— Надеюсь, вы понимаете, что я буду вынуждена обращаться к вам по имени, так что не сочтите это излишне фамильярным, — сказала Эме Обиньи, садясь в карету.

— Я скажу вам тоже самое, — улыбнулась в ответ Йола.

— Отлично, Йола, — ответила Эме. — Думаю, это будет увлекательное приключение, но нам придется проявлять осторожность, великую осторожность, чтобы никто, даже мой обожаемый герцог, не догадался, кто вы такая.

— Мой секрет известен лишь вашей тетушке, — сказала Йола. — Она была чрезвычайно добра ко мне.

— Тетушка — замечательный человек, — ответила Эме. — Она была так счастлива с вашим отцом после безрадостной молодости.

— Мне ничего не известно о ее прошлом, за исключением того, что она была замужем за месье Реназе.

— Да, она была замужем. Она вышла за него, когда ей было семнадцать. До самой его смерти ее жизнь была нескончаемой чередой унижений и обид.

Йола пробормотала слова сочувствия. Эме продолжила:

— Наверное, вы не знаете, что отец тети Габриель, мой дед, был выдающимся человеком.

— Расскажите мне о нем, — попросила Йола.

— Он был ученым и написал несколько книг, главным образом скучных научных трактатов, ценимых лишь в кругу таких же ученых мужей, как он. Он пользовался большим уважением в его родном Бордо. — Эме умолкла, словно вглядываясь в прошлое, затем заговорила вновь: — К сожалению, он не питал теплых чувств к собственной семье и, когда приходила пора выдавать дочерей замуж, делал это без колебаний.

— Похоже, брак всегда занимает мысли наших родственников, — с легкой горечью прокомментировала Йола.

— Мои дедушка и бабушка не были исключением, — произнесла Эме, — и тетю Габриель, умницу и красавицу, выдали за пятидесятилетнего мужчину, поскольку он был важной фигурой в Бордо и его окрестностях.

— И ей ничего не оставалось, как подчиниться воле родных.

— Разумеется, — подтвердила Эме. — Она боялась мужа и прониклась к нему отвращением с первых же дней брака. Но все это не имело никакого значения, потому что родители тети Габриель гордились своим зятем.

— Вы говорите, она была несчастна? — спросила Йола.

— Месье Реназе крепко пил и имел привычку вымещать свою злобу на лошадях и жене. К счастью, одна из лошадей однажды, не выдержав зверского обращения, встала на дыбы и сбросила его, так что муж тети Габриель сломал себе шею.

— И ваша тетя стала свободна.

— Ненадолго, — с улыбкой подтвердила Эме. — Она приехала в Париж, познакомилась с вашим отцом, и они влюбились друг в друга.

— Значит, ее история все-таки закончилась счастливо.

— Надеюсь, что счастливо закончится и ваша, — ответила Эме. — Я понимаю ваши намерения и сочувствую вам. Поскольку мне была известна история тети Габриель, я дала себе слово, что ни за что не стану страдать, как она. — Немного помолчав, Эме добавила: — Когда родители сообщили мне, что договорились о моей предстоящей свадьбе, я просто сбежала из дома.

— Куда же вы убежали? — не удержалась Йола.

— Я приехала в Париж, — ответила Эме. — К счастью, я знала несколько человек, общавшихся с так называемыми «щеголями».

И она поведала Йоле о том, как сначала ей покровительствовал некий юный аристократ. Она даже вообразила, что влюбилась в него.

— Но вскоре я в нем разочаровалась, — призналась Эме. — Мне некого винить, кроме самой себя. Я обманулась его приятной наружностью и обаянием, наивно считая, что я — единственная женщина в его жизни.

— Когда вы узнали правду, вы почувствовали себя несчастной? — спросила Йола.

— Сначала я была в отчаянии, но недолго, — беспечно ответила ее собеседница. — Париж — веселый город, в котором много соблазнов. Поэтому я довольно быстро утешилась. Моего внимания добивались другие мужчины.

Йола внимательно ее слушала.

Помолчав какое-то время, Эме Обиньи заговорила снова:

— Преподанный судьбой урок был суровым, и я дала себе слово больше не обманываться в людях. Я отвергла немало предложений, причем самых лестных, пока наконец не встретила герцога.

— Вы сразу поняли, что влюбились в него? — спросила Йола.

— Почти сразу, — последовал ответ. — Но я не хотела обмануться во второй раз и проявила изрядную осторожность и благоразумие.

— Как же все случилось? — спросила Йола, сгорая от любопытства.

— В конечном итоге я поняла, с каким замечательным человеком меня свела судьба и как много он дал мне. — На лице ее гостьи было написано недоумение, и Эме поспешила добавить: — Я не имею в виду деньги. Я говорю о вещах нематериальных. Знаете, я не устаю повторять ему, что именно он научил меня ценить прекрасное, понимать искусство и разбираться в нем. Кроме того, как я теперь понимаю, благодаря ему я научилась разбираться в людях.

— Мадам Реназе говорила, что у вас в Париже салон, не уступающий салону самой принцессы Матильды.

— Тетя Габриель льстит мне, — ответила Эме. — Лишь благодаря герцогу мы имеем честь принимать литераторов и прочих представителей творческих профессий. В глазах столичного общества я лишь любовница знаменитого человека. — В ее голосе звучала неподдельная нежность. — Но те, кто приходят в мой дом или кого мы принимаем в особняке герцога, не позволяют себя даже малейшего уничижительного намека в мой адрес и обращаются со мной как с императрицей. Для меня это очень важно.

— Разумеется, — согласилась с ней Йола.

Затем, поскольку маркиз не выходил у нее из головы, юная графиня, понизив голос, промолвила:

— Ваша тетя сказала мне, что вы знакомы с маркизом де Монтеро.

— Да, я хорошо его знаю, — спокойно ответила мадам Обиньи. — Но было бы лучше, если бы вы сами его узнали. Чужие оценки часто бывают неверными. Поэтому не стану вам ничего рассказывать об этом человеке. Завтра вечером вы с ним непременно встретитесь.

Заметив в глазах Йолы испуг, мадам Обиньи рассмеялась.

— Я знаю, что вы жаждете получить ответы на ваши бесчисленные вопросы, — сказала она. — Но поверьте мне, вы сами ответите на них, после того как познакомитесь с Лео. Кстати, так его называет весь Париж.

Тем временем карета подъехала к магазину на улице Де-ла-Пэ. Йола выглянула в окошко в надежде, что они остановятся возле дома номер шесть.

Именно здесь знаменитый Чарльз Фредерик Ворт создавал свои платья, сшитые по последней моде, а затем рабски копируемые чуть ли не всеми парижанками — от императрицы до простой прачки.

Однако, к своему удивлению, Йола обнаружила, что они остановились на другом конце улицы.

— Мы с вами так заболтались, что я не успела сказать, почему мы не станем заезжать к месье Ворту, — объяснила Эме, когда лакей открыл дверцу кареты. — Дело в том, что он отъявленный сплетник, и завтра весь Париж будет знать, что он чудесным образом изменил вашу внешность и вы уехали из его ателье преображенной.

— Я не подумала об этом! — воскликнула Йола.

— Кроме того, я решила, что нам подойдет другой портной. Он тоже своего рода гений. Его зовут Пьер Флоре. Он тот, кто нам нужен.

— В очередной раз могу лишь поблагодарить вас, — улыбнулась юная графиня.

Они шагнули с подножки на тротуар и вошли в магазин на первом этаже здания. Первой в залу вошла Эме и тотчас удостоилась бурных приветствий от продавщицы. Предложив обеим женщинам сесть в кресла, та пошла звать месье Флоре.

— Пьер Флоре — молодой человек, — пояснила мадам Обиньи своей спутнице. — Он честолюбивый молодой гений. Таким же когда-то был и месье Ворт, когда только приехал в Париж.

— Мне казалось, месье Ворт как был, так и остается гением, — заметила Йола.

— Верно, — согласилась Эме. — Но боюсь, он пресыщен Парижем и утратил вкус к жизни. — Улыбнувшись, она добавила: — Впрочем, разве его можно винить? Поскольку императрица заказывает платья только у него, все остальные женщины валяются у него в ногах, умоляя сшить для них что-нибудь оригинальное, чтобы чем-то выделяться среди тысяч других, которые заказывают то же самое.

Йола улыбнулась.

— Пьеру Флоре всего двадцать два года, — продолжила Эме, — но вы оцените его ум и талант и поймете, что он на много лет опережает свой возраст.

В следующую минуту Пьер Флоре учтиво склонился над рукой Эме Обиньи и рассыпался в извинениях за то, что заставил ее ждать. Глядя на него, Йола решила, что он производит впечатление человека умного и артистичного. Он был на удивление тощ, словно ему постоянно не хватало времени, чтобы поесть.

Эме объяснила ему, что ее спутнице нужны платья, которые помогут ей выглядеть старше, и он не стал задавать лишних вопросов, лишь смерил Йолу оценивающим взглядом художника. При этом ей показалось, будто он не только изучил ее внешность, но и вник в суть ее характера, чтобы затем отразить его в своих творениях.

— Это крайне важно, месье Флоре, — сказала ему Эме. — Действительно очень важно для меня и для моей дорогой подруги.

Пьер Флоре на мгновение застыл на месте, как будто обдумывая ее слова, а затем сказал:

— Вы всегда были очень добры ко мне, мадам. Более того, я обязан вам, по меньшей мере, половиной моих нынешних клиенток, которых вы ко мне присылали. Теперь я хочу отплатить вам добром за добро.

— Каким же образом? — удивилась мадам Обиньи.

Флоре понизил голос, чтобы никто не мог их услышать, и сказал:

— Думаю, нет смысла говорить вам, что каждый кутюрье хранит в тайне свою последнюю коллекцию нарядов до той минуты, когда показывает ее публике.

— Да, я наслышана о вашем соперничестве. Многие пытаются выведать чужие секреты, подсылая платных соглядатаев, — улыбнулась Эме Обиньи.

— Мы работаем над нашими осенними коллекциями, — продолжил месье Флоре. — Полукринолин, творение месье Ворта, покорил весь Париж, и теперь все с нетерпением ждут, что в августе появится нечто новое.

— Я тоже жду, — бесхитростно призналась мадам Обиньи. — Неужели вскоре мы вообще будем обходиться без обруча?

— Мой секрет, которым я поделюсь только с вами, — ответил Пьер Флоре, — состоит в том, что мне уже известно, какие мысли вынашивает великий месье Ворт.

В глазах Эме Обиньи вспыхнуло любопытство. На свете нет ничего, что любая француженка ценила бы выше, чем последний крик моды.

— Скажите мне, скажите, умоляю вас, что именно? — взволнованно взмолилась она.

— Не только скажу, — ответил месье Пьер Флоре, — но и покажу, если вы и ваша подруга сейчас пройдете со мной.

— Вы еще спрашиваете! — воскликнула Эме, встав с кресла.

Вместе с Йолой они последовали за месье Флоре в дальнюю часть дома, где располагались небольшие примерочные. Еще дальше, в самом конце коридора, находилась дверь. Хозяин достал из кармана ключ и открыл ее.

— Я нарочно отделил мою тайную пошивочную комнату от остальных помещений, — пояснил он. — Именно там я прячу мои законченные творения.

С этими словами он открыл дверь, ведущую в крошечную комнату. Здесь на стальной перекладине висели вешалки с несколькими платьями. Их было немного, примерно полдюжины. Сняв одно из них, месье Флоре продемонстрировал его гостям.

Обе женщины восхищенно ахнули. Платье не только было без кринолина; все складки в нем с боков переместились назад. Спереди оно плотно облегало фигуру, делая ее похожей на античную статую, а сзади тянулся длинный шлейф.

Платье было таким элегантным, мягким и изящным, что Йола удивилась, почему никому раньше не пришло в голову, как неестественен этот жесткий кринолин!

— Так вот что представляет собой последний крик моды! — почтительно прошептала Йола.

Месье Флоре снял другое платье, затем еще одно.

Декольте было низким и открывало плечи, талия — узкой, рукавов, в сущности, не было, если не считать кружевных рюшей или нескольких бантов.

Юбки, пышные только сзади, были кое-где перехвачены гирляндами цветов. Другие ниспадали вниз к шлейфу каскадом оборок и кружев.

— Именно это моя подруга мадемуазель Лефлёр должна надеть завтра вечером! — воскликнула восхищенная Эме.

Лицо месье Флоре выражало недоумение.

— Завтра вечером, мадам? Я не ослышался?

— Почему нет? — спросила мадам Обиньи. — Герцог устраивает завтра вечером прием в своем особняке на Елисейских Полях. Будет внушительный ужин, после которого мы ждем много гостей. Я хочу, чтобы мадемуазель Лефлёр произвела сенсацию. Разве может быть иначе, если на ней будет это восхитительное платье?

Месье Флоре на мгновение задумался.

— Вы правы, мадам. Я хотел приберечь эти платья в качестве сюрприза до званого вечера в честь принца Уэльского, который со дня на день прибудет в Париж на Всемирную выставку, или для бала в Тюильри, когда к нам в столицу пожалует его величество русский царь Александр с двумя сыновьями.