Она снова начала кружить по комнате, слишком взволнованная, чтобы устоять на месте.

– И теперь, из-за своей доброты, мои братья томятся в подземелье твоего отца!

– Братья? – В наступившей тишине Леонора долго рассматривала девушку. Ну, конечно же! Ей следовало раньше увидеть внешнее сходство – и в глазах, и особенно в линии рта. Хотя она и сама не знала, почему это так, ей было приятно узнать, что это дикое, необузданное, но прекрасное создание – всего лишь сестра Диллона, а не его возлюбленная. В ту же минуту Леонора разозлилась на себя за такой странный ход мыслей. Ведь и эта девушка, и ее брат – враги.

– Я не успокоюсь, пока мои братья не вернутся домой целыми и невредимыми, – угрожающе произнесла Флэйм, направляясь к двери.

На мгновение она остановилась и яростно посмотрела на молодую женщину, которая продолжала стоять, выпрямившись и высоко подняв голову. Несмотря на грязное и разорванное платье, для Флэйм она сейчас была олицетворением всех англичанок, как она себе их представляла. Высокомерная. Властная. Непреклонная. Так она непреклонна, вот как? В душе юной горянки закипел гнев.

Бросив на англичанку последний, исполненный неприязни взгляд, Флэйм добавила:

– Точно так же не будет покоя и тебе, англичанка, ибо Диллон поклялся, что судьба моих братьев станет и твоей судьбой. Тебе следует молиться о том, чтобы английские тюремщики были милостивы к ним, а не то тебя ждет точно такое же обращение в замке моего брата.

Вскинув голову, она вышла из комната. И снова юный великан занял прежнее положение перед закрытой дверью.

Леонора начала шагать взад и вперед. Будь она мужчиной, она схватила бы со стены этот меч и в ту же минуту проложила бы себе путь к свободе. Да, если бы только она была мужчиной, размышляла она, сжимая и разжимая кулачки. Но отец воспитал ее утонченной леди. Она не обладала ни силой, ни уменьем, необходимыми, чтобы управляться с мечом. И она ничего не знала о правилах боя.

Так каким же оружием она обладает? Леонора прижала пальцы к вискам, словно силясь заставить оцепеневший разум работать быстрее.

Затем она остановилась и внимательно рассмотрела небо, которое виднелось за окном. Медленно наступала темнота. Да, ее научили управлять штатом прислуги, печь пироги и пирожные, готовить и хорошо шить. Разум ее, хоть и поверхностный, умел быстро схватывать и запоминать. Она на равных могла вести беседу и с королями, и с простыми солдатами. Но какие еще у нее есть достоинства? Она всегда отличалась умением наблюдать, запоминать и делать выводы и, если это необходимо, терпеть. Что ж, если это – ее единственное оружие, ей придется придумать, как половчее использовать его.

Прежде всего, размышляла Леонора, ей нужно беречь силы для того, чтобы бежать, как только представится такая возможность. Хотя ей и отвратительно было пользоваться гостеприимством ее похитителя, придется сделать все необходимое для того, чтобы выжить и совершить побег.

Леонора подняла крышку с подноса, принесенного служанкой, и отметила, что ей подали лишь твердое, как камень, печенье и куски холодной баранины. По правде говоря, эта пища едва ли годилась для охотничьих собак, которых она видела внизу. Проглотив несколько кусочков, она налила в кубок немного вина, подогретого с пряными кореньями, и заставила себя выпить несколько глотков.

Заметив, с каким довольным выражением на лице смотрит на нее юноша-великан, она отвернулась к камину, погруженная в свои мысли. Сейчас не важно, что еда холодная и совершенно безвкусная. Эта еда должна подкрепить ее, так как ей понадобится много сил, чтобы сбежать от ненавистного Диллона Кэмпбелла.

* * *

– И о чем только ты думал, приятель? Привезти эту англичанку к себе домой! – Кэмюс Фергюсон, невысокого роста, широкоплечий крепыш, расхаживал перед камином, широко ставя могучие, как стволы деревьев, ноги. Он сильно вспотел, и влажные рыжие волосы прилипли к его лбу.

Они с Диллоном познакомились еще в монастыре, когда оба были мальчиками-сиротами. Узы дружбы связывали их давно и были крепки настолько, что Кэмюс не опасался навлечь на себя неудовольствие Диллона.

– Ты сам подписал свой приговор. Англичане будут требовать твоей смерти.

– У меня не было выбора. – Диллон развалился в кресле, держа в руках высокую кружку с элем, и жестом отпустил служанку, которая обмывала и перевязывала его раны.

Собаки дремали у его ног, но поднимали головы всякий раз, когда в голосе хозяина слышались знакомые гневные нотки.

– У меня не было ни войска, ни оружия, и мне надо было выиграть время.

– Время… – Грэм Лэмонт осушил кружку и протянул ее служанке, чтобы та налила ему еще эля. Она лукаво улыбнулась ему, и он наградил ее игривым шлепком. Поставив одну ногу на скамью и опершись о колено, он посмотрел сначала на Диллона, затем на Кэмюса.

Грэм не являлся членом клана, поскольку был незаконнорожденным сыном незамужней крестьянки. Его подобрали монахи и воспитали вместе с другими мальчиками-сиротами. Все трое учились вместе, вместе ухлестывали за девушками и вместе мужали. В этой троице Диллон сражался лучше всех, Кэмюс отличался самым рассудительным нравом, а Грэм, несомненно, быстрее других завоевывал женские сердца.

– Нам всем уже не раз доводилось узнать, что такое английское правосудие, – проворчал Грэм. – Неужели ты и в самом деле веришь, что Саттон и Шо до сих пор живы?

Диллон сорвался с кресла так быстро, что никто не успел помешать ему. Схватив Грэма за ворот рубашки, он уставился на него с лицом, искаженным от ярости.

– Они живы. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Будь это не так, мое сердце почуяло бы беду!

Не желая уступать ему, Грэм продолжал настаивать:

– Но долго ли быть им живыми, дружище?

– Не смей вести подобные разговоры в присутствии моей сестры! – прошипел Диллон сквозь зубы.

Флэйм сглотнула, пытаясь избавиться от страха, который вдруг сдавил ей горло. Ее напугали не столько слова Грэма, сколько вызванный ими гнев Диллона. Эта вспышка, вне всякого сомнения, доказывала, какое смятение царит в его душе. Пытаясь скрыть свои чувства, она проговорила:

– Диллон захватил англичанку. Они не осмелятся причинить вред Саттону и Шо, зная, что она в таком случае разделит их судьбу.

– Может быть… – Прищурившись, Грэм смотрел, как Диллон отвернулся. Дрожащей рукой он оправил одежду и поднес к губам кружку, осушив ее одним длинным глотком. Уже не раз приходилось ему испытывать, что представляет собой вошедший в поговорку горячий нрав Диллона Кэмпбелла. Но такого никогда не случалось. Английское коварство превратило Диллона в сущего аспида.

Мысли Флэйм были столь же мрачны и безрадостны. Стараясь обрести успокоение, она взглянула на старого монаха, который еще не проронил ни слова.

– А что думаете об этом вы, отец Ансельм?

– Я думаю, Диллон прав, полагая, что ваши братья живы. Этот английский вельможа будет оберегать их пуще зеницы ока, чая увидеть свою дочь целой и невредимой.

– Но как же…

– А теперь, дитя мое, мы с тобой пройдем в часовню и помолимся. – Старый монах с усилием поднялся со стула. – Не нашего ума дело участвовать в военных советах.

– Но я хочу остаться послушать… Диллон покачал головой и взмахнул рукой.

– Ступай со святым отцом, Флэйм. Нам нужно обсудить серьезные вопросы.

– Я уже не ребенок, – раздраженно огрызнулась она.

Диллон удивил сестру тем, что взял ее руку и поднес к губам.

– С каждым днем я все больше убеждаюсь в этом. Но мне надо переговорить с друзьями. – Она открыла рот, приготовившись спорить, но он мягко добавил: – И твои молитвы очень помогут мне. Так же, как Саттону и Шо.

Флэйм закрыла рот и послушно последовала за отцом Ансельмом.

Когда дверь закрылась, Диллон перевел взгляд с Кэмюса на Грэма:

– Мне нужно войско.

– Когда? – спокойно спросил Кэмюс.

– Завтра – и то будет уже слишком поздно, – с мрачной улыбкой ответил Диллон. – Однако, вероятно, пройдет не меньше двух недель, прежде чем нам удастся собрать достаточно людей, лошадей и оружия.

Кэмюс кивнул:

– Я поеду в Пертшир и Дамфри. – Он повернулся к Грэму: – А ты?

После короткой паузы Грэм ответил:

– А я отправлюсь в Гэллоуэй и Коуэл.

Диллон протянул друзьям руки, благодаря их за верность и дружбу.

– А как же англичане? – поинтересовался Кэмюс. – Ты думаешь, они постараются освободить заложницу?

– Пусть только попробуют. – Диллон подошел к камину и, облокотившись одной рукой о полку над ним, уставился вниз, на языки пламени. – После такого, позорного предательства будет лишь справедливо пролить немного английской крови.

– Если ты жаждешь мести, у тебя под рукой всегда имеется англичанка, – с самодовольной усмешкой напомнил Грэм.

– Ты бы убил ее? – удивленно глядя на друга, спросил Кэмюс.

– Я говорю не об убийстве. Есть ведь и другие способы мести, особенно когда у тебя в плену женщина. Если она вернется обесчещенной, это послужит им хорошим уроком.

Диллон нахмурился.

– Тогда мы будем ничем не лучше подлых англичан.

– Может быть, но с какой стати мы должны быть лучше их?

Диллон сжал кулаки.

– Да потому, что наше дело – правое.

– Правое – Грэм со стуком поставил кружку на стол. – А я скажу, что настало время и англичанам отведать всю горечь, какую приходится испытывать нам, и уже давно.

Диллон угрожающе понизил голос:

– Я помню, как они поступили с моей матерью. Но я не из тех, кто бесчестит ни в чем не повинных женщин – Он устремил на Грэма пронзительный взгляд. – Эта англичанка – всего лишь пешка, так же как Саттон и Шо. Я дал им слово, что она вернется к ним невредимой, если моим братьям сохранят жизнь.

– А если не сохранят?

Грэм видел, как глаза друга загорелись яростью, и как усилием воли он сдержал себя.

– В таком случае она также расстанется с жизнью.

Похотливая улыбка тронула губы Грэма.

– Тогда, дружище, я прошу тебя об одолжении, в благодарность за воинов, которых я тебе приведу.

Диллон поднял бровь.

– О каком одолжении?

– Если англичанка должна будет расстаться с жизнью, пускай она перед смертью несколько минут проведет наедине со мной. – Заметив, как грозно нахмурился Диллон, Грэм расхохотался. – Ты видишь, Кэмюс, что сделали монахи с нашим другом? Он не терпит даже шуток о подобных делишках! – Грэм подошел ближе и хлопнул Диллона по плечу. – Я только краем глаза успел глянуть на леди, но ведь ты-то провел с ней гораздо больше времени. Она действительно так хороша, как мне показалось? Или, может быть, у меня слишком давно не было женщины?

– Это у тебя-то? – со смехом переспросил Кэмюс. – Если тебе приходится воздерживаться хоть одну ночь, Грэм, ты с раннего утра начинаешь кидать на девчонок голодные взгляды.

– Да, и сегодня я особенно голоден. Так что ты мне ответишь, Диллон? Леди действительно хороша?

Диллон пожал плечами и потер льняные бинты, которыми были перевязаны его раны.

– Я не заметил.

Грэм тихо и самодовольно рассмеялся.

– Ты никогда не умел говорить неправду, друг мой. Однако будь осторожен. Отец Ансельм захочет выслушать твою исповедь.

Кэмюс тоже расхохотался.

– Это верно, Диллон. Даже служанки перешептываются, что англичанка – настоящая красавица.

– Верно. И это заметит каждый, если только он не слепец. – Грэм подмигнул Кэмюсу. – Мне кажется, наш друг заметил слишком много, но хочет оставить красотку себе. – Повернувшись к Диллону, он поддразнил: – Ну, что ты скажешь, Диллон? Может быть, мне дозволено будет провести несколько минут с твоей пленницей? Или ты приберегаешь ее для себя?

– Довольно шутить! – оборвал Диллон друзей, чувствуя, как раздражение снова начинает закипать в его душе. – Вы оба – желанные гости в Кинлох-хаусе, и я приглашаю вас переночевать здесь, прежде чем вы отправитесь собирать войско. Однако я настаиваю, чтобы с пленницей-англичанкой вы обращались с таким же уважением, какое оказываете шотландкам.

– Я бы зауважал ее, – отозвался Грэм, осушив еще одну кружку эля. Затем он встал и, спотыкаясь, направился к двери. – Но лишь после того, как насладился бы ее прелестями.

Кэмюс увидел, как потемнели глаза Диллона.

– Не обращай внимания на Грэма. Просто эль развязал ему язык, – быстро проговорил он, чтобы избежать безобразной сцены между двумя друзьями. – Завтра утром он пожалеет, что выпил так много. Пойдем, дружище.

Обхватив Грэма за плечи, Кэмюс повел его к двери. У порога он обернулся к Диллону:

– Я благодарю Господа за твое благополучное возвращение. Завтра мы начнем осуществлять план по спасению твоих братьев.