Другим губам, другим сердцам

Придет черед пропеть

Любви напев. Увы, не нам

Он будет душу греть!

Но в звуках сможешь уловить

Ты свет другого дня,

Когда и мы могли любить.

И вспомнишь ты меня!

Свет другого дня! Увы… Вспомнил ли он ее? Мелькнула ли у него при этих словах мысль о ней, его первой и самой большой любви? Вспомнил ли он, хоть на мгновение, то время, когда она сидела на том же месте и пела эту ему песню?

И в самом деле, каким ужасным образом все переменилось. Но по чьей же воле это свершилось? Барбара стала любимой женой, хозяйкой Ист-Линна. А кем сделалась она? Даже не желанной гостьей, как когда-то Барбара, а преступницей, проникшей в дом. Тому, что она сделала, не было оправдания, и положение Изабель было весьма двусмысленным. Правильно ли было, даже оставаясь неузнаваемой, жить под одной крышей с Барбарой и мистером Карлайлом? Нет, это недостойно, однако, один проступок влечет за собой и другие.

Такие мысли проносились у нее в голове, когда она стояла и слушала эту песню, прижавшись виском к дверному косяку и словно окаменев.

Закончив песню, Барбара повернулась к мужу. Глава ее сияли любовью. Он прикоснулся рукой к ее щеке, и леди Изабель не стала ждать поцелуя, который вероятнее всего, последовал за этим. Она повернулась и пошла обратно через гостиную, сцепив руки на груди и чудом сдерживая истерические рыдания. В этот момент в гостиную из холла вошла мисс Карлайл. Они еще не были представлены друг другу, и леди Изабель прошмыгнула мимо нее, сделав торопливый книксен. Мисс Карлайл что-то сказал ей, но Изабель ничего не ответила: она могла выдать себя, задержавшись хоть на мгновение.

Пришло воскресенье и принесло новые страдания. Снова, как в старые времена, она сидела на скамье для обитателей Ист-Линна, на виду у всего прихода, не посмев под каким-нибудь предлогом отказаться от посещения церкви. Она в первый раз оказалась в английской протестантской церкви с тех самых пор, как сидела на том же самом месте с мистером Карлайлом. Уже одного этого было достаточно, чтобы нарушить ее душевное равновесие. Она сидела с Люси, а Барбара заняла место рядом с мистером Карлайлом, которое раньше принадлежало ей. Барбара находилась там по праву его жены, а ее судьба навеки разлучила с ним!

Она почти не поднимала головы, скрыв глаза своими неизменными очками, а лицо — густой вуалью. Люси подумала, что гувернантка плачет: ей никогда еще не случалось видеть, чтобы кто-нибудь так тихо и неподвижно сидел в церкви. Увы, девочка ошиблась: слезы не приходят, чтобы смягчить муку слишком позднего раскаяния. Изабель сама не знала, как выдержала службу. Она не могла бы сказать, как сумеет высидеть на других службах, предстоящих каждое воскресенье. Прихожане, разумеется, вовсю глазели на нее: ну и странную же гувернантку завели себе Карлайлы!

Когда служба закончилась, все вышли наружу. М-р и миссис Карлайл шли впереди, она смиренно следовала за ними вместе с Люси. Леди Изабель увидела надгробье, под которым покоились останки ее отца, и тоскливый вопль раздался в ее измученной душе: «Ах, если бы я лежала там же, рядом с ним! Ну зачем я вернулась в Ист-Линн?» Действительно, зачем? Могла ли она подумать, что ее крест, ее ноша окажется столь тяжелой?

Глава 5

ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА ОТ ВЕСТ-ЛИННА

Поскольку наша книга, читатель, не является монографией о Британской конституции, нам нет нужды рассказывать в ней, как и почему у Вест-Линна возникли трения с Палатой Общин. Парламент пригрозил лишить Вест-Линн прав избирательного округа, и весь город предался скорби по поводу прегрешений, навлекших на него такую кару. Впрочем, угроза выполнена не была, однако один из членов палаты был лишен депутатского мандата и с позором изгнан, в результате чего были объявлены новые выборы. Вест-Линн избрал почтенного м-ра Этли, сына одного из самых знатных людей в графстве, однако тот умер в середине своей первой парламентской сессии, поставив городок перед необходимостью новых выборов.

Предстояло решить, кто же будет следующим кандидатом. Обсуждению подверглись все мало-мальски заметные личности в радиусе десяти миль, не исключая членов суда графства. Г-н судья Хэйр? Нет, он был слишком упрям и стал бы проводить свою линию, а не воплощать волю избирателей Вест-Линна. Сквайр Пиннер? Он не произнес за всю жизнь ни единой речи, к тому же, если и разбирался в чем-то, так это в сортах репы и породах домашнего скота. Полковник Бетел? У него не было средств на избирательную кампанию. Сэр Джон Доубид? Он был староват.

— Лет эдак на двадцать, — смеясь, сказал он о себе. — Но мы просто олухи: талдычим о тех, кто не подходит, и не видим нужного человека, — продолжал сэр Джон. — Среди нас есть лишь один человек, способный стать членом парламента.

— Кто же это? — закричали присутствующие.

— Арчибальд Карлайл.

Наступила короткая пауза, вызванная стыдом за свою коллективную забывчивость, а затем раздался одобрительный шепот, перерастающий в радостные крики. Ну конечно: кто же еще, если не Арчибальд Карлайл!

— Ну, это если он согласится, — повысил голос сэр Джон. — Вы же знаете, что он может и отказаться.

Решено было действовать немедленно.

Делегация длиной примерно с пол-улицы — а если считать увязавшихся за ней ротозеев, так и во всю улицу — сразу же отправилась в контору м-ра Карлайла: он как раз собирался уходить, так как время было вечернее, и дома его ждал обед. Надобно заметить, что почтенное собрание засиделось допоздна, обсуждая сей животрепещущий вопрос, и те джентльмены, которые привыкли обедать пораньше, раз в жизни заставили свои желудки подождать с обедом, что судьям, — да воздастся им за их терпение — приходится делать сплошь и рядом.

М-ра Карлайла поразило это внезапное предложение.

— Избрать меня в члены парламента? — весело воскликнул он. — А вы уверены, что я не продам вас всех с потрохами?

— Мы доверимся Вам с радостью, Карлайл.

— Не уверен, что у меня хватит на это времени, — задумчиво проговорил м-р Карлайл.

— Послушайте, Карлайл, Вы же не далее как в прошлое Рождество признались мне, что хотели бы когда-нибудь стать членом парламента, — вмешался судья Герберт. — Вы же не станете этого отрицать.

— Когда-нибудь — да! — ответил м-р Карлайл. — Но я же не сказал, когда именно. Пока я об этом не думал.

— Вы должны позволить нам выдвинуть Вашу кандидатуру, Карлайл. Больше никто не годится для этого. Лучше уж свинью посадить в парламент, чем кого-нибудь из нас.

— Чрезвычайно лестное основание для того, чтобы предоставить эту честь мне, — рассмеялся м-р Карлайл.

— Вы же понимаете, что мы имеем в виду, Карлайл. Как ни старайся — во всем графстве не сыщешь более подходящего человека, Вы же сами знаете.

— Отнюдь, — ответил м-р Карлайл.

— Как бы то ни было, мы выбрали именно Вас. Завтра, как только Вы вступите в Вест-Линн, увидите, что все стены увешаны плакатами «Даешь Карлайла!»

— Надеюсь, Вы позволите мне подумать до завтра и повремените один день с развешиванием плакатов, — сказал м-р Карлайл, в шутливом голосе которого промелькнули серьезные нотки.

— Вас не смущают расходы?

Он лишь удивленно поднял брови. Как только этот вопрос сорвался с губ старого дуралея Пиннера, все почувствовали, насколько глупо это звучит. В самом деле, расходы бы ничего не значили, если бы он согласился.

— Ну, решайтесь же, Карлайл. Дайте слово баллотироваться.

— Если я на что-то решусь сейчас, это будет отказ, — ответил м-р Карлайл. — Нужно все серьезно обдумать. Подождите до завтра, и тогда я, может быть, соглашусь.

Больше им ничего не удалось добиться. Члены делегации вышли из конторы и, поскольку больше ничего нельзя было сделать, отправились по домам обедать. М-р Дилл, также присутствовавший при этой сцене, остался, удовлетворенно потирая руки и бросая восхищенные взгляды на м-ра Карлайла.

— В чем дело, Дилл? — спросил последний. — У Вас такой вид, будто Вам нравится это предложение, и Вы полагаете, что я его должен принять.

— Именно так Вы и поступите, мистер Арчибальд. Что же касается довольного вида Вашего покорного слуги, так все в Вест-Линне — мужчины, женщины, и дети — будут так радоваться, как и я.

— Откуда такая уверенность, Дилл?

— В чем, сэр? В том, что Вы станете нашим представителем в парламенте, или в том, что люди будут довольны?

— И в том, и в другом, — смеясь, ответил м-р Карлайл.

М-р Карлайл отправился домой пешком, чтобы по дороге хорошенько обдумать это предложение. Он действительно подумывал о том, чтобы когда-нибудь стать членом парламента, хотя и не представлял, когда конкретно это случится. Он не видел причин до конца дней своих ограничиваться нелегким адвокатским трудом. Материальной нужды в этом не было, так как его имущества, приносившего доход, в совокупности с состоянием Барбары, вполне хватило бы на поддержание их теперешнего образа жизни. Он отнюдь не собирался совершенно отойти от дел: его бизнес был как весьма почетным (при том, как он его вел), так и весьма доходным; к тому же, он любил его, и ничто на свете не заставило бы нашего героя стать бездельником. Однако у него не было нужды заниматься им ежеминутно. М-р Дилл мог руководить конторой не хуже его — а может быть, и лучше, если учесть его опыт. Дело вполне можно было оставить его попечению на то время, которое м-ру Карлайлу потребовалось бы проводить в Лондоне. Он хотел бы представлять Вест-Линн в парламенте, именно Вест-Линн, а не какой-либо иной город, пусть даже гораздо больше и значительнее; возможно, его время пришло, раз Вест-Линн нуждается в своем члене парламента. Он был уверен, что из него получился бы неплохой общественный деятель: он обладал прекрасными познаниями, говорил весьма убедительно, и, к тому же, был человеком искренним и честным. Несомненно, он близко к сердцу принимал нужды Вест-Линна и был уверен, что станет всей душой служить интересам своих избирателей, которые тоже знали это. Когда м-р Карлайл подходил к дому, он уже окончательно решился.

Это был чудесный весенний вечер, ибо со времени событий, описанных в предыдущей главе, прошло несколько месяцев. Уже зацвела сирень, изгороди и деревья покрылись молодой листвой, и все вокруг дышало надеждой. Даже сердце м-ра Карлайла ликовало при мысли об открывающейся перспективе: он был уверен, что жизнь общественного деятеля придется ему по вкусу. Однако же, даже в самые светлые мгновения, в моменты достижения цели или появления надежды, что-то обязательно омрачит радость.

Барбара наблюдала за ним из окна гостиной. Разумеется, это не она была той мрачной тенью, о которой мы только что говорили. Платье на ней было чудо как хорошо, а на свои светлые кудри она водрузила изящную кружевную шляпку, как будто ее роскошные волосы нуждались в подобном украшении! Когда вошел м-р Карлайл, она, вальсируя, приблизилась к нему и лукаво запрокинула голову, с любовью глядя на него своими ярко-синими глазами.

— Чего ты хочешь? — шутливо спросил он, спрятав руки за спину.

— Ну, если ты не хочешь поприветствовать меня, то я, пожалуй, целую неделю не позволю тебе поцеловать меня, Арчибальд.

Он рассмеялся.

— Ну, и кого ты больше накажешь?

Барбара надула губки, и слезы навернулись ей на глаза.

— Ты хочешь сказать, что для тебя это не будет наказанием, Арчибальд! Я тебе безразлична?

Он обхватил ее руками и прижал к себе, осыпая поцелуями.

— Ты и сама знаешь, безразлична ты мне или нет, ласково прошептал он.

Поверите ли Вы, читатель, что все это видела несчастная леди Изабель, вошедшая в комнату. Что тут особенного? Когда-то он так же приветствовал ее. Бледные щеки Изабель покрылись пунцовым румянцем, и она выскользнула из комнаты так же тихо, как и вошла в нее, незамеченная Барбарой и мистером Карлайлом. М-р Арчибальд подошел к окну, держа жену за талию.

— Барбара, как бы ты отнеслась к тому, чтобы несколько месяцев в году жить в Лондоне?

— В Лондоне? Мне и здесь хорошо. Но почему ты спрашиваешь? Ты же не собираешься жить в Лондоне?

— Ну, не знаю. Не весь год, конечно. Сегодня я получил одно предложение, Барбара.

Она взглянула на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Не шутит ли он? Что за предложение? Она выглядела такой озабоченной, что он улыбнулся.

— Как бы ты отнеслась к приставке «М. П.»[23] перед моим именем? Похоже, Вест-Линн хочет сделать меня своим представителем в Палате Общин.

Небольшая пауза, прежде чем она переварила эту новость; затем на ее щеках вспыхнул румянец, глаза буквально засветились от радости, и она сжала его руку.