Так вы считаете дело королевы провальным?

– Именно. Как многим вашим знакомым, мне не нравилось обращение с королевой после ее поражения при Карберри. Она – помазанница Божья. Но когда несколько месяцев назад она вновь потерпела поражение при Лэнгсайде и сбежала в Англию, я, подобно многим былым союзникам, больше не мог оправдывать ее действия. Я не принадлежу ни к партии короля, ни к партии королевы. Я стою за Шотландию, а маленький Яков Шестой – и есть Шотландия.

На графа Морея речь Ангуса произвела большое впечатление. Но все же он сказал:

– А как насчет бумаг и золота, изобличающих вас?

– Письмо было подделкой. И оно, и золото были положены на дно седельной сумки, где я вряд ли мог бы их найти. Но тот, кто искал намеренно, наверняка нашел бы. Как рассказал вам Донал Стюарт, я вернулся во Францию, чтобы разрешить загадку. Местный магистрат признался, что за хорошую плату подделал акт о продаже. Нового владельца поместья уговаривали подписать его, но он понял, что тут что-то неладно, и отказался. И его подпись, и моя тоже были подделаны. Магистрат под нашим давлением сознался в этом. Среди бумаг, которые вам привез Донал, есть его признание.

Что же до мешочка с золотом… мне не нужно золото. У меня его более чем достаточно: факт, который я готов доказать вам одному. Я могу полагаться только на ваш здравый смысл, милорд Морей. Надеюсь, вы все поймете и забудете об этом деле, – заключил Ангус.

– Мне сообщили, что ваша жена поехала с вами во Францию, переодетая мужчиной, – сказал Морей. – Это так, мадам?

– Так, – кивнула она. – Я чувствовала, что Ангусу грозит опасность. Попросила разрешения сопровождать его, но он отказал. Поэтому я переоделась и последовала за ним. И только когда опасность действительно появилась, была вынуждена открыться.

Легкая улыбка коснулась тонких губ Морея.

– Насколько я понял, мадам, вы очень решительная женщина.

– Да, милорд, так и есть, – покорно ответила Анабелла.

Он пронзил ее взглядом. Но глаза Анабеллы были скромно опущены.

– Графиня спасла мне жизнь, милорд, – пояснил Ангус и рассказал, как все произошло.

– К счастью, ваша жена некрасива, и это помогло ей сойти за молодого человека, – отметил Морей. – Однако ваша грудь довольно велика. Как вы ее спрятали?

– Перевязала полосой ткани, – коротко ответила Анабелла.

– Мне очень любопытно увидеть вас в мужском костюме, мадам, – продолжал граф Морей.

– Милорд! – возмущенно вскричал Ангус. Но Анабелла не позволила регенту унизить ее. И незаметно положила руку на плечо мужа, призывая к спокойствию.

– Конечно, милорд. С вашего разрешения я удалюсь, чтобы надеть мужскую одежду.

Она присела перед ним и медленно вышла из зала.

Джин догнала ее.

– О, наглость этого человека! – прошипела она. – А ведь изображает благочестивого степенного мужчину, но когда Стюарты королевского рода были таковыми? Заметить ваши недостатки и спрашивать о грудях?!

– Морей испытывает нас, – пояснила Анабелла. – Хочет посмотреть, до какой степени способны повиноваться Фергюссоны из Дуна. Ангус уже успел возмутиться, как и полагалось по правилам приличия, но не остановил меня, когда я предложила показать регенту свою маскировку.

Женщины поспешили наверх, в покои Анабеллы, где Джин разыскала одежду, которую хозяйка носила во время путешествия во Францию. Анабелла сняла платье и нижние юбки и натянула шерстяные штаны и сапоги. Потом Джин перевязала ее груди, и Анабелла надела рубашку и безрукавку из оленьей кожи. Джин заплела ей косу, туго заколола и нахлобучила сверху шляпу. Теперь в зеркале отражался молодой парнишка, а графиня Дун внезапно исчезла.

Встав, она вышла из покоев и спустилась в зал. Никто не обратил на нее внимания. Она прокралась вперед и встала на самом виду у графа Морея. Но никто ничего не сказал.

Наконец, устав дожидаться, Морей спросил у Ангуса:

– Сколько еще ваша жена будет одеваться, милорд? Мы ждем уже час.

– А я давно стою рядом с вами, милорд, – ответила Анабелла.

Граф Морей ахнул от удивления при виде молодого человека, но даже всмотревшись, не мог узнать некрасивую, но элегантную графиню Дун. Только когда она взглянула на него в упор, он узнал спокойные серые глаза.

– Мадам, я поражен этой метаморфозой! Удивительно! Не знаю, похвалить ли вас за костюм или осудить за дерзость.

– Я не собиралась быть дерзкой, милорд. Хотела только убедиться, что мой дорогой муж и повелитель – в полной безопасности. Тот, кто взял на себя труд выставить Ангуса предателем, не колеблясь, убил бы его, если бы его план не удался.

Морей кивнул:

– Очевидно, кто-то хотел отвлечь нас от какого-то заговора в пользу моей сестры. Письмо в седельной сумке вашего мужа достаточно срочное, и его требовалось немедленно отправить Марии. То, что вы и ваш муж взяли на себя труд разобраться в этой истории, говорит о его невиновности, как и считает мой сын Донал. – Помолчав, он обратился к Ангусу: – Тем не меннее, милорд, перед ужином я хочу увидеть доказательство того, что вы не нуждаетесь в золоте.

– Конечно, – кивнул граф Дун. – Прошу последовать за мной. Но только вы. Никого больше.

Морей согласился, поскольку сгорал от любопытства. Они вышли из зала через маленькую дверь, скрытую за большой шпалерой в широком коридоре, и спустились на несколько пролетов узкой лестницы. Ангус не захватил факела, поскольку лестница была хорошо освещена, как и коридор внизу.

Они остановились перед другой дверью в конце короткого коридора. Граф вынул из камзола небольшое кольцо с ключами. Выбрал один и вставил в замок. Ключ легко и бесшумно повернулся. Ангус взял факел из ближайшего к двери кольца, и они оказались в маленьком каменном помещении, где вдоль стен плотно стояли сундуки.

Граф Дун переходил от сундучка к сундучку, поднимая крышку каждого. Открыв пятнадцатый, он осветил содержимое факелом.

Джеймс ахнул от изумления. Все сундучки были наполнены золотыми и серебряными монетами.

– Как… как это возможно? Неужели все истории о колдовстве в вашей семье – правда?

Ангус рассмеялся:

– Нет, милорд, это пустые сказки. Просто я владею золотыми и серебряными рудниками, которые унаследовал в Новом Свете. Раньше они принадлежали моей тетке и ее мужу, испанскому герцогу. У них не было детей, и я оказался их наследником. Это моя тайна, а теперь и вы знаете о ней, милорд. Видите, как я живу? Просто, но комфортабельно. Я не смогу истратить все эти деньги, проживи хоть сто лет. Зачем мне рисковать всем, что имею, и носить клеймо предателя за маленький мешочек с монетами, который для кого-то может считаться целым состоянием, но для меня – сущим пустяком?

Граф Морей подумал, что, должно быть, спит. Он впервые за всю жизнь видел столько золота и серебра! Этого было достаточно, чтобы содержать шотландское правительство, на много лет вперед.

На миг он едва не поддался соблазну конфисковать все, но тут же понял, что этого делать нельзя. Он был человеком хитрым и всегда старался не впутываться ни в какие заговоры, хотя знал о большинстве из них и даже санкционировал некоторые. Но не мог позволить себе быть обвиненным в участии. Он находился в Англии, когда Риччо и Дарнли были убиты. Джеймс Стюарт был также человеком осторожным.

Кроме того, он был главой Лордов Конгрегации и уважаемым членом реформатской церкви Шотландии. И заповедь «не пожелай чужого» была для него священной. По большей части он серьезно относился к вере. Даже незаконнорожденный сын был результатом юношеских похождений, задолго до женитьбы. После свадьбы он ни разу не изменил жене. Но Господь уж точно наказал его за юношеские проказы. Жена родила трех дочерей. Если у графа и были слабости, то лишь в отношении своих девочек, Элизабет, Анабеллы и Маргарет. Правда, он всегда хорошо относился и к сыну.

– Я жертвую два сундучка в королевскую сокровищницу, – сказал граф Дун.

– Я никому не поведаю вашу тайну, Ангус Фергюссон, даже без вашего великодушия, – пообещал Морей. – Возможно, вы время от времени будете посылать дары маленькому королю: пони, меч, выкованный специально для него, бархатный камзол. Как когда-то его матери, проклятой королеве, – хитро улыбнулся он.

– С радостью, – согласился Ангус. – И я пошлю дары вашему племяннику, сыну вашего брата Фрэнсису ради Босуэлла. Он наследник своего дяди, как вам известно. А его дядя был моим другом.

Морей кивнул:

– Понимаю. Но больше никогда не произносите его имени в моем присутствии. Не могу простить его за женитьбу на Марии. Он ускорил ее падение.

Ангус молча кивнул. В каком-то смысле он чувствовал себя частично ответственным за поведение королевы. Это его богатство позволило ей иметь все, что она хотела. И она росла в неге и баловстве. Мария была прекрасна и очаровательна. Французский двор обожал ее. Трудно винить ее за убежденность, что все мужчины ослеплены ее молодостью, красотой и манерами. Но шотландцы очень отличались от французов.

Нужно отдать ей должное – она старалась ладить с этими жесткими, холодными лордами, которые ее окружали. Став членами реформатской церкви, шотландские дворяне потеряли радость жизни. Громовые проповеди Джона Нокса, обличавшие грех, и наказания, сулившие адский огонь и проклятия, устрашали их. А епископы Святой Матери-Церкви, имевшие множество любовниц и бастардов, ведущие роскошную жизнь, только отвращали всех своим поведением.

Нокс привык к своей власти, однако не мог воспрепятствовать Марии вернуться из Франции, чтобы править Шотландией. Но Мария, к несчастью, руководствовалась велениями сердца, а не разума. И Ангус считал это величайшей трагедией.

– Пойдемте, – позвал он гостя.

Они вернулись в зал, Морей с благодарностью принял большой кубок доброго вина из погребов графа и, сев у огня, стал пить.

Донал встал у отцовского стула.

– Убедились, что граф невиновен в измене?

– Да, – кивнул Морей.

– Он показал вам золото? – настаивал Донал.

Морей кивнул, но тут же сказал:

– Ни о чем больше не спрашивай, поскольку я поклялся хранить тайну и сохраню.

Он осушил кубок.

Тем временем Анабелла подошла к другому очагу.

– Он удовлетворен? – спросила она мужа. – Сколько всего ты ему показал?

– Только одну маленькую комнату у подножия лестницы за шпалерой. Показать все – означало бы убить чрезмерными знаниями. Ему совершенно ни к чему видеть все сундучки с золотом и драгоценностями. Даже в этой комнате было больше монет, чем он когда-либо видел в жизни. Это убедило его, что я честный человек. Он больше не подозревает меня. Завтра они уедут, и мы сможем жить обычной жизнью.

Ранним утром граф Морей отправился в Йорк, где английская королева Елизавета Тюдор собрала комиссию, чтобы уладить споры между Марией Стюарт, королевой Шотландии, и ее единокровным братом Джеймсом Стюартом. Событие вызвало такой интерес и представляло такую важность для шотландского народа, что новости о происходящем достигли Дуна достаточно быстро. Марии не позволили посещать заседания, что взбесило ее, и многие посчитали это несправедливым. Заседания начались в первых числах октября и возобновились в конце ноября в Вестминстере. Последнее было в Хэмптон-Хорте в середине декабря.

В процессе стало ясно, что поведение Морея, совершившего незаконный переворот, отошло на второй план. На первый вышло убийство лорда Дарнли, хотя в Шотландии дело считалось закрытым.

Неожиданно Джеймс Стюарт официально обвинил свою единокровную сестру в участии в убийстве. И предъявил ее драгоценный серебряный ларец, подаренный королеве в детстве королем Франциском Первым Французским. Внутри оказалась маленькая связка писем, как утверждали, написанных Марией Стюарт и безоговорочно обличавших ее и Джеймса Хепберна, графа Босуэлла, который якобы и совершил убийство. Ранее, за отсутствием доказательств, он был оправдан шотландским судом.

Вся эта информация была предъявлена Елизавете Тюдор. Она лично изучила письма, после чего сказала: