— Ричард, будь мужчиной, не поддавайся этой слабости и страху. Разве я не сказал тебе, что в моем доме ты находишься в безопасности?

— Возможно, это полисмен из Лондона; не исключено, что их там целая дюжина, — задыхаясь, выговорил бедный Ричард. — Они могли следить за мной все это время.

— Чепуха. Сядь и успокойся. Это всего-навсего Корнелия, и она не менее моего заинтересована в том, чтобы защитить тебя от опасности.

— Неужели? — с облегчением воскликнул Ричард. — Не могли бы Вы все-таки не впускать ее? — добавил он, причем зубы его выбивали мелкую дробь.

— Увы, если она твердо решила войти, я не в состоянии удержать ее, — невозмутимо ответил м-р Карлайл. — Ты же помнишь ее в былые годы, Ричард. Так вот: она не изменилась.

Зная что разговаривать с сестрой через дверь не имеет смысла, когда она пребывает в таком воинственно-решительном состоянии духа, м-р Карлайл открыл дверь, выскользнул в коридор и прикрыл ее за собой. За дверью его поджидала разъяренная сестра.

Однако мы немного отвлечемся и поведаем читателю, что же привело ее туда. Она прошла в спальню вместе со своей простудой, велела принести свой овсяной отвар и принялась священнодействовать, готовясь ко сну. Сняв свой дневной чепец и водрузив на его место ночной, о великолепии которого наш читатель уже наслышан, она решила прибегнуть к целительным свойствам фланели. Подыскав подходящий кусок, площадью примерно в три ярда, она попыталась обмотаться им, но процесс оказался длительным и сложным, ее навыки — несовершенными, а сама фланель — весьма несговорчивой материей. Результат был столь впечатляющим, что заслуживал быть помещенным в Британский музей в виде живописного полотна, отражающего сие великолепие. На голове ее возвышалась высоченная пирамида конической формы, а два непослушных уголка фланели обрамляли ее лоб, удивительно напоминая собою судейский парик.

Во время описанной церемонии, но до того, как было закончено сооружение фланелевого шедевра — иначе она не услышала бы того, что сумела услышать — ей вдруг показалось, что из комнаты, которая находилась под ней и которую она только что покинула, доносятся голоса. Слух у нее, надобно сказать, был просто замечательный, как, впрочем, и острота остальных четырех чувств. Все слуги, кроме Джойс и Питера, были убеждены, что она не иначе как «подслушивает», но это утверждение было совершенно несправедливым. Сначала она подумала, что ее брат читает вслух, но вскоре изменила свое мнение.

— Кто это пришел к нему, скажите на милость? — громко сказала она.

Соорудив, наконец, свой головной убор, она позвонила. На зов хозяйки явилась Джойс.

— С кем твой хозяин, Джойс?

— Он один, мэм.

— А я говорю, что нет. Я слышу, как он разговаривает.

— Думаю, у него никого не может быть, — не согласилась Джойс — а стены этого дома слишком хорошо сложены, мэм, для того, чтобы сюда проникали звуки из комнаты этажом ниже.

— Что ты в этом понимаешь! — воскликнула мисс Карлайл. — Когда говорят в той комнате, сюда долетает некий отзвук, который приучилось улавливать мое ухо. Иди же и посмотри, кто это. Я, по-моему, оставила на столе носовой платок; можешь захватить его.

Джойс пошла вниз, а мисс Карлайл сначала сняла платье, потом шелковую нижнюю юбку, и уже дошла до фланелевой юбки, когда вернулась Джойс.

— Действительно, мэм, кто-то разговаривает с хозяином. Я не смогла войти, так как дверь была закрыта, а м-р Карлайл сказал, что он занят.

У мисс Карлайл появилась пища для размышлений. Она, будучи уверена, что гостей в доме нет, перебрала в уме всех домочадцев и пришла к выводу, что это должна быть гувернантка мисс Мэннинг, которая осмелилась уединиться с мистером Карлайлом. Она имела несчастье быть хорошенькой, и мисс Карлайл была все время начеку, стараясь держать ее подальше от брата, ибо ясно представляла себе, какие она бы могла иметь виды на него, как, впрочем, любая неимущая гувернантка на ее месте. Ну, конечно же, это была мисс Мэннинг; она прокралась в комнату, полагая, что мисс Карлайл благополучно почивает. Ну, сейчас она выведет эту дамочку на чистую воду! И что это нашло на Арчибальда? С какой стати ему запирать дверь?

Оглядевшись в поисках чего-нибудь из одежды, чтобы набросить себе на плечи, она обнаружила нечто, весьма походившее на зеленую суконную скатерть, завернулась в нее и величественной поступью отправилась вниз. В таком виде она и предстала перед вышедшим из комнаты мистером Карлайлом.

— Кто у тебя в комнате? — отрывисто спросила она.

— Ко мне пришли по делу, — быстро ответил он. — Корнелия, тебе нельзя входить.

Она чуть не рассмеялась. Не входить, подумать только!

— В самом деле, лучше бы тебе не делать этого. Вернись к себе, Бога ради. Ты простудишься еще сильнее, если будешь стоять здесь.

— Не стыдно тебе, хотела бы я знать? — неспешно продолжала она. — Ты, женатый человек, отец! Я бы скорее поверила в свой порок, чем в твой, Арчибальд.

Мистер Карлайл непонимающе посмотрел на нее.

— Так и знай: она должна выйти. А завтра утром я выставлю ее из этого дома. Ишь ты, какие хитрецы: уединяются за закрытой дверью, как только вообразят, что избавились от меня! Отойди, Арчибальд. Я все равно войду.

Мистеру Карлайлу, как никогда в жизни, хотелось расхохотаться. Что же касается мисс Карлайл, то она в сей момент увидела, как гувернантка вышла из серой гостиной, взглянула на часы в холле и удалилась.

— Так она — там? Я полагала, что она с тобой.

— Мисс Мэннинг заперлась со мной! Что ты вообразила, Корнелия? Я думаю, простуда лишила тебя рассудка.

— Ну, я все равно войду. Говорю тебе, Арчибальд: я увижу, кто там, внутри.

— Если ты так настаиваешь, входи. Однако должен предупредить, что в этой комнате тебя ждет нечто скорее трагическое, чем комическое. Там не женщина, а мужчина, мужчина который влез в окно, как затравленный зверь; мужчина, который объявлен вне закона и опасается, что по его следу идет полиция. Ты не догадываешься, кто это?

Теперь пришла очередь мисс Карлайл изумленно смотреть на него. Ее пересохшие губы раскрылись, словно она хотела что-то сказать, и снова сомкнулись.

— Это Ричард Хэйр, твой родственник. Ему больше некуда было прийти этой непогожей ночью.

Она ничего не ответила. Последовала продолжительная пауза, после которой она двинулась к двери.

— Ты же не покажешься в… в таком виде?

— Не покажусь в таком виде перед Ричардом Хэйром? Перед тем, кого по десять раз на дню лупила, когда он был ребенком? Церемониться с ним?! Он, смею сказать, должен выглядеть не лучше меня. Но это чистое безумие с его стороны — прийти сюда.

Он пропустил ее, попросив сразу же запереть дверь, когда она войдет, а сам прошел в смежную комнату, дверь из которой также вела в ту, где находился Ричард, и позвонил.

— Позовите Питера, — сказал он явившемуся лакею.

— Питер, накрой здесь ужин для двоих, — начал м-р Карлайл, когда пришел старый слуга. — У меня гость, пришедший по делу. Что у нас есть из еды?

— Говядина со специями, сэр, и немного домашнего пирога со свининой.

— Прекрасно, — сказал м-р Карлайл. — Поставь также кувшин с элем, ну, и все, что к нему потребуется. Затем слуги могут идти спать. Не исключено, что мы засидимся допоздна, так что посуду можно будет убрать утром. И вот еще что, Питер: никто из вас, ни под каким предлогом, не должен приближаться к этим комнатам, если я не позвоню, поскольку я буду слишком занят, чтобы меня беспокоили.

— Разумеется, сэр. Подавать ли ветчину?

— Ветчину?

— Прошу прощения, сэр. Я подумал, что это может быть мистер Дилл, а он так любит нашу ветчину.

— Да, ты всегда был чертовски догадлив, Питер, — улыбнулся м-р Карлайл. — Он и в самом деле любит ветчину, я знаю. Можешь подать и ее. И не забудь маленький чайник.

В результате маленькой хитрости м-ра Карлайла, Питер рассказал на кухне, что пришел м-р Дилл и нужно подать ужин на двоих.

— Но подумать только: старому джентльмену тащиться пешком в такую ночь! — вырвалось у него.

— И каково ему придется на обратном пути, когда дорога будет еще хуже, — подхватила одна из служанок.

Когда м-р Карлайл вошел в комнату, где находились его сестра и Ричард, они разве что успели обменяться изумленными взглядами. Ричард, без сомнения, видел немало причудливо одетых особ в той среде, в которой он жил в последнее время, но вряд ли ему посчастливилось встретить хоть одну даму, которая сумела бы превзойти мисс Карлайл. Два подобных чучела еще никогда не стояли друг напротив друга. Она: в черных туфлях, черных чулках, фланелевой нижней юбке, доходящей до икр; неописуемая шаль, которая, помимо прочих достоинств, была отделана зубчатой бахромой, и уродливый головной убор, к которому невозможно подобрать сравнение! Он: в нижнем белье из бумазеи, на котором не хватало нескольких пуговиц, в рабочем халате с задранными фалдами и свисающими рукавами, в измятой шляпе, с густыми бакенбардами, трясущимися руками и бледным от ужаса лицом. Мне приходилось бывать на многих карнавалах за границей, но, смею уверить, я не встретила ни одной пары людей в карнавальных масках, которая могла бы сравниться с этими двумя оригиналами, если бы их привезли на триумфальной карнавальной колеснице.

— Пожалуйста, заприте дверь, мисс Корнелия, — начал бедный, дрожащий Ричард, когда его глаза вдоволь насладились открывшимся ему зрелищем.

— Дверь заперта, — резко сказала она. — Но что, скажи на милость, привело тебя сюда, Ричард? Ты с ума сошел, должно быть.

— В Лондоне за мой охотились служаки с Боу-стрит, — робко ответил он, непроизвольно назвав полицейских так, как делали это в его детские годы. — Мне пришлось удирать без каких бы то ни было вещей: даже без единой чистой рубашки.

— Это, должно быть, чрезвычайно вежливые полицейские, если они не охотились за тобой раньше — «утешила» его мисс Карлайл. — Не собираешься ли ты завтра показаться на улицах Вест-Линна и сплясать танец с волынкой?

— Нет, если это зависит от меня.

— А почему бы тебе не сделать этого, раз уж ты вообще явился в Вест-Линн? Все равно теперь об этом узнают. У нас прошел слух, что ты бывал здесь и раньше. Откуда берутся такие слухи, хотела бы я знать?

— Я веду ужасную жизнь, — воскликнул Ричард. — Я бы еще смирился с тяжелым физическим трудом, хотя это и нелегко для того, кто был воспитан как джентльмен. Но каково мне быть изгнанником, опозоренным, поставленным вне закона, не смеющим показаться среди своих земляков при свете дня, ежечасно страшащимся того, что вот-вот упадет нависший над ним дамоклов меч! Умереть кажется лишь немного худшим уделом, чем жить так дальше.

— Тебе некого винить: ты сам навлек на себя эти несчастья, — философски ответила мисс Карлайл, открывая дверь, чтобы впустить брата. — Ты, никого не слушая, продолжал ухлестывать за этой бесстыдной потаскушкой Эфи.

— Это не причинило бы мне никаких неприятностей, — сказал Ричард. — Я оказался вне закона из-за этого мерзавца, убившего Хэллиджона.

— Если бы его и в самом деле убил кто-то другой, вряд ли это удалось бы скрыть: все равно всплыли бы какие-то факты, — едко ответила мисс Карлайл. — Ты рассказываешь какую-то неправдоподобную историю о том, что это сделал некий Торн, однако же никто не видел его и ничего не слышал о нем ни тогда, ни после этого. Похоже, эта история придумана Вами, мистер Дик, чтобы обелить себя.

— Придумана! — задыхаясь, выговорил Ричард, так как ему, в его теперешнем состоянии, показалось жестоким даже сомневаться в его истории. — Это Торн натравил на меня полицейских. Я видел его три или четыре раза за последние две недели.

— А почему ты не отплатил ему той же монетой и не заявил на него в полицию? — спросил м-р Карлайл.

— Потому что от этого не было бы никакого толку. Где, спрашивается, доказательства, что он совершил это убийство, если не считать моего утверждения о том, что это, сделал он?

Мисс Карлайл потерла нос.

— Дик Хэйр, — сказала она.

— Что?

— Знаешь, ты всегда был таким дураком, которого свет не видывал.

— Да, мне все говорили об этом.

— Таким ты и останешься. Если бы меня обвинили в преступлении, которое, как я знала, совершил другой человек, разве я была бы такой идиоткой, чтобы при первой же возможности не отдать его под стражу? Если бы ты не был таким замерзшим и трясущимся от страха, я задала бы тебе трепку, можешь не сомневаться.

— Он в то время был в сговоре с Эфи, — не сдавался Ричард. — Лживый, подлый человек: это у него на лице написано. И он, должно быть, по-прежнему в сговоре с ней, если она утверждает, что он был с ней в момент убийства. М-р Карлайл сказал мне, что именно это она заявила недавно, когда была здесь. Он не был с ней, и это именно он, и никто иной, совершил это убийство.