Последующие дни проходили в постоянных встречах гостей, прибывающих на свадьбу. Это было похоже на непрерывную процессию. Уолтер Деннис прибыл из Оксфордшира один, так как Маргарет перед Рождеством забеременела и перестала выезжать, не желая рисковать ребенком. Сэр Уильям Вестон — младший брат Ричарда и лорд-аббат ордена рыцарей Святого Иоанна Иерусалимского в Англии — прибыл с надлежащей пышностью: он занимал положение первого барона в палате лордов и вел себя в соответствии со своим высоким званием. Впрочем, при своем величии он оставался также и отличным выносливым солдатом. Солдатскую лямку он начал тянуть, будучи еще совсем молодым человеком, еще до осады Родоса, когда орден Рыцарей в конце концов капитулировал перед могущественным султаном Сулейманом.

В последующие дни прибыло несколько старших членов семьи Вестон. Первой приехала Мейбл Динглей — сестра сэра Ричарда, в сопровождении мужа, сэра Джона, и сына, сэра Томаса с супругой Изабеллой. Анне Пиккеринг казалось, что ее закружит такое большое количество народа — и все связанные родственными отношениями! Она почувствовала бы себя неловко и одиноко, если бы при ней не находился постоянно Фрэнсис.

На следующей день рано утром на свадьбу прибыло большинство членов семьи Динглей, за ними вскоре последовала Анна, леди Верней — самая младшая сестра Ричарда, уже ставшая вдовой. Ее сын, Фрэнсис Верней, в честь которого был назван Фрэнсис Вестон, присоединился к ней, приехав вечером того же дня со своей миниатюрной женой Элеонорой. Ростом всего пять футов, она была матерью двойняшек-сыновей, тринадцатилетних крепышей, которые приехали вместе с родителями, чтобы исполнять на свадебной церемонии свои роли. Они, если не считать семилетнюю Алису Роджерс, были самыми молодыми из присутствующих. Всех остальных детей оставили дома. Каждый из родителей отдавал себе отчет в том, какие опасности подстерегали их в этих поездках, и для них гораздо спокойнее было оставить малышей в родовом поместье под присмотром служанки и кормилицы. Поэтому леди Вестон была лишена возможности и удовольствия увидеть шестимесячного сына Кэтрин — Ричарда. Жиль Роджерс тоже был оставлен в Брайанстоне.

Вечером, во время банкета в Большом зале, когда разговоры присутствующих заглушали звуки музыки, Фрэнсис подсел к своему отцу:

— Сэр, Анна и я хотели бы сказать тебе нечто важное.

— Что же именно?

— Нам кажется, для всех было бы легче, если бы мы назвали Анну так, как когда-то ее называл отец — Розой. В нашей семье так много женщин, носящих имя Анна. Ты не будешь против, а?

Сэр Ричард хотел уже ответить, но в это время голос его брата Уильяма прогремел над всеми присутствующими.

— Отличная идея. Я всегда хочу знать, о ком я говорю. Это моя страсть: говорить и думать о людях. И нет ничего хуже, когда не знаешь, кто есть кто. Во время осады Родоса могущественным Сулейманом — каким бесподобным воином он был! — была прекрасная девушка по имени Роза. Язычница, конечно, но необычайно красива.

И он уставился на свой бокал, весь уйдя в воспоминания. Фрэнсис желал бы знать — при всем при том, что дядя был правоверный рыцарь, — раскрывались ли занавеси языческого шатра во время этой длительной жаркой осады, и увидел ли сэр Уильям стоящую там девушку Розу с нежной смуглой кожей. И чувствовал ли он, как хорошо сложенная девушка держит его в своих страстных объятиях, а ее чарующий смех разносится в ночном теплом воздухе. Даже ветхие и почтенные дяди сохраняли в памяти эти незабываемые для них дни.

— Ты прав, Фрэнсис, — сказал сэр Ричард, снисходительно посмеиваясь над своим братом, который все еще витал в своих приятных воспоминаниях. — Трех Анн в замке Саттон вполне достаточно. — Он пожал руку своей вдовствующей сестре Анне Верней. — Выпьем же все за Розу Пиккеринг!

Все подняли бокалы и присоединились к тосту. «За Розу Пиккеринг!» Но слова сэра Ричарда насчет трех Анн стали своего рода предзнаменованием, так как на следующий день прибыло представительство королевского двора, и среди них верхом на черном, как смоль, скакуне, в сверкающих золотом одеждах — волнующая и таинственная особа, сама леди Анна Болейн.

Анна Вестон задыхалась от гнева:

— Я не могу принимать эту женщину в своем доме, Ричард. Она предала мою подругу, королеву. Я не могу разговаривать с ней.

Ее муж повернулся к ней со своим ничего не выражающим лицом.

— Ты должна, Анна. Она друг и гость Фрэнсиса, но, что важнее — и значительно важнее! — в ее руках теперь находится власть, после того как низвергнут Уолси.

— Ты вызываешь у меня отвращение, Ричард. Единственное, о чем ты думаешь, — это власть и какого лагеря следует придерживаться. Есть ли у тебя преданность? Ты отбросил прочь Екатерину и Уолси, как изношенные сапоги.

— Это именно то, что они теперь представляют собой, — спокойно отпарировал сэр Ричард. — Жена, ты хочешь, чтобы твой муж сохранил свою голову на плечах, не так ли?

Она кивнула головой, онемев от досады.

— Тогда слушай меня. Я знаю, что говорю.

— Конечно, конечно! Тем не менее, я ненавижу эти политические шахматные перестановки. Это — свадьба Фрэнсиса, и потому я приму ее. Но, клянусь своей матерью, не жди, что я буду раболепствовать и пресмыкаться перед ней. Госпожа Анна, я имею в виду леди Анна… — Она издала презрительный звук. — …И ее брат виконт — усыпаемые наградами выскочки, вот кто они, получат от меня не больше того, что требует этикет. Но я уверена, что ты с лихвой возместишь все это им. — И, нарочито шурша юбкой, громко ступая, она величаво покинула комнату.

Приезд герцога Норфолка и Генри Ниветта завершал прием гостей, приглашенных на свадьбу. И Анна Вестон, оглядывая Большой зал накануне свадьбы, должна была себе признаться, что, хотя она не выносила некоторых из присутствующих, собравшееся общество было гораздо более изысканным и блестящим, нежели на свадьбе у Маргарет.

Снова и снова она чувствовала, что ее пристальный взгляд останавливается на леди Анне Болейн, которую сэр Ричард, как своего нового покровителя после падения Уолси, посадил на почетное место. Внимательно рассматривая ее, Анна Вестон заметила, что, несмотря на роскошную одежду и драгоценности, эти большие темные глаза, даже сквозь грим, наложенный на лицо, выглядели утомленно — как будто ей пришлось проехать тысячу миль и все это ей страшно надоело. На какую-то долю секунды Анна Вестон почувствовала жалость к женщине, которая потрясла монархию до основания. Ей казалось, что Анна Болейн действует уже не по своей воле, а ею движет какая-то властная неумолимая сила.

Мысли Энн Пиккеринг тоже были об этой женщине: «Мне она не нравится. Совсем не нравится. Она безжалостная и злая. Опасное сочетание. Я бы хотела, чтобы Фрэнсис не был так близок с ней».

И в ней возникло такое сильное желание защитить Фрэнсиса от леди Анны, что она вдруг невольно заерзала в кресле.

Утренний рассвет в день свадьбы был ясным и спокойным для всех прибывших, размещенных в апартаментах вместе со своей прислугой и занимающихся своим туалетом перед свадебной церемонией. Некоторые из них разговелись рано утром в Большом зале, но большинство завтракали в своих комнатах. Только Уолтер Деннис, поднявшийся задолго до рассвета, усердно работал вместе с садовником сэра Ричарда. Он отвечал за украшение балконов для музыкантов зеленью и букетами цветов, а стен Большого зала — свисающими гирляндами из роз, водяных лилий, гвоздик и фиалок. Собственными руками он сплел венок из прекрасных белых роз на голову невесты.

Повар сэра Ричарда и его поварята и служки работали всю ночь, и теперь все было готово: говяжий бок, целый баран, гуси, каплуны, лебеди, павлины, цапли и фазаны. Было приготовлено две дюжины различных видов пирогов, креветки, устрицы, лосось и дюжина других рыб. Но самыми прекрасными произведениями кулинаров были богато украшенная голова хряка и приготовленный кондитером деликатес — сахарное древо любви, с которого свешивались лакомства в форме сердец, колец, и уз влюбленных.

— Сколько блюд будет подано на первое, Бернард? — спросила леди Вестон.

— Шестнадцать, миледи.

— А на второе?

— Восемнадцать.

— А на третье?

— Сто, миледи. Это самый прекрасный пир, который мы когда-либо готовили.

— Все должно быть подано на наших лучших хрустальных блюдах.

— Все, кроме головы хряка, которую нужно вынести на большом серебряном блюде.

Анна Вестон вышла из кухни и направилась в свою комнату, чтобы с помощью Джоан надеть праздничное платье.

Ровно в полдень вся свадебная процессия собралась в Длинной галерее. Здесь были Фрэнсис и вся его семья, за исключением его двух молодых кузенов-двойняшек Николаса и Чарльза Вернеев, которым предстояла особая роль в этой процессии. Как только подошли другие гости — придворные дамы и кавалеры, — все направились веселой, смеющейся толпой в домовую церковь сэра Ричарда, расположенную в западном крыле небольшого внутреннего двора. Когда Фрэнсис, сопровождаемый с одной стороны матерью, а с другой — сестрой, появился наверху лестницы, музыканты в ярких малиновых с позолотой ливреях, битком набившиеся на двух балконах над Большим залом, разразились самой веселой музыкой. Звуки лютни, виолы, духовых инструментов заполнили все вокруг.

Роза Пиккеринг услышала музыку в своей комнате, и ее сердце забилось от волнения. Она уже была одета в платье из белого атласа с буфами из серебристой ткани, с длинным кружевным шлейфом, ниспадающим от диадемы из хрусталя и жемчуга. Услышав шум, Пэг надела ей изящный венок из белых роз и отступила назад, чтобы полюбоваться на творение своих рук.

Раздался стук в дверь: это пришел шафер, чтобы вести ее в церковь. Фрэнсис выбрал Генри Ниветта. Роза увидела, что глаза его влажны от слез.

— Почему ты плачешь, Генри? — спросила она. — Сегодня же праздничный день.

— О, Анна-Роза, — ответил он. — Я так растроган из-за тебя. Я всегда буду твоим преданным другом.

Сделав над собой усилие и запросто утерев рукавом глаза, Генри предложил Розе руку и повел ее в Большой зал. Когда они подошли к лестнице, Николас и Чарльз Верней, два ее «пажа», одетые в голубой атлас с веточками розмарина, прикрепленными вокруг рукавов, выступили вперед, завершая ее эскорт. Музыканты, уже потные от усердия, играли так, будто от этого зависела их жизнь, сопровождая проход невесты через Большой зал в сторону церкви фанфарами.

Фрэнсис, стоя у алтаря перед священником сэра Ричарда, дожидался ее в великолепном пышном одеянии, сшитом специально для этого случая; медленно проходя к центральному приделу сквозь плотную толпу, заполнившую небольшое помещение, Роза заметила, как он мельком взглянул на нее. Она так сильно любила его, что не смела сейчас открыто встретить его взгляд, а опустила глаза, когда они оба стали на колени, ожидая начала этой торжественной и долгой церемонии. Но когда наконец все закончилось и они поднялись с колен, уже будучи мужем и женой, Фрэнсис взял ее руку и повел во главе всей процессии в замок Саттон на их свадебный пир.

Ему казалось, что они никогда не останутся одни, что тот момент, которого он ждал с тех пор, как впервые встретил ее, еще совсем девочкой, не наступит никогда. Шикарный банкет, который его мать так тщательно готовила, постоянно прерывался певцами и музыкантами, не говоря уж о новом шуте сэра Ричарда, смуглом коренастом испанце с хорошим голосом, правда не настолько, чтобы особо расхваливать его. Он вертелся вокруг новобрачной, вращая своими темными глазами, и отпускал довольно непристойные шутки, которые в конце концов должны были вывести жениха из себя.

— Исчезни, — прошептал Фрэнсис, — или, клянусь, я расквашу тебе лицо.

Наконец этот долгожданный момент наступил. Женщины повели Розу наверх. Потом и Фрэнсис удалился и под озорные шуточки приятелей, их похлопывания и подталкивания снял парадную одежду, облекся в ночную рубашку и был препровожден в недавно отделанную комнату, специально приготовленную для новобрачных. Она ждала его, опустившись на кровать, отгороженную четырьмя большими занавесями, на ней была скромная ночная рубашка, застегнутая до шеи, и ночной чепчик на голове. С криками: «Приятного времяпровождения! Иди туда, приятель!» — Фрэнсиса доставили к ней, и сама леди Вестон задернула занавеси вокруг них. Казалось, все вокруг успокоилось, но Роза видела, что Фрэнсис подмигнул ей и приложил палец к губам. Он осторожно высунул голову за занавеси, и потом последовали крики: «Вон, вон отсюда» — и небольшая драчка. Украдкой выглянув туда, Роза увидела, что Уильям Бреретон и Джордж Болейн нарушили их уединение и теперь были без церемоний выпровожены, при этом пинком ноги Фрэнсис помог им обрести надлежащую скорость.

Он запер дверь и потом без всякого стеснения снял рубашку и при свете свечей встал пред ней обнаженный. К его большой радости, она отозвалась на его движение, поднялась с кровати, неторопливо сняла сначала этот глупый кружевной чепчик и отбросила его. Ее великолепные рыжие кудрявые волосы рассыпались по плечам. Потом она также неторопливо сняла ночную рубашку. Наконец он мог увидеть ее такой, какой он всегда желал ее видеть — без одежд, которые прятали прекрасно сложенное тело.