Оливия Уэдсли - Заложница любви

Гиз вышел на улицу и долго бродил, прислушиваясь к эху этого неопровержимого афоризма.

Сара уехала в Тунис, повинуясь мгновенному настроению, хотя и не получила ответа на свою телеграмму. Она не могла больше ждать.

Тысячи случайностей могли помешать Жюльену ответить или задержать по дороге этот ответ. В сущности, это было совсем не важно.

Посещение Гиза произвело на нее тяжелое впечатление: в первый момент она испытала сильное разочарование, а потом какую-то непонятную внутреннюю тревогу, несмотря на то, что он сообщил ей, что Жюльен здоров и ждет ее.

В сущности, чего она боится? Что может принести ей свидание с Жюльеном, кроме счастья?

Конечно, ничего, и под влиянием этого опьяняющего предвкушения счастья она почувствовала необыкновенный прилив энергии: и сама торопилась и торопила окружающих.

– Ничего не понимаю, – ворчала Гак, оказывая содействие Франсуа, который никак не мог сдать в багаж свою драгоценную машину, за недостатком времени выправить все нужные для этого документы.

В конце концов после повторных «смазываний», сопровождаемых «суньте еще этим разбойникам» со стороны возмущенной Гак, автомобиль был погружен и Франсуа успокоился.

На пароходе, который с каждой минутой приближался к Жюльену, Сара почувствовала себя спокойнее.

Погода была исключительно благоприятна, зной смягчался прохладным ветром, море казалось зеркальным. Даже Гак не страдала морской болезнью (в юности она побила все рекорды в этом отношении, получив ее на Темзе) и чувствовала себя несколько разочарованной: море, точно в насмешку над ней, не оправдало ее ожиданий.

– Меня уже ничто не удивит теперь, – заявила она, не без своеобразного удовлетворения.

Когда пароход вошел в гавань, Сару внезапно охватило ощущение нереальности всего окружающего, какая-то чисто физическая слабость, реакция после нервного возбуждения.

Хотя она прекрасно знала, что Жюльен не будет ее встречать, ее все-таки огорчило его отсутствие на пристани. Затем ей самой пришлось возиться с багажом в таможне, что было очень утомительно из-за невыносимой жары и вызвало у нее сильную мигрень.

Она только мельком взглянула на город, который показался ей грязным и неряшливым. Франсуа привел закрытое такси, и ей стало легче.

Неужели она в Африке?

Грохот моторов автомобилей и звонки трамваев в точности воспроизводили звуки Парижа.

Так вот этот фантастический, сказочный город, о котором она мечтала! Отель вполне оправдывал свое название «Сплендид» – громадный, роскошный и переполненный. Опять Париж, и даже, пожалуй, больше, чем Париж.

Смуглые лакеи в полотняных ливреях, украшенных красными с золотом гербами, со льстивой улыбкой на губах, бесшумно скользили в своих мягких туфлях без каблуков; мужчины в фесках ходили взад-вперед по вестибюлю в обществе нарядных женщин со смуглыми лицами и огненно-черными глазами, которые очень напоминали бразилианок, но были, в сущности, просто алжирскими еврейками.

Сара прошла в заказанные для нее по телеграфу апартаменты и отдалась заботливым попечениям Гак.

В мгновение ока нежные, ловкие руки сняли с нее дорожный костюм, накинули на ее плечи легкий пеньюар, распустили и расчесали ее волосы; запах ее любимых духов распространился в полутемной комнате.

– Африка почти ничем не отличается от Франции, – оскорбленным тоном заявила Гак, заваривая чай на спиртовой лампочке.

– Вы ожидали дикарей, Гак? – слабо усмехнулась Сара.

– Я не знаю, чего я ожидала и чего не ожидала, – с достоинством возразила Гак, – я только говорю, что нет никакой разницы. Здания такие же, как в Лондоне и Париже, разве немного похуже; трамваи смахивают на те, которые циркулируют по Стеферд-Буш, а маленькие такси в точности напоминают парижские…

Она подала Саре чай.

– Теперь постарайтесь заснуть, пока я буду распаковываться в соседней комнате.

Она спустила жалюзи, все окуталось полумраком и приняло зеленоватый оттенок.

Сара закрыла глаза, но сон не приходил.

«Я у цели», – сказала она самой себе, сознавая всю банальность этого утверждения. Она чувствовала себя глубоко несчастной, хотя мужественно боролась с этим настроением, которое так не подходило к этой торжественной минуте и убивало в ней надежду. «Свидание после разлуки», – пришло ей откуда-то в голову. О, если бы Жюльен пришел… Его отсутствие усиливало чувство отчуждения.

Она колебалась, не зная, посылать ли за ним или самой ехать к нему.

Лучше последнее. Свидание в этом переполненном отеле, шикарном и шумливом, неблагоприятно для объяснений.

О, если бы он приехал к ней в Латрез! О, если бы они встретились там, в цветущем саду, около маленького озера, напоминающего картинку, в мирном приюте, несложная жизнь которого заставила бы их проще смотреть на вещи и быть снисходительнее друг к другу!

Она как раз испытывала прилив раздражения, которое так мешает слиянию душ, делает человека таким неласковым и в конце концов раздражает и того, на кого оно направлено.

Это раздражение, как утренние заморозки, губит нежные цветы любви.

«Если мы встретимся здесь, я не сумею подойти к нему, – с тоской сказала себе Сара, – в этой отвратительной комнате…»

Не таким представлялся ей этот день! Она ждала от него столько счастья, едва смела мечтать о нем! Ей хотелось горько смеяться над самой собой, и, чтобы успокоиться, она приняла отчаянное решение протелефонировать Жюльену.

Она окликнет его по имени в телефонную трубку и сразу установит интимный тон их встречи.

– Жюльен…

Он, конечно, сразу узнает ее голос…

Она позвонила и напряженно ожидала ответа, испытывая непонятное смущение.

Что же он не отвечает, отчего он не подходит?

Но кто-то уже был у телефона; ее губы так дрожали, что она не сразу ответила.

– Алло, – повторил чей-то ленивый голос.

Сара едва слышно осведомилась о г-не Гизе.

– Его светлость в генеральном секретариате… Кто спрашивает? – послышался опять тот же сонный голос.

– Это неважно, – в смущении пробормотала Сара, давая отбой.

Но она долго еще сидела у телефона с трубкой в руках. Потом она долго ходила взад-вперед по комнате; непонятная тревога сжимала ей сердце.

Появилась Гак с целой охапкой сирени и ветками мирта и лавра.

– Франсуа просил меня передать вам эти цветы, – сказала она, – он спрашивает, нужен ли автомобиль сегодня вечером?

– Да, после обеда, – решительно ответила Сара, – и скажите Франсуа, чтобы он узнал, где улица Бардо; это где-то за городом.

– За городом? Может быть, это опасное путешествие?

– Там живет г-н Гиз, который за тем и приехал сюда, чтобы следить за порядком и соблюдением законов; надо думать, что около него безопасно, – ответила Сара беспечным тоном; но в последнюю минуту она не выдержала, да и преданность Гак заслуживала большего доверия.

– Дорогая, – сказала она, не глядя на Гак, – вот в чем дело… Больше года тому назад, почти сразу после смерти его светлости, я обручилась с г-ном Гизом. И я его очень люблю.

В глазах Гак промелькнуло лукавое выражение, которое свойственно матерям и которое выражает и восхищение и ласку: неужели Сара думала, что она не догадывается?

– Надеюсь, что он достоин вашей любви, мисс Сара.

Это было так в духе Гак и так отвечало собственным внутренним сомнениям Сары, что она не смогла удержаться от улыбки.

– Уж если г-н Гиз не достоин любви, – сказала она, – то весь мир – одна сплошная несправедливость.

– Дай бог, – вздохнула Гак, нисколько не интересуясь этой мировой катастрофой. – Что вы наденете?

– Белое шелковое платье и манто на дорогу. И попросите Франсуа протелефонировать г-ну Гизу, что я буду у него сегодня вечером.

Гак подала Саре платье, затем пошла разыскивать Франсуа.

Франсуа, по обыкновению, был в гараже.

– Будьте готовы после обеда, – предупредила она его. – Но объясните мне все-таки, почему не он делает первый шаг?

– Свиданье в этом отеле…

Голос Франсуа звучал иронически.

– А почему бы и нет? Это один из лучших отелей, и, уж конечно, это было бы приличнее, чем…

– А поэзия обстановки? Свидание под таинственным покровом ночи! Ах, Эмили, Эмили…

Но серенада не оказала на Гак желаемого действия.

– Так вы думаете, что все сложится? – настойчиво переспросила она.

Франсуа выглядел неуверенно, его тоже терзали сомнения, но он во что бы то ни стало хотел усыпить беспокойство Гак.

– Я в этом уверен, дорогая, – ответил он, – очевидно, они уже пришли к какому-нибудь соглашению.

– Дай бог, – с сомнением вздохнула Гак, – во всяком случае, от меня она скрыла это. Ну да чего ждать от влюбленных, особенно от влюбленных их круга.

Она на мгновение задержалась на дворе отеля, чтобы взглянуть на Африку, и опять нашла, что Африка почти ничем не отличается от Англии; это внесло некоторое успокоение в ее душу. Только небо ярче.

Гак захотелось вернуться к Франсуа, чтобы вместе с ним полюбоваться этим небом; если бы она привела свое намерение в исполнение, то увидела бы, что Франсуа так и замер на месте и не отрываясь смотрит на нее сияющими любовью глазами.

– Закат как закат, – решила она через минуту, – им можно любоваться каждый вечер.

Сара тоже смотрела из окна своей комнаты на лиловые и розовые облака, залитые последними лучами заходящего солнца.

Свидание с любимым в такой дивный вечер…

На землю спустилась ночь, любовно смягчая очертания предметов и заливая их лунным светом, сначала золотистым, потом непорочно прозрачным, по мере того как месяц подымался выше.

Холодный ветер приносил на своих крыльях дуновение безграничной пустыни, и к запаху листвы примешивался приторный, удушливый аромат каких-то пряностей.

Даже звонки трамвая звучали мелодичнее, а разноцветные фонари придавали улицам праздничный вид; арабы в национальных костюмах проходили мимо, улыбаясь и запахивая свои бурнусы, которые развевал ветер.

А над всем этим, подобно багряной королевской мантии, опрокинулся сверкающий звездами темный небесный купол.

Сара затрепетала… Разлука приходила к концу. Она не рассуждала… Она только чувствовала себя счастливой. Посмотрелась в зеркало, ее глаза горели любовью. Найдет ли Жюльен ее по-прежнему красивой?

Как-то однажды он сказал ей:

– Моя душа обитает в вашем прекрасном теле!

Она попыталась вызвать в своем воображении его образ, но это ей не удалось и огорчило ее. Она помнила только некоторые его движения: привычку отбрасывать назад свои густые, мягкие кудри, которая подчеркивала красоту его сильных, благородных рук… привычку щуриться, когда он сердился…

Они не произнесут ни одного слова… слова бессильны, они только обнимутся, и в этом объятии встретят зарю новой жизни.

Поцелуй выражает иногда так много!..

Она вспомнила их первый поцелуй, который дал им полноту счастья, страсти и обладания друг другом.

Поцелуй после разлуки даст еще больше…

Чего ей бояться?

«Нечего, жизнь будет сплошным праздником для меня… для нас…» – поправилась она мысленно.

«Мы» – бесценное словечко «мы», не он и я, а «мы», «мы оба», а не «один».

Она припоминала жесты и отдельные выражения Жюльена, его словечки, такие нелепые и такие дорогие ее сердцу.

По всей вероятности, у всех влюбленных существуют свои особые сокращенные «словечки», в которых столько очарования, несмотря на их глупость.

А ее маленькие «права»! Как приятно иметь право поправить галстук, взъерошить волосы или одобрить костюм любимого!

Есть женщины, для которых любовь – искусство. Сара была именно такой женщиной и умела облагородить своей любовью даже самые банальные вещи.

Все, что давало ей случай «отдать себя», переставало быть в ее глазах мелочным.

Она стояла у открытого окна, откуда был виден город и часть бухты, и больше не боялась за свое счастье.

Через несколько часов она увидит Жюльена, а потом…

Ей не хотелось заглядывать вперед…

Одеваясь с помощью Гак, она еще раз взглянула на себя в зеркало.

– Не тревожьтесь, – ворчливо заметила ей Гак, – он не найдет в вас никакой перемены. Я как раз обратила внимание Франсуа на то, что вы выглядите еще моложе, чем прежде, особенно когда у вас эта скромная прическа на пробор с маленьким локоном на лбу. Ни дать ни взять подросток, которого водила гулять.

– Мне хотелось бы вернуть эти времена. Впрочем… – поправилась Сара, – сегодня я вполне счастлива. Нет, я не надену никаких украшений, даже жемчужного ожерелья. Уберите их. И поспешим, я боюсь опоздать.