А всего в нескольких милях от того места, где обедал Уолси, запивая грубым красным вином небольшой кусок палтуса — у него совсем пропал аппетит в эти дни, — в замке Саттон, был накрыт стол для ужина, хотя в действительности высокий стол был пуст и только слуги ужинали в Большом зале. Под присмотром Жиля Коука — с разрешения отсутствующего сэра Ричарда — блюда со щукой, морским петухом, линем, угрем, миногами и филе лосося были поданы на стол. Это был постный день — в Рождественский сочельник нельзя есть мясо. Однако эля было вполне достаточно, свободный смех наполнял зал, и в зале раздавались более острые шутки, более громкие и грубые голоса, чем бывало в присутствии хозяев. И, конечно, дошла очередь до тостов. Первый нельзя было не допить до дна — тост в честь хозяина. Затем, с огромным количеством пожеланий — за госпожу Анну, популярность которой среди слуг была искренней и огромной. Потом за молодого господина, за Маргарет и ее мужа, за госпожу Кэтрин, ее мужа и младенца Жиля Роджерса — разве он не родился в этих стенах? И в конце концов за короля и королеву. Бокалы были подняты, и вдруг раздался возглас со стороны кухни:

— За добрую королеву Екатерину. Англии не нужна Нан Буллен.

Жиль Коук нахмурился, когда к этому возгласу присоединились еще голоса.

— Нам не нужны выскочки.

— Да здравствует королева Екатерина!

— Да сгинет Нан Буллен.

— Замолчите, — закричал Жиль Коук, поднимаясь, чтобы его лучше видели. — Тост за Их Светлости.

Когда были подняты бокалы, он вспомнил, как она приезжала в поместье Саттон летом два года назад. Прикрыв глаза, он вспомнил ее магическое обаяние, как он плакал, когда она пела со своим кузеном Томасом Уаттом. Тогда он еще не знал того, что сейчас знает не только он, но и вся Англия: что Его Светлость любил ее и добивался развода для того, чтобы жениться на ней. Но Жиль был одним из немногих простых людей, которые могли понять короля. Шелковые черные волосы и слегка раскосые глаза. Соловей!

В Большом зале в Брайанстоне, украшенном венками остролиста, ветками и гирляндами зелени, застолье было закончено и присутствующих развлекал шут сэра Джона Роджерса. Во главе стола сидел сэр Ричард, рядом с ним Маргарет, а Уолтер Деннис сидел рядом с леди Вестон. Дочь Джона, Алиса, которой было около семи лет, сидела, открыв рот, на коленях у Маргарет, жадно впитывая в себя удовольствие Рождественского вечера и предвкушая следующие двенадцать святочных дней, а маленький Жиль, которому было уже два года, был на коленях матери и радостно отзывался каждому, кто улыбался ему.

Маргарет, крепко прижав к себе девочку, с завистью смотрела на увеличившийся живот сестры, которая ждала уже второго ребенка. С момента выкидыша в начале этого года у нее не было даже намеков на беременность: ее лунные циклы были удивительно регулярны. Но у нее все-таки появился лучик надежды. Этой осенью она побывала при дворе. Ее отец подготовил Уолтера — который наконец-то понял, что должен заниматься чем-то важным — для государственной службы. Пока Маргарет находилась там, ее мать настояла, чтобы она встретилась с очень странным молодым человеком по имени Захарий.

— Дорогая моя, он не только астролог, но и лечит травами. Может быть, он даст тебе какое-нибудь лекарство.

И он действительно дал бутылочку прозрачной жидкости с сильным запахом малины.

— Когда я должна это принимать?

— В середине вашего цикла — во время Рождества.

— В Рождество?

— Да. — Захарий кивнул.

— Почему именно тогда?

— Потому что в это время все расслаблены от большого количества еды и вина.

— А какое отношение имеет к этому расслабление, доктор Захарий?

— Очень большое, леди Деннис.

— Вы говорите так же, как большинство пожилых женщин.

Доктор Захарий рассмеялся:

— Неужели я похож на пожилую женщину?

Итак, не чувствуя особой уверенности, но готовая попробовать что угодно, Маргарет тщательно упаковала бутыль, чтобы она не разбилась при переезде из Хейли Курта в Брайанстон. И Уолтер, поймав ее взгляд через стол и зная, о чем она думает, подмигнул ей.

Захарий, встречающий Рождество в своем доме на Кордвейнер стрит с Джейн Уатт, вдруг тоже вспомнил об этом и улыбнулся.

— Над чем ты смеешься? — спросила она.

— Над тем, что я дал лекарство одной молодой женщине, чтобы она могла зачать ребенка во время Рождества. Ручаюсь, что от ее мужа ничего не останется к концу этих двенадцати дней.

Совершенно неожиданно Джейн расплакалась.

— Лучше бы ты дал мне что-нибудь, чтобы я выкинула, чертов колдун.

Захарий посмотрел на нее с удивлением:

— Радость моя, в чем дело? Ты беременна?

— Кажется, да. Ты относишься ко мне как к жене с момента нашей безумной цыганской свадьбы, когда я была такой дурочкой. А сейчас, когда я стала фрейлиной леди Анны и живу при дворе, ты пользуешься каждой возможностью, чтобы затащить меня в постель. Я ненавижу тебя, Захарий. Я по-прежнему не замужем в глазах церкви, государства и моей семьи, а вот теперь у меня растет живот.

В ту же секунду он был рядом с ней и крепко ее обнимал.

— Тогда, как только пройдут эти двенадцать дней, мы отправляемся в Кент и просим у твоего отца благословения на церковный брак.

— Он никогда его не даст. Он хочет, чтобы я вышла замуж за знатного человека.

Захарий засмеялся:

— Он согласится, я тебе обещаю.

Джейн вытерла слезы его носовым платком. — Все будет хорошо, Захарий?

— Да.

— Надеюсь, Анна не заметит моего живота. Она стала очень гордой с тех пор, как король подарил ей дом в Йорке, и они теперь его полностью переделывают и расширяют. Они даже сносят дома по соседству, чтобы устроить парк для оленей. Ты слышал?

Захарий кивнул:

— По иронии судьбы один из домов принадлежит Уолси. Анна, видимо, испытывает большое удовольствие.

Джейн посмотрела на него непонимающе. Многое из того, что он говорил, для нее ничего не значило, а теперь он бормотал:

— Уолси — только один из первых поверженных. Анна — госпожа несчастий.

Джейн, не поняв, сказала:

— Да, я думаю, сестра короля очень огорчилась, когда Анна села выше нее — в кресло королевы.

— Это было на банкете после того, как Томас Болейн получил титул графа Уилтшира?

— Да.

Захарий задумался. Его отец присутствовал там и описал ему эту сцену. После пожалования Анне титула леди Анны Рочфорд, а Георгу — виконта Рочфорда король давал банкет с маскарадом. И Анна села выше наиболее титулованных женщин в королевстве, включая жену его отца. Это не осталось незамеченным. Саффолк довольно явственно бормотал в свою огромную бороду, что его жена — сестра короля — не должна сидеть ниже «заносчивой выскочки Болейн». В то же время отец Захария, Норфолк — едва ли сильно влюбленный в свою жену, — все же был уверен, что она гораздо благородней, чем дочь новоявленного графа.

А ниже по реке от дома Захария, во дворце в Гринвиче, леди Анна Рочфорд с большой помпезностью встречала Рождество. День был постный, но со своим изысканным вкусом она исхитрилась сделать так, что любое рыбное блюдо выглядело заманчиво, и такие деликатесы, как креветки и устрицы, были расставлены по всему столу. Король ушел из ее покоев, чтобы исполнить свой долг и отдать дань уважения Екатерине, покои которой располагались этажом ниже и которая спокойно ужинала в узком кругу приближенных, оставшихся преданными ей.

— Я очень жду, когда наконец будет закончен ремонт Йорк Хауза, или дворца Уайтхолл, как он будет называться, — говорила Анна блистательной компании, окружавшей ее. — Гринвич очень неудобен.

Раздался смех и шум голосов, все знали, что это значит: во дворе Уайтхолл не будет апартаментов для Екатерины. Это будет дом Генриха и Анны.

«Интересно, пустит ли она его в свою постель, когда они туда переедут?» — думал Фрэнсис. Все при дворе знали и обсуждали то, что леди Анна была по-прежнему девственницей, несмотря на богатые дары, деньги, а теперь вот и собственный дворец, пожалованный ей королем.

А Анна думала: «Я буду изматывать короля, пока у меня хватит сил, и мое единственное оружие — это мое тело. Я почти повержена, хотя ни один из этих ухмыляющихся болванов не поверит в это. Я сейчас на вершине своей власти, и, тем не менее, не ближе ни на шаг к замужеству, чем была, когда он только влюбился в меня. Папа римский почти сокрушил меня. И какой у меня есть выбор? Быть всю жизнь любовницей? Или, еще хуже, быть брошенной, когда надоем? Как легко это может случиться. Но сейчас, мне кажется, моя первоначальная цель осуществлена. Я полностью отомстила за Гарри Перси и Анну Болейн, вернее, за бедные тени, которые когда-то были ими. Уолси повержен и дальше летит в пропасть, а король страдает от любви ко мне. Итак я здесь с намерением сделать то, чего никогда не собиралась делать — стать королевой Англии. И я не вижу ясного пути, который мог бы привести к этому. Я, как любимая птичка, попавшая в клетку по собственному желанию, единственный выход из которой заперт. Подумать только — все это началось с девичьего плана мести. Господи, что я сотворила!» Слезы были роскошью, которую Анна Болейн редко позволяла себе, но сейчас важность того, что предстояло ей, наряду с осознанием, что она зашла уже слишком далеко, чтобы что-то изменить, — все это вызвало слезы, которые потекли по ее щекам. Увидев, что Фрэнсис Вестон заметил это, она взяла себя в руки.

— Что с вами, юный Вестон? — спросила она, так как давно поняла, что лучшая защита — нападение. — Что с вашей помолвкой? Я слышала, что прошел уже год с тех пор, как вы виделись с невестой. А не вас ли я видела на днях развлекающимся с фрейлиной?

Фрэнсис смутился:

— Да… нет.

— Что же это означает?

— Я не видел Анну с лета прошлого года. Она болела, когда однажды я собирался навестить ее; а в другой раз я не мог выехать из-за ненастной погоды.

— Из-за ненастной погоды? — иронично повторила Анна, наивно округляя глаза.

— И к тому же я не развлекался с фрейлиной. Разговор шел о пари на одну охотничью собаку.

— А имя этой охотничей собаки уж не Фрэнсис ли Вестон?

— Конечно, нет, — сказал он, выражая справедливое негодование. — Я очень скучаю по Анне, и мы должны пожениться в мае следующего года.

— Поженитесь, — сказала Анна Болейн, и Фрэнсис почувствовал легкий вздох в ее голосе.

А далеко оттуда, в Вестморленде, Энн Пиккеринг тоже вздохнула. В Киллингтоне, ее поместном доме, было холоднее обычного. Дом располагался на открытом месте, не защищенном от ветров среди огромных озер и возвышающихся холмов. Но она предпочла зимовать здесь, так как ее Кумберлендское имение, унаследованное от матери, находилось в Морсби, а там свирепствовали жестокие ветры с Ирландского моря. Летом там хорошо ездить верхом, меряя версты по белому песку, полностью принадлежащему ей. Это было то райское место, куда она собиралась отправиться с Фрэнсисом после их свадьбы — если только ей удастся оторвать его от двора.

В теплое время года там было как в раю, но сейчас она вынуждена была запереть дом, оставив небольшое количество слуг для присмотра за замком в сильные холода. Но и в Киллингтоне тоже стоял ледяной холод, и после краткой трапезы в маленькой уединенной комнате с дворецким и двумя фрейлинами Энн рано пошла спать, отдав распоряжение, чтобы кто-нибудь из слуг ночевал в Большом зале и присматривал за камином. На Рождество она всегда устраивала званый обед для всех в поместье, и тогда все помещения должны были быть хорошо прогреты, чтобы было тепло и уютно. Она подумала, сможет ли она сохранить эту традицию после того, как выйдет замуж. Последнее время она много размышляла о своей будущей жизни вообще и о Фрэнсисе в частности. Разлука с ним в течение шестнадцати месяцев не способствовала ее душевному спокойствию. К несчастью, у нее была лихорадка, когда однажды Фрэнсис собирался приехать в Кумберленд, а то, что он не смог приехать во второй раз, сославшись на плохую погоду, она считала недостаточно убедительной отговоркой. А так как он сам не раз просил ее быть с ним всегда откровенной, она обо всем написала ему прямо. Прошло много времени, прежде чем пришел ответ, в котором он ей рассказал правду. Он настолько был вовлечен во всевозможные развлечения — игра в кости, в карты, в шары и теннис, — и везде были такие большие ставки, что не оставалось денег на отъезд от двора. Узнав об этом, она поняла, что этот красивый, добрый человек был еще и заядлым игроком. Она не сомневалась, что он любит ее. Его письма, пусть и редкие, всегда были исполнены нежности и уверений в любви. Однако мог ли такой человек, как он, оставаться преданным? Она вспомнила его страстные ухаживания и не сомневалась, что шестнадцать месяцев сохранять полное целомудрие невозможно. Жеребец, конечно, сыскал себе кобылку или двух! Как только пройдут холода и погода позволит отправиться в трудный путь, она уедет вместе со своей свадебной свитой. И тогда, мистер Вестон, остерегайтесь! Конечно, она — не придворная дама, но ей знакомы женские уловки.