М-р Дрейк и г-н адвокат — ибо второй спутник Фрэнсиса Ливайсона занимался именно этим почтенным бизнесом — были не в силах предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Им было обещано, что, если «они будут соваться», с ними «сделают то же самое», как только они начали протестовать против расправы. Адвокат, будучи маленьким и толстым человечком, не способным сбить кого-либо с ног даже ради спасения собственной жизни, попятился прочь от «свалки» и ограничился неясными обещаниями страшных кар, которые неумолимый закон не преминет выделить на долю каждого из нападавших. Мисс Карлайл сохраняла величественную неподвижность, с мрачной невозмутимостью наблюдая за приготовлениями к экзекуции. Даже если бы она возвысила свой собственный голос в его защиту, он все равно не был бы услышан — впрочем, мы отнюдь не уверены, что у нее было хоть малейшее желание во что-либо вмешиваться.

Наконец, процессия приблизилась к берегу пруда — темного, зеленого, илистого, заросшего ряской и весьма дурно пахнущего. К этому времени полы его сюртука уже были оторваны, немалый урон в виде дыр и прочих повреждений был нанесен… другому полезному предмету туалета. Кто тянул беднягу, кто толкал, кто тряс, схватив за воротник; человек шесть охаживало его кулаками, и все поголовно поносили незадачливого кандидата на чем свет стоит.

— Швыряйте его, ребята!

— Пощадите, пощадите! — взвизгнула жертва, колени у которой подломились, а зубы принялись выбивать мелкую дробь. — Сжальтесь, ради Всевышнего!

— Что он знает о Всевышнем!

Тело описало дугу в воздухе, раздался всплеск, дикий крик, бульканье, и сэр Фрэнсис Ливайсон забарахтался в ядовито-зеленой воде, которая, казалось, ведрами вливается ему в горло вместе с населяющими ее змеями, жабами, и лягушками. Раздался хриплый презрительный смех, а затем дружное «Гип-гип, ура!» исполнителей этого действа, в то время как несовершеннолетний сброд, взявшись за руки, устроил хоровод вокруг пруда, напоминающий пляски диких индейцев. Никогда еще перед ними не разыгрывалось ничего подобного этому бесплатному спектаклю!

Скорее на берег из зловонной жижи, напоминающей гороховый суп, пока он совсем не захлебнулся! Он выглядел хуже утопленной крысы, с его белым жалким лицом, трясущимися конечностями и пришедшей в полную негодность одеждой, когда вылез на берег и принялся отряхиваться.

Работники сквайра Пиннера, успешно выполнив задуманное, спокойно удалились; шпана подросткового возраста отошла на безопасное расстояние, ожидая дальнейшего развития событий. Мисс Карлайл также удалилась. Леди Изабель, шедшую с нею рядом, била такая же дрожь, как и незадачливого купальщика: ее прежний кавалер являл собой весьма жалкое зрелище. Казался ли он ей красивым теперь? Мы не знаем, что она думала об этом, но нам известны ее мысли о своих собственных прегрешениях.

Мисс Карлайл не произнесла ни слова. Она продолжала важно шествовать с высоко поднятой головой, лишь изредка поворачивая ее, чтобы пристально взглянуть на мадам Вин, которая уже покрылась пунцовым румянцем от этих взглядов.

«Странно, — думала мисс Корни. — Сходство поразительное, особенно глаза…» Куда Вы направляетесь, мадам?

В этот момент они проходили мимо магазина, в котором продавались очки, и мадам Вин остановилась у его двери, уже поставив ногу на ступеньку.

— Если Вы не возражаете, я хотела бы оставить мои очки для починки.

Мисс Карлайл вошла следом за ней. Мадам Вин рассказала, что нужно делать со старыми очками, и решила заказать новые, чтобы носить их, пока не починят прежние. У торговца не нашлось зеленых очков: были только синие и множество бесцветных. Впрочем, у него была одна пара зеленых, весьма уродливая, в черепаховой оправе, которую когда-то давно оставил для починки какой-то приезжий джентльмен, да так и не забрал. Именно ее и выбрала леди Изабель. Она сразу же надела очки под неотрывным испытующим взглядом мисс Карлайл.

— Зачем Вы носите очки? — внезапно спросила мисс Корни, когда они вошли в ее дом.

Ее собеседница снова покраснела и ответила не сразу.

— У меня слабые глаза.

— Они выглядят вполне нормальными. К тому же, зачем носить цветные стекла? Я полагаю, бесцветные вполне подойдут для любой цели.

— Я привыкла к цветным.

Мисс Корни помедлила, прежде чем спросить:

— Как Вас зовут, мадам?

— Джейн, — ответила мадам, не моргнув глазом.

— Ну-ка, ну-ка! Что такое?

На улице собралась толпа, причем довольно шумная. Мисс Корни устремилась к окну, и леди Изабель последовала за ней. Можно сказать, это были две толпы, поскольку с другой стороны улицы появилась «партия красно-фиолетовых», как называли сторонников м-ра Карлайла по его цветам — представительная группа джентльменов во главе с самим мистером Карлайлом и лордом Маунт-Северном.

Но кто это приближается к ним? Партия желтых, без сомнения, но в каком плачевном состоянии! Кто это, или что это, похожее на мокрую крысу, влачится между Дрейком и адвокатом, с обвисшими волосами, заплетающимися ногами и в лохмотьях вместо одежды? Толпа, следовавшая за ним, растянулась до конца улицы, издавая непрерывные насмешливые выкрики и свист. Красно-фиолетовые даже остановились от удивления, и лорд Маунт-Северн, зрение которого уже сделалось не столь острым, как двадцать лет назад, водрузил на нос пенсне. Сэр Фрэнсис Ливайсон?! Да он ли это? Ну конечно же, он! Но что с ним случилось, скажите на милость? М-р Карлайл презрительно скривил губы и продолжил свой путь вместе с графом.

— Что случилось, черт возьми? — выкрикивали сторонники м-ра Карлайла. — Да это же Ливайсон. Он что, попал в железнодорожную катастрофу и угодил в котел локомотива?

— Да его окунули, — ухмылялись желтые, — в заросший пруд мистера Хэйра. Шагай-шагай, предводитель, да потверже!

Последняя фраза относилась к бедной жертве.

— Кто же это сделал? — интересовались фиолетовые, с трудом удерживаясь от смеха.

— Люди сквайра Пиннера, вот так-то. Ур-р-р-ра!

— Ура! — эхом отозвался сам сквайр Пиннер, который услышал эти слова, протискиваясь вперед, с огромной красно-фиолетовой звездой на лацкане, и позабыв от радости обо всяких приличиях. — Прекрасная новость! Мои работники, говорите? Будь я проклят, если нынче же не дам каждому по кроне на выпивку!

Промокший и несчастный оппонент м-ра Карлайла ускорил шаги, насколько это позволяли его замерзшие, дрожащие ноги; он понесся бы далее вообще без ног, если бы это было возможно — только бы выйти из-под обстрела торжествующих вражеских глаз. Впрочем, противники гордо прошествовали мимо, высоко подняв головы и не желая замечать повергнутого Фрэнсиса Ливайсона — все, кроме юного лорда Вейна. Он носился среди немытой части публики и, казалось, был весьма расположен сейчас же исполнить индейскую фингу.

— Какой же я был осел, когда согласился баллотироваться в Вест-Линне! — в ярости прокомментировал пострадавший свои способности к политическому предвидению.

Мисс Карлайл положила свою ладонь на дрожащую руку ее спутницы.

— Вы видите его, видите моего брата Арчибальда?

— Вижу, — запинаясь, ответила леди Изабель.

— А теперь посмотрите на это жалкое отребье, слишком ничтожное, чтобы иметь право на жизнь. Посмотрите же на них и сравните. Смотрите хорошенько!

— Я смотрю.

— Женщина, которая называла этого благородного человека мужем, променяла его на это ничтожество. Как Вы думаете: раскаялась ли она?

Возможно, читателей удивит то, что подвергшийся погружению джентльмен шел пешком через весь город в гостиницу «Черный Ворон», в которой остановился после изгнания из «Оленьей Головы», однако что же ему оставалось делать? Когда он, насквозь промокший и сыплющий проклятиями на берегу пруда, думал, как ему добраться до гостиницы, м-р Дрейк остановил проезжавшего мимо извозчика, но тот, увидев, что пассажиром будет Фрэнк Ливайсон, отказался его везти. Хлестнув лошадь, он выкрикнул, что совсем недавно обил пролетку изнутри красным бархатом и не желает испортить обивку. С этими словами он и укатил, оставив всю троицу предаваться гневу и отчаянию.

Сэр Фрэнсис требовал раздобыть другое средство передвижения, однако друзья убедили его, что он может умереть от простуды, если немедленно не поторопится в гостиницу пешком. Он заупрямился, но челюсти его уже вовсю стучали друг о дружку, ноги подкашивались, и они пустились в путь, подхватив его с обеих сторон. Впрочем, на встречу с мистером Карлайлом и его сторонниками они явно не рассчитывали: Фрэнсис Ливайсон скорее добровольно нырнул бы в пруд головой вниз, нежели встретился с ними.

В этот день миссис Карлайл возвращалась на обед в Ист-Линн вместе с мисс Карлайл, мадам Вин и мисс Люси. К ним присоединился заметивший их лорд Вейн, который, разумеется, остановился у Карлайлов вместе с отцом. Он был просто на седьмом небе с того самого момента, когда встретился с «желтыми».

— Вы бы зашлись от смеха мисс Люси, если бы взглянули на этого промокшего пса. Я бы отдал все свои карманные деньги за полгода вперед, если бы мог получить его фотографию в этот момент.

Люси радостно засмеялась: бедное дитя не знало, какое горе причинил ей этот «промокший пес».

Когда мисс Карлайл оказалась в своей туалетной комнате, той самой, где ночевал когда-то Ричард Хэйр, она позвонила и вызвала к себе Джойс. Эти комнаты по-прежнему были в ее распоряжении, ибо порой она жила у брата по несколько дней; они так и назывались: «комнаты мисс Карлайл».

— Сегодня мы неплохо позабавились в городе, Джойс!

— Я уже слышала об этом, мэм. Билл Уайт, пахарь у сквайра Пиннера, зашел сюда и рассказал нам об этом. Он бы просто лопнул, если бы не сделал этого: никогда еще не видела его таким возбужденным. Питер — так тот даже расплакался.

— Расплакался? — переспросила мисс Карлайл.

— Ну, Вы же знаете, мэм, как он любил леди Изабель, наш Питер, вот он и не выдержал. Сказал, что давненько не слышал столь приятных известий, расплакался, вынул из кармана полкроны и вручил Биллу Уайту. Билл сказал, что держал негодяя за ногу, когда его швыряли в пруд. Эфи видела все это — прошу извинить, что упоминаю ее при вас, так как Вы о ней дурного мнения; когда она пришла сюда, с ней сделалась истерика.

— Как она могла это видеть? — резко спросила мисс Карлайл, выведенная из себя звуком этого имени. — Я была там, но ее что-то не заметила.

— Она шла к нам с запиской для гувернантки от миссис Латимер — какие-то новости из Германии от молодой жены некоего немецкого графа. Эфи сказала, что пошла через поле и уже подходила к перелазу возле пруда, когда услышала шум.

— Отчего же с ней приключилась истерика? — так же резко спросила мисс Карлайл.

— Она сказала, что это ее расстроило.

— Ей не повредило бы, если бы и ее тоже окунули, — последовал сердитый ответ.

Джойс ничего на это не ответила. Никто еще не смог в чем-то разубедить мисс Карлайл. К тому же, в глубине души она и сама считала, что Эфи не повредила бы небольшая взбучка, впрочем, не настолько суровая, как купание в пруду.

— Джойс, — снова заговорила мисс Карлайл, резко сменив тему разговора, — гувернантка Вам никого не напоминает?

— Мэм? — повторила Джойс, казалось, удивленная этим вопросом. — Гувернантка? Мадам Вин? Вы ее имеете в виду?

— Ну не Вас же? И не меня! Разве мы гувернантки, — гневно воскликнула мисс Корни. — Кого же еще мне иметь в виду, как не ее?

Она отвернулась от зеркала, в которое смотрела до этого, и впилась взглядом в лицо Джойс, ожидая ответа. Джойс понизила голос.

— Иногда она напоминает мне лицом и манерами мою покойную хозяйку. Но я никогда и ни с кем не говорила об этом, мэм, ибо, как Вы знаете, имя леди Изабель не велено произносить в этом доме.

— Вам случалось видеть ее без очков?

— Нет, никогда, — ответила Джойс.

— А я вот видела, — заметила мисс Карлайл. — Сегодня. И, должна признаться, я просто поражена этим сходством. Это просто необыкновенно. Можно подумать, что призрак леди Изабель явился в этот мир.

— Ах, мэм, не шутите, пожалуйста, на эту тему, — взмолилась Джойс.

— Какие могут быть шутки? Вы слышали, чтобы я шутила когда-нибудь? — ответила мисс Карлайл, но более говорить на эту тему не стала.

— Я слышала, Уильяму стало хуже? — заговорила она после некоторой паузы.

— Думаю, не намного, мэм. Да, надо признать, что он выглядит слабеньким и болезненным, особенно ближе к вечеру, но я ни за что не поверю, что его жизнь в опасности, как считают некоторые.

— Если верить тому, что я слышала, дело обстоит именно так, — сказала мисс Корни.

— Мэм, кто это Вам сказал?

— Гувернантка, сегодня днем. Она говорила так, словно положение просто отчаянное — и в ее голосе сквозило самое настоящее отчаяние.