– Он продал душу дьяволу. И как это герцог Ричард терпит его подле себя? – толковали слуги, тем не менее при появлении Джеймса Тирелла низко склонялись и старались не встретиться с ним взглядом.

Тирелл всегда был одинок, не стремился войти в общество, да и люди его избегали. Единственной привязанностью Тирелла были соколы, и он много времени проводил с этими умными хищными птицами. Сокольничий Ричарда, с которым Тирелл нередко перебрасывался словом-другим, говорил, что сэр Джеймс не такой уж и плохой господин. Но сокольничего считали чудаком, для которого не было разницы между герцогом и последним бродягой, лишь бы тот понимал толк в соколиной охоте. Прочие слуги Ричарда, зная, сколь близок Тирелл с их господином, беспрекословно выполняли все его распоряжения, а если ему приходилось обращаться к женщинам, те бледнели, принимались невразумительно лепетать в ответ, хотя ничего неприятного во внешности Тирелла не было – высокий, хорошо сложенный, он обладал мягкой кошачьей повадкой, двигался беззвучно и плавно. И тем не менее после его ухода все крестились.

Даже Роберт Рэтклиф, который открыто вершил суд и расправу по приказу герцога, вербовал для него шпионов и выполнял иные щекотливые поручения, не вызывал такой неприязни, как этот молодой мужчина, появлявшийся и исчезавший словно мрачный призрак.

Сэр Джеймс неотрывно смотрел на своего патрона. Его темные волосы были откинуты назад и подстрижены короче, чем это было принято. Лицо, освещенное лимонным светом свечей, поражало бледностью, черты были довольно резки, но не лишены гармонии, нос прямой, а глаза под густыми бровями сидели глубоко и имели необычный светло-карий, почти желтый цвет. Порой они словно излучали собственный свет, при этом, однако, ничего не выражая. Это было непроницаемое лицо статуи, на нем жили лишь глаза, прямой взгляд которых мало кто мог выдержать.

Однако Ричард словно бы и не замечал его. Он привык к неподвижному странному взору Тирелла, зато ценил ум, собранность и умение своего поверенного всецело отдавать себя господину. И сейчас, оторвавшись от бумаг, он улыбнулся ледяной маске приближенного.

– Ты прекрасно поработал, Джеймс. Я доволен тобой.

– Ваше высочество упустили одну деталь.

– Что? Я все внимательно просмотрел и не обнаружил ничего, что показалось бы мне сомнительным.

– Милорд, на признании шталмейстера Кристофера Стэси нет подписи.

Ричард отыскал нужный лист и вновь поднял на Тирелла глаза. Теперь он не улыбался.

На лице сэра Джеймса не дрогнул ни один мускул.

– Кристофер Стэси, барон Шенлийский, не вынес испытания огнем и скончался от остановки сердца. Если понадобится, лекарь подтвердит это.

– Вы, однако, переусердствовали, Джеймс.

– Кристофер Стэси был телом гораздо крепче престарелого Томаса Бардета и своего хилого брата Джона. Когда несколько попыток привести его в чувство оказались безуспешными, это стало для нас полной неожиданностью.

Ричард снова взглянул на бумагу, на которой не было подписи.

– Кристофер Стэси… Красивый молодой человек. Жаль.

В желтых глазах Тирелла мелькнул огонек и погас.

– Его жена трижды приходила к вашему высочеству просить о милости, но, как вы и велели, ей было отказано.

– Леди Дебора?

– Да, милорд. Я докладывал вам.

– Да-да, конечно…

Ричард вдруг задумался, глядя на пламя свечи. Он закусил нижнюю губу, а Тирелл опустил глаза и слегка согнул одну ногу. Он знал, что, если Глостер закусывает губы или теребит в ножнах кинжал, его мысли далеко и не исключено, что придется часами стоять перед патроном, пока тот вновь не удостоит его вниманием.

Однако на этот раз Ричард вышел из задумчивости скоро:

– Ты когда-нибудь видел Анну Невиль, Джеймс?

– Нет, милорд.

Если он и был удивлен неожиданным вопросом, то не подал виду. Ричард внезапно сказал:

– Вот что, Джеймс. Завтра ты должен все разузнать об эрингтонских Селденах. Они в родстве с Джоном Ховардом, и думаю, что это не составит труда.

Он жестом отпустил Тирелла. Он вспоминал, о чем говорил Бэкингем. Загадочная леди Майсгрейв из Пограничья не шла у него из головы. Зеленоглазая наездница, которую когда-то называли Лягушонком, вызвала у него не– ясное подозрение. Не младшая ли дочь Делателя Королей вновь явилась в мир? Ее давно считали умершей. Ричард лично вел расследование по поводу этой смерти, но, и убедившись, не до конца поверил фактам.

Люди герцога тайно вынюхивали по всей Англии, во всех владениях ее отца, в самых отдаленных монастырях, где она могла бы укрыться. За всеми, кто когда-либо был близок с Анной Невиль, была установлена слежка. Однако время шло, и Ричард постепенно уверился – та, что могла раскрыть правду о событиях у ворот Сендельского замка, и в самом деле умерла. Он мог теперь вздохнуть с облегчением, но вместе с тем испытывал и досаду. Если бы в свое время Ричард успел сделать Анну Невиль своей женой, он смог бы оттяпать у Кларенса половину его владений.

И вот теперь эта Анна – Анна Майсгрейв, так похожая, судя по словам Генри, на дочь Уорвика. Почему Генри вдруг спросил о смерти Анны Невиль? Желая удостовериться, что неожиданно возникшая и у него догадка ложна? Анна Майсгрейв, Анна Невиль… Когда-то она бежала во Францию с отрядом рыцаря Бурого Орла, позднее Кларенс утверждал, что Бурый Орел встречался с Анной, когда тайным гонцом примчался из Ирландии в Лондон.

Впрочем, и без того у герцога были основания полагать, что этих двоих что-то связывает. Он помнил, как повела себя Анна, когда узнала, что Майсгрейва считают погибшим при Барнете, и как она не могла поверить, что именно сэр Филип убил ее отца. Ну, тут уж ничего не поделаешь, Ричард сам видел, как Уорвик пал, сражаясь с Бурым Орлом.

Не могла же эта дикарка, гордая неприступная Анна стать супругой убийцы отца! Мыслимо ли вообще: принцесса, отказавшаяся от прав рождения, от гигантского состояния, предпочтившая всему этому нищий разбойный угол на северной границе? Впрочем, от такой странной особы и следовало ожидать чего-либо в этом роде. Однако Анна никогда не простила бы убийцу Уорвика, она слишком любила отца…

Ричард почувствовал, что окончательно запутался. Слишком много противоречий. Анна Невиль все же наверняка утонула. И Кларенс опознал ее. Кларенс! Ему очень на руку было ее опознать…

При воспоминании о брате мысли Ричарда потекли совсем по другому руслу. Все эти годы Джордж вел себя так, что наименьшим наказанием, казалось бы, для него должна стать ссылка, если не заключение в темницу. Его измены, тайные заговоры, стремление поддержать любой мятеж, направленный против короля, открытая болтовня о том, что после Ланкастеров он имеет все права на трон и что после признания их матушки он, как истинный Йорк, более достоин короны, – все это изобличало в нем корыстолюбца и смутьяна.

Ричард не понимал, отчего так терпелив король, бесспорно, ненавидевший брата. Ричард не раз был свидетелем вспышек ярости и негодования короля против Кларенса, и его поражало, как Джорджу до сих пор удавалось избегнуть кары. Со временем он пришел к выводу, что Кларенс завладел какой-то тайной, с помощью которой может влиять на короля. Не раз Джордж и сам намекал на это в присутствии Ричарда.

– Наш брат, бесспорно, взошел на трон Божьим изволением. Но и он совершает промахи. Ха-ха! Что ж, пусть он царствует, пока я терпелив. Но уж если я начну свою игру, то да помогут ему все святые!

– У Эдуарда есть законные наследники – сыновья Эдуард и Ричард, – осторожно замечал Глостер. Однако Джордж лишь хохотал, как безумный, упорно отказываясь отвечать на расспросы брата.

Ричард был озадачен. Все, что удалось ему выяснить, – Джордж одно время держал узником в одной из своих крепостей некоего священника Стилингтона. Король выкупил у него этого святого отца, пообещав вдобавок Кларенсу оставить ему наместничество в Ирландии, какое тот получил еще при Уорвике. Что мог знать этот скромный священнослужитель, который столь много значил для короля?

Со временем отец Стилингтон стал настоятелем небольшого монастыря, а недавно пришла весть, что означенный аббат стал епископом города Бат. Ричард тотчас отправил туда Роберта Рэтклифа, чтобы добиться встречи с епископом и выведать наконец, какую роль играет тот в отношениях старших Йорков. Однако Рэтклиф все еще не возвращался, и Ричард продолжал ломать голову и строить всевозможные догадки. Впрочем, сейчас у него на столе лежали бумаги с признаниями людей Кларенса, свидетельствующих, что по наущению своего господина они пытались погубить короля, и Ричард был доволен.

Кристофер и Джон Стэси, а также Роберт Бардет признались во всем, что было необходимо: да, они изготовляли восковые изображения короля и пронзали их раскаленными иглами, дабы вызвать скорейшую смерть монарха; да, они подмешивали в его питье медленнодействующие яды, когда он гостил у герцога Кларенса; да, они совершали черные мессы, моля дьявола, чтобы король слег и более не смог подняться.

О смерти Изабеллы Невиль речи не было – они сознались, едва лишь палач приступил к пыткам. Престарелый управляющий герцога Кларенса Томас Бардет держался мужественнее других и отрицал все, пока палач не загнал ему под ногти раскаленные шилья, и Бардет, признавшись, молил лишь о скорейшей смерти. Что ж, в этом ему нельзя отказать. Завтра же он, Ричард, предстанет перед королем с протоколами допросов в руках и потребует смертной казни для осужденных. Посмотрим, долго ли после этого сумеет оставаться безнаказанным Джордж Кларенс!

С этими мыслями Ричард отправился на покой.

Однако, когда над старым Лондоном загудели колокола бесчисленных церквей и монастырей, зовя к заутрене, горбатый принц был уже на ногах. Умывшись, он надел камзол из серебристо-черной парчи с отделанным куньим мехом воротом, разрезанный по бокам снизу до самых подмышек так, что видна была нижняя туника из алого шелка. Черное трико обтягивало мускулистые ноги герцога, обутые в мягкие сафьяновые полусапожки с узкими носами, а на груди поблескивала массивная узорчатая цепь.

В небольшой часовне герцог отстоял заутреню, исповедовался и причастился. Он был добрым христианином и примерным католиком.

Затем последовал легкий завтрак: сливки, немного ветчины и кружка пенистого пива.

Уже рассвело, когда он вышел на причал, где его ожидала длинная, крытая коврами лодка с полудюжиной гребцов, носивших знак Белого Вепря на груди. Едва герцог уселся на корме, как они дружным рывком вывели лодку на середину Темзы и, мерно загребая, направились в сторону Вестминстера.

День вставал ясный и свежий, лучи солнца прогоняли остатки тумана над водой, щебетали птицы. С набережных доносились смех и говор прачек, стук их колотушек, ругань констебля, требовавшего у лодочника лицензию на право перевоза. Гудели рожки на судах. Вода мягко всплескивала под веслами, поскрипывали уключины.

Однако Ричард не смотрел по сторонам. Он вновь перебрал бумаги, предвкушая смятение и ярость короля. Несложное дело об отравлении должно было возыметь неслыханные последствия.

Ричард редко ошибался в своих расчетах. Властитель Англии пришел в ужас, ознакомившись с протоколами допросов. Он недавно встал, был еще в халате поверх длинной ночной рубахи, и в том, как он стал метаться и сквернословить, как последний наемник, опрокидывая на ходу кресла и цепляя ногами шкуры экзотических животных, устилавшие плиты пола опочивальни, было нечто, в глазах Ричарда умалявшее королевское величие брата.

Наконец Эдуард опустился на край смятого ложа. Он запаленно дышал – тучный, обрюзгший, с заплывшими глазами и тяжело свисающим зобом. Сквозь распахнутый ворот рубахи виднелась взмокшая грудь, покрытая начинающей седеть шерстью. Глостер отвернулся, чтобы скрыть брезгливость. Уж лучше всю жизнь оставаться горбатым, чем с тоской вспоминать, что некогда тебя называли «шесть футов мужской красоты».

– Теперь я понимаю, почему я так скверно чувствовал себя все последние месяцы! Вот оно! Негодяи…

Ричард молчал. Он не верил в ворожбу. Признание в колдовстве получено под пыткой. Куда больше он доверял словам лекаря короля Уильяма Хобса, которому платил, чтобы тот посвящал его в подробности состояния здоровья короля и который был в отчаянии от того, насколько Его Величество пренебрегает его советами.

– Вы подпишете смертный приговор, государь?

Эдуард подписал, ни минуты не раздумывая.

– А как быть с Джорджем?

Рука с пером бессильно опустилась на колено.

– Он наш брат, Дик. А Йорки не идут против Йорков…

– Светлейший герцог Кларенс забыл об этом. Неужели, государь, все сойдет ему с рук и на этот раз? Неужели чаша вашего терпения бездонна? Джордж нарушает законы, изобличен в причастности к убийству супруги, он поступает как изменник. Более того – словно считая себя вторым государем в королевстве, он за вашей спиной ведет переговоры о браке. А ведь это вопрос огромной государственной важности. Отчего же вы, государь, уступая родственным чувствам, не можете поставить на место человека, который стал притчей во языцех для всей Англии? Человека, для которого не существует ни божеских, ни человеческих установлений! Что скажут ваши подданные, как после этого вы сможете требовать от них повиновения и исполнения законов?