Генри Вуд - Замок Ист-Линн

Он подошел к спальне Джойс и открыл дверь, ожидая увидеть освещенную комнату и в ней — свою жену, сидящую у постели больной. Однако, единственным источником света была мерцавшая в его руке свеча. Но где же была его жена? Может быть, Джойс знает? Он вошел в комнату и позвал ее. Джойс вскочила в страхе, который сменился изумлением, когда она увидела своего хозяина. Он спросил, не заходила ли леди Изабель. Джойс ответила не сразу. Ей снилась леди Изабель, и она не сразу смогла отличить сон от яви.

— Что Вы сказали, сэр? Миледи стало плохо?

— Я спрашиваю, не приходила ли она сюда. Я не могу найти ее.

— Да, приходила, — ответила Джойс, которая наконец окончательно проснулась. — Она пришла сюда и разбудила меня. Это было около двенадцати, так как я слышала бой часов. Она не пробыла здесь и минуты, сэр.

— Разбудила? — переспросил м-р Карлайл. — Чего она хотела? Зачем приходила сюда?

Нет ничего быстрее мысли, а воображение бывает еще быстрее, и сейчас Джойс дала ему полную волю. Мрачные и таинственные слова хозяйки не шли у нее из головы. Уже три часа, а она еще не ложилась, и ее не было в доме! В широко раскрытых глазах Джойс читался невыразимый ужас. Набросив фланелевый халат, который лежал на стуле возле кровати, забыв о своих больных ногах и о своем хозяине, она соскочила на пол. Все прочие соображения отступили перед ужасным страхом, который овладел ею. Поплотнее запахнувшись в халат одной рукой, другой она вцепилась в м-ра Карлайла.

— Ах, хозяин! Ах, хозяин! Она покончила с собой! Теперь мне все понятно.

— Джойс! — строго перебил ее м-р Карлайл.

— Она покончила с собой, хозяин, и это так же верно, как то, что мы оба живем в этом доме, — упорствовала Джойс, лицо которой сделалось мертвенно-бледным от волнения. — Теперь я понимаю то, чего раньше не могла понять. Она пришла сюда — лицо у нее было прямо как у трупа — и потребовала, чтобы я пообещала остаться с ее детьми, когда самой ее здесь не будет. Я спросила, не больна ли она, и леди Изабель ответила: «Да, больна и несчастна». Ах, сэр! Пусть Господь даст Вам силы выдержать это ужасное испытание!

М-р Карлайл был просто ошеломлен. Он не поверил ни единому слову, но не рассердился на Джойс, полагая, что у нее помутился рассудок.

— Да — да, это именно так, сэр, хотя Вы, возможно, и не поверили моим словам, — продолжала Джойс, в отчаянии заламывая руки. — Миледи была ужасно несчастна, и она просто не выдержала.

— Джойс, в себе ли Вы?! — довольно строго осведомился м-р Карлайл. — Что Вы имеете в виду, заявляя, что миледи была несчастна?

Прежде чем Джойс успела ответить, к ним присоединилась мисс Карлайл, явившаяся в черных чулках, шали и высоченном чепце, уже упоминавшемся в нашем повествовании, Услышав голоса в комнате Джойс, которая находилась над ее собственной, и сгорая от любопытства, она поднялась наверх, поскольку не желала упустить что-либо интересное.

— Ну, что здесь происходит? — воскликнула она. — Вы нашли леди Изабель?

— Она не нашлась, и теперь мы увидим ее разве что в саване, — ответила Джойс, которая в своем горестном возбуждении, казалось, утратила как спокойно-почтительное отношение к хозяевам, так и элементарный здравый смысл. — И я рада, мэм, что Вы поднялись сюда, так как я хотела сказать кое-что своему хозяину и предпочла бы сделать это в Вашем присутствии. Интересно, что Вы почувствуете, когда мертвую миледи принесут в этот дом? Мой хозяин любил ее, как и положено супругу, но Вы… Вы отравили всю ее жизнь. Да, мэм, это именно так!

— Чушь какая-то! — воскликнула мисс Карлайл, испуганно глядя на Джойс. — Что происходит? Где миледи?

— Она ушла и унесла с собой жизнь, которая принадлежала не ей, — рыдая, сказала Джойс. — И вот что я вам скажу: ее довели до этого. Ей, бедняжке, с тех самых пор, как она появилась в Ист-Линне, никогда не позволялось проявить свою собственную волю: в своем доме она была менее свободна, чем любой из слуг. Вы обрывали ее, мэм, Вы огрызались и заставляли ее чувствовать себя рабой Ваших прихотей и настроения. Все эти годы ей перечили и становились поперек дороги, ее только что не били — Вы знаете это, мэм, — и она молча сносила все это, как ангел, как воплощенное терпение, ни разу, насколько мне известно, не пожаловавшись хозяину: он может сказать, так ли это или же нет. Мы все любили и жалели ее, и сердце моего хозяина истекло бы кровью, если бы он узнал, с чем ей приходилось мириться день за днем, год за годом.

Язык мисс Карлайл словно прирос к небу. Ее брат, пораженный этой лавиной слов, тщетно пытался осмыслить то, что услышал.

— Что Вы такое говорите, Джойс, — тихо сказал он. — Я не понимаю Вас.

— Я сотни раз порывалась сказать это Вам, сэр, но теперь, когда случилось самое страшное, Вы должны услышать это. С того самого вечера, когда леди Изабель приехала сюда Вашей женой, ее попрекали теми расходами, в которые она Вас ввела. Ей отказывалось в любой мелочи и говорилось, что она разорит своего мужа. Ей хотелось сшить новое платье для вчерашнего вечера, а Вы, мэм, запретили ей сделать это, самым бессердечным образом. Она заказала новое платье для мисс Изабель, а Вы отменили этот заказ. Вы заявили, что хозяин трудится, как лошадь, чтобы заработать денег на ее излишества, хотя прекрасно знали, что она вовсе не была расточительной и как никто знала пределы разумного. Я видела, мэм, как она приходила после Ваших упреков со слезами на глазах, безвольно сцепив руки на груди, как человек, жизнь которого просто невыносима. Такую нежную и утонченную леди было несложно довести до отчаяния, а я точно знаю, что именно так с ней и поступали.

М-р Карлайл повернулся к сестре.

— Неужели это правда? — взволнованно спросил он.

Она не ответила. Лицо ее, казалось, приобрело зеленоватый оттенок, то ли окрашенное отблеском восковой свечи, то ли затененное ночным чепцом, и, возможно, в" первый раз в своей жизни, мисс Карлайл не нашлась, что ответить.

— Да простит тебя Господь, Корнелия! — прошептал он, выходя из комнаты.

Выйдя от Джойс, м-р Карлайл спустился в свою комнату. Его здравый смысл начисто отвергал саму мысль о том, что его жена могла наложить на себя руки: она была совершенно не похожа на человека, способного совершить такой страшный грех. Скорее всего, она бродила по парку. К этому времени пробудился весь дом, и слуги уже были на ногах. Джойс — ей передалась какая-то сверхъестественная сила, поскольку она еще не ходила, хотя уже и ставила ноги на пол — буквально сползла вниз по лестнице и вошла в комнату леди Изабель. М-р Карлайл спешно одевался, чтобы отправиться на поиски в парк, когда к нему, хромая, вошла Джойс и протянула письмо. В эту ночь она не особенно церемонилась.

— Я нашла это в ящике трельяжа, сэр. Написано почерком миледи.

Он взял записку и прочел, кому она была адресована: «Арчибальду Карлайлу». Даже такой выдержанный человек, как м-р Карлайл, умеющий контролировать свои эмоции, не был абсолютным стоиком, и пальцы его дрожали, когда он распечатывал письмо. «Когда пройдет несколько лет, и мои дети спросят, где их мать и почему она оставила их, скажи им, что ты, их отец, довел ее до этого. Если они спросят, какая она, можешь рассказать им, если хочешь, но не забудь добавить, что ты оскорбил и предал ее, доведя до глубочайшего отчаяния, прежде чем она покинула их». Почерк жены поплыл перед глазами м-ра Карлайла. Он не мог понять ничего, кроме постыдного факта ее бегства, и в душу его уже начало закрадываться ужасное подозрение относительно того, с кем она сбежала. Каким образом он оскорбил ее? Как довел ее до этого? Она пошла на этот шаг явно не из-за тех обид, которые чинила ей Корнелия, но чем же, скажите, провинился он? Он снова, на этот раз медленнее, перечитал письмо. Увы, у него не было ключа к разгадке этой тайны!

В этот момент до его слуха донеслись голоса слуг, которые судачили в коридоре, причем длинный язык Уилсон солировал в этом разноголосом хоре, Они говорили о том, что капитана Ливайсона не было в его комнате и, судя по всему, он даже не ложился в постель. Джойс сидела на краешке стула, поскольку была не в силах стоять, и смотрела на побелевшее лицо своего хозяина: она никогда не видела его таким взволнованным. Джойс даже в голову не приходило, что произошло в действительности, о какой ужасной правде поведало это письмо. Он направился к двери, держа его в руках, затем повернулся, заколебавшись, и остановился, словно не зная, что предпринять. Возможно, так и было в действительности. Затем он достал свой бумажник, положил туда письмо, а затем вернул его в карман, причем руки его дрожали, так же, как и пепельно-серые губы.

— Не говори о нем никому, — сказал он Джойс, имея в виду письмо. — Это касается только меня.

— Сэр, там написано, что ее уже нет в живых?

— Она не умерла! — ответил он. — Случилось нечто гораздо хуже, — добавил он про себя.

— А это кто у нас? — воскликнула Джойс.

В комнату скользнула маленькая Изабель, в белой ночной рубашке, с испуганным личиком. Ее разбудил поднявшийся в доме шум.

— Что случилось? — спросила она. — Где мама?

— Дитя, ты можешь простудиться, — сказала Джойс. — Иди и ложись в постель.

— Но я хочу к маме.

— Утром, дорогая, — уклончиво ответила Джойс. — Ну скажите, сэр: разве мисс Изабель не должна лечь в постель?

М-р Карлайл не ответил на этот вопрос; скорее всего, он даже не расслышал его. Однако он коснулся плеча Изабель, чтобы привлечь внимание Джойс к ребенку.

— Джойс, впредь называй ее мисс Люси.

Он вышел из комнаты, оставив онемевшую от изумления Джойс. Она слышала, как он вышел, хлопнув дверью холла. Изабель — нет, мы должны называть ее «мисс Люси» — выбежала из комнаты, возле двери которой болтали не подозревавшие о ее присутствии слуги. Вскоре она снова вернулась в комнату и вывела Джойс из оцепенения.

— Джойс, это правда?

— Что, моя дорогая?

— Они говорят, что капитан Ливайсон увез маму.

Джойс упала в кресло с криком, который через мгновение перешел в долгий, низкий стон душевной муки.

— Зачем он увез ее? Чтобы убить? Я думала, только похитители увозят людей. Дитя, дитя, ступай в постель.

— Ах, Джойс, я хочу видеть маму! Когда она вернется?

Джойс спрятала лицо в ладонях, чтобы ребенок, лишившийся матери, не видел ее волнения. В этот момент в комнату на цыпочках вошла мисс Карлайл и робко присела на низкий стульчик. Лицо ее, позеленевшее в эту ночь от горя, раскаяния и ужаса, было почти таким же темным, как ее чулки. Она стала тихо причитать:

— Да сжалится Господь над этим обесчещенным домом!

Судья Хэйр свернул к своей калитке уже в первом часу ночи; вид у него был весьма довольный, а настроение — самое радужное, поскольку он выиграл девять ставок по шесть пенсов, а эль у его приятеля оказался просто превосходным. Благополучно добравшись до спальни, он поведал миссис Хэйр о фаэтоне, запряженном четверкой лошадей, который на бешеной скорости пронесся мимо по направлению от Ист-Линна, когда он закрывал калитку. Хотел бы он знать, кто и куда мчался в этот полночный час!

Со времени описанных событий прошел почти год. Леди Изабель Карлайл провела его на континенте, привычном убежище беглецов, подобных ей, то переезжая из одного города в другой вместе со своим спутником, то живя на одном месте в полном одиночестве. В общей сложности половину этого времени он провел без нее, главным образом, в Париже, где он бывал по своим делам и ради собственного удовольствия. Вы спросите, как жила леди Изабель? Именно так, как и следовало ожидать: с ней случилось то, что происходит, когда знатная женщина с высокими принципами падает со своего пьедестала. С той самой злосчастной ночи, когда она покинула свой дом, леди Изабель не знала ни единой минуты счастья или хотя бы покоя. Она как в омут бросилась в минуту ослепления, и вместо райского сада, обещанного ей сладкоголосым искусителем, на который, впрочем, она едва взглянула, так как не это было ее побудительным мотивом, оказалась в мрачной бездне, из которой ей никогда, никогда не суждено было вырваться. Уже в час своего бегства она поняла, что натворила: чувство вины не казалось таким страшным на расстоянии, но вблизи ужаснуло беспросветной чернотой, в которую погрузило ее душу, горьким раскаянием и непреходящей болью.

Ах, читательницы — леди, жены, матери, — поверьте мне! Если Вы когда-нибудь поддадитесь искушению покинуть свой дом, таким же будет и ваше пробуждение. Какие бы испытания ни выпали на вашу долю в семейной жизни, даже если они кажутся невыносимыми в минуты душевной слабости, решитесь выдержать их, падите на колени и молите Всевышнего, чтобы он ниспослал вам сил для этого; молите о терпении, о силе противостоять демону, который будет искушать вас к бегству: лучше терпеть до самой смерти, чем поплатиться добрым именем и чистой совестью, ибо можете не сомневаться: в противном случае, если вы поддадитесь искушению, жизнь станет для вас хуже смерти.