— Предсмертная записка?

Какого хрена Тайлер? Я вспоминаю, как странно он вел себя после смерти отца. Какого черта он сделал?

— Ладно, хорошо, я направляюсь в больницу, так что если мама свяжется с вами, просто дайте ей знать.

— Он лежит в палате №311, — говорит Чарльз, явно пытаясь совладать со своими эмоциями.

Мне приходится сдерживать слезы, пока я вешаю трубку и кладу телефон обратно в карман. Мой мозг перематывает время назад в то время, когда мы были детьми и лучшими друзьями друг для друга до того момента, пока он не пошел в школу в штате Нью-Йорк. Трудно поверить, как все чертовски изменилось после этого. Такое впечатление, что мы оба делали все, чтобы находить новые причины для ненависти друг к друга. Теперь я могу потерять и его тоже. Я прикрываю лицо руками, и горячие слезы текут сквозь пальцы, падая на пол. Это неправильно. Должно быть что-то, чего мы не знаем. Тайлер запутался, но он, конечно, не похож на самоубийцу.

~~~

— Как он? — спрашиваю я маму, когда сталкиваюсь с ней в коридоре у палаты Тайлера.

— О, Трей, — плачет она, беря меня за руки и крепко сжимая их. — Мне так жаль, что я серьезно не отнеслась к его зависимости.

— Значит, он намеренно сделал передозировку? — спрашиваю я, — Чарльз что-то говорил про записку.

— Они нашли гидрокодон и всякие странные наркотики в его крови, наряду с более чем пятистам миллиграммами вещества под названием фенобарбитал. Врач сказал, что его уже редко назначают людям. Ветеринары используют этот препарат для умерщвления животных.

Она вдруг снова расплакалась.

— Где же он смог достать нечто подобное? — спрашиваю я, так как до сих пор не могу понять, почему Тайлер намеренно пытался покончить с собой.

— Понятия не имею, но, видимо, некоторые люди используют его от бессонницы, и Ванесса сказала, что у него были серьезные проблемы со сном в последнее время, — сообщает она, качая головой в полнейшей печали.

Пробивая фенобарбитал в поисковике, я вижу, что это препарат может быть использован для анестезии и крайних случаях бессонницы, а также усыплении животных. Для взрослых указана максимальная доза в размере ста миллиграммов.

— Если он принял пятьсот миллиграмм этого вещества наряду с обезболивающими, то ему повезло, что его нашли еще живым. Он определенно бы умер, — я качаю головой и целую маму в лоб.

— Иди отдохни, я пока посижу с ним некоторое время.

— Ванесса тоже там, — говорит она, прежде чем повернуться и отправиться блуждать по коридору.

Я останавливаюсь перед дверью палаты, закрываю глаза, делаю глубокий вдох. Кого я пытаюсь обмануть? Я достаю «Ксанакс» из кармана и кладу таблетки в рот. Я знал, что должен выпить одну по дороге в больницу. Я всегда ненавидел больницы, а сейчас я паниковал из-за того, что мне предстоит увидеть Тайлера в коме и общаться с Ванессой. Мой уровень тревоги зашкаливает. Я делаю глубокий вдох, прежде чем войти в комнату.

Мэнди

— Приготовиться к посадке, — сообщает пилот, и я начинаю морально готовить себя к встрече с моими родителями. Прошло много времени, и я не уверена, легко ли мне будет встретиться с папой и мамой. Я даже не знаю, смогу ли я посмотреть отцу в глаза, отразит ли выражение моего лица мои мысли.

— Здравствуй, дорогая, — говорит он, встречая меня на взлетной полосе. — Когда ты последний раз была дома?

— Привет, пап. Думаю, что на последнее рождество. Я была очень занята, — я тянусь и обнимаю его. — Как мама?

— Она чувствует себя лучше. Оживилась немного после того, как я сказал ей, что ты придешь домой в гости. Она хотела провести немного времени с тобой.

Он хватает мои сумки, и мы направляемся в сторону его пикапа. Он приехал на том же старом сине-белом Шевроле, на котором ездит с тех пор, как мы переехали в штат Теннесси.

— Не могу поверить, это эта штука все еще на ходу, — комментирую я, залезая на пассажирское сиденье.

— Вот дерьмо, едва не сломалась, — говорит он с ухмылкой. — Она проехала только четверть миллиона миль, поэтому у нее еще много лет жизни.

Четверть миллиона миль он мог накатать, разъезжая от побережья до побережья сто раз, но почти все эти мили были наезжены в места, расположенные в пределах пятидесяти миль от дома.

Я смотрю в окно, наслаждаясь живописными видами сельской местности штата Теннесси. Здесь все движется в совершенно ином темпе. Мы пересекаем старый мост, который напоминает мне о ручье, к которому я и мама любили ходить. Надеюсь, что у нее достаточно сил, чтобы отправиться на прогулку, потому что я бы хотела еще раз там побывать.

— Этот месяц выдался жарким и сухим, — говорит папа, чтобы завязать разговор, — Не помешало бы немного дождя для зелени.

— Да, растительность здесь довольно зеленая по сравнению с большинством мест, где я была.

Я смотрю вниз вдоль ручья и обращаю внимание, как красиво сверкает голубая вода на фоне темно-зеленых деревьев.

— Думаю, ты уже забыл, как здесь красиво, — я смотрю на него, чтобы увидеть его реакцию.

— Красиво, но также чертовки спокойно. Не думаю, что смогу усидеть здесь, когда выйду на пенсию.

Он смотрит на меня с угрюмым видом.

— Ты выходишь на пенсию? — спрашиваю я немного удивленно, так как ему только пятьдесят шесть.

— Нет, мне просто нравится говорить об этом, — он смеется и хлопает по рулю. — Помогает не сойти с ума, ты же знаешь?

— Знаю.

У всех вертятся в голове некоторые вещи, о которых мы думаем или говорим в попытке убедить себя, что в один прекрасный день жизнь станет лучше. Моя любимая, что однажды я встречу мужчину моей мечты. Я улыбаюсь, вдруг подумав о том, что Трей легко может быть таким человеком. Конечно, сейчас он, наверное, с Ванессой.

— Как прошла твоя поездка? — спрашивает папа, не позволяя восстановиться молчанию.

— Хорошо, только пришлось ее прервать из-за передозировки Тайлера, — отвечаю я резко.

— Да, это очень плохо. Сначала Виктор был застрелен, теперь Тайлер. Я должен позвонить Сильвии и узнать, как она, — говорит он с задумчивым взглядом на лице. — Похоже, что Трей снова станет подозреваемым номер один, так что все только усложнится.

— Уверена, — я закатываю глаза и смотрю за окно. — Эти гребаные таблоиды. Они просто выдумывают все это дерьмо!

— Они должны продавать журналы, а ничего не продается лучше, чем скандал, — усмехается он. — Особенно если речь идет о богатой семье. Мы все предпочли бы стать свидетелями того, как богачей рубят на куски. Ты ведь знаешь это, как никто другой, верно?

— Думаю, ты прав, — отвечаю я, желая сменить тему. — На оптимистичной волне я выиграла миллион с четвертью евро в казино Монте-Карло прошлой ночью!

Я воспряла духом, внезапно снова переживая острые ощущения от выигрыша всех этих денег.

— Святое дерьмо! Это сколько в долларах? — хрипит папа, и его голос звучит так, словно он по-настоящему поперхнулся.

— Трей говорит, что это будет около полутора миллионов долларов, — воспроизвожу я слова Трея.

— Иисус, это удивительно, девочка! — он качает головой и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Да, Трей и я играли в баккару, и просто выигрывали и выигрывали. Я делала ставки против Томми Фаулера, и мы выиграли три раза подряд. Он был настолько раздражен к концу... это было потрясающе! — объясняю я, по-прежнему упиваясь тем, как он чувствовал себя, когда мы выиграли у него.

— Томми Фаулер, да? Мне очень нравилось его телешоу, — говорит папа со вздохом. — Полагаю, что полтора миллиона долларов не кажутся чем-то существенным для парней вроде них. Трей скоро будет иметь больше денег, чем кто-либо мог бы потратить за десять жизней.

— Не знаю. Мне кажется, что в его жизни было много трудностей с тех пор, как он окончил колледж. Он хотел доказать Виктору, что сможет добиться всего самостоятельно, но не думаю, что это оказалось так легко, как он надеялся, — рассказываю я ему.

— Все не так просто, тыковка, — отвечает папа, понимающе улыбаясь мне и качая головой. — Мы живем в мире, где каждый готов сожрать другого. Здесь нет места слабым.

— Не думаю, что Трей слабый. Ему просто нужно найти хорошего наставника, — говорю я, думая о том, какое влияние правильный человек может оказать на него. — Он очень скучает по своему дедушке.

— Сейчас он такой же хороший человек, как и его дед. Эти двое были лучшими друзьями большую часть своей жизни, — выражение его лица вдруг меняется и он меняет тему. — Ну вот, мы почти дома, — говорит он, опасаясь, что молчание может привести к уточняющим вопросам.

Я хмыкаю, желая расспросить его о Сильвии. Было бы интересно посмотреть, докуда лично я смогу добраться, перед тем как он поймет, что Трей рассказал мне о романе. Но это было бы ребячеством.

Мое настроение резко падает при входе в дом, в котором стоит мертвая тишина и темно.

— Она отдыхает, — шепчет папа, сдержанно мне улыбаясь. — Я разбужу ее, а ты пока положи вещи в свою комнату.

Я иду по коридору в мою комнату, которая ничуть не изменилась с последнего моего посещения. На самом деле, она выглядит точно так же, когда я еще училась в школе. Пустая трата пространства, но приятно знать, что у меня все еще есть комната, где я выросла.

— Аманда?

Я слышу слабый хриплый голос мамы дальше по коридору.

— Привет, мам! — я выхожу, чтобы поздороваться с ней и наклониться, чтобы обнять ее. — Ты хорошо выглядишь, — комментирую я, радуясь, что она выглядит лучше, чем я думала, когда разговаривала с ней по телефону.

— Внешность может быть обманчива, — ворчит она, ерзая в инвалидном кресле. — Но думаю, я чувствую себя лучше, чем вчера.

— За последние несколько недель ей пришлось терпеть сильные боли, — добавляет отец, помогая ей устроится поудобнее.

— Ты голодна? У меня есть парочка стейков, приготовленных на гриле.

— Вы двое можете поесть стейков, меня трясет от них, — говорит мама, сморщив лицо.

— Она не может справиться с тяжелой пищей, — комментирует папа, поворачивая ее кресло в сторону кухни. — Ты все еще любишь стейки, Аманда?

— Люблю. Не думаю, что когда-нибудь он мне разонравится.

Я сажусь за кухонный стол, радуясь, что у меня и мамы будет шанс поговорить, пока отец готовит еду на гриле.

— Я никогда не любила стейки, пока твой отец не начал жарить их, — говорит мама с печалью, отражающейся в ее глазах. — Он действительно хороший человек, Аманда.

Видя искренность на ее лице, я чуть не расплакалась. Я нахожусь в молчаливом замешательстве и мне абсолютно нечего на это ответить. Почему ей осталась так мало? Я боролась со своими чувствами с тех пор, как папа меня встретил в аэропорту. До сих пор мне удавалось оставаться сердечной, но я не собираюсь сидеть здесь и притворяться, что он был прекрасным мужем. Мой разум начинает усиленно работать, в то время как мама наклоняется вперед, изучая мое выражение лица.

— Ты ведь знаешь, не так ли? — спрашивает она, и печальная улыбка расплывается на ее губах.

— Знаю что?

Я не могу понять, неужели я такая открытая. Мне действительно необходимо поработать над непроницаемостью лица.

— Ты узнала про Рея. Я всегда могу сказать, о чем он думает, прежде чем он произнесет слово, — говорит она, ставя свою пустую банку на стол и придвигая свое кресло ближе ко мне. — Уверена, ты заметила, что я не самый любящий человек в мире.

Я чувствую, мое настроение немного поднялось, и я киваю головой в знак согласия. Я всегда любила маму, особенно после приезда сюда, но я часто задавалась вопросом, а любила ли она Дарлу и меня на самом деле или просто терпела нас. Не то, чтобы она была плохой матерью, но она просто вела себя не совсем по-матерински.

— В еще более тяжелом положении находился Рей, — продолжает она. — Я, честно говоря, не обладаю романтической натурой, а он всегда был человеком, кто в этом сильно нуждался, если ты понимаешь, о чем я говорю.

Я чувствую, как к моим щекам приливает кровь, слушая, как она осторожно говорит о половом влечении отца.

— Ты ничего не должна объяснять мне, мама.

— Да, но я хочу, чтобы ты знала всю историю.

Она смотрит в окно, чтобы убедиться, что папа до сих пор занят, прежде чем продолжить.

— Мы привыкли ужинать с Виктором и Сильвией довольно часто, когда жили в городе. Но однажды вечером я заметила взгляд, который твой отец бросал на Сильвию. Я сразу тогда поняла, что он влюблен, потому что это было написано на его лице. Я помню, как молилась, чтобы Виктор не заметил, и он не обратил на это внимания, но у меня не было ни тени сомнения, что между ними двумя что-то происходит.

— Что ты сделала? — теперь мои щеки действительно горят! — Ты ему высказала?

— Нет, — она улыбается и качает головой. — Нет, я, по правде говоря, немного успокоилась. Виктор все время был занят бизнесом, а Сильвия терпеть не могла проводить временя в одиночестве. Мне, с другой стороны, очень нравилось быть одной, поэтому я не возражала, что он приходил домой уже после того, как я уходила спать, — она снова улыбается. — Когда мы только поженились, я даже попытался прочитать некоторые из тех дрянных любовных романов, чтобы выяснить, чего мне не хватало.