Карл не ответил, но по губам его скользнула циничная усмешка. Он-то всегда подозревал, что в Еве есть много такого, о чем ее близкие и не догадываются.

Ева медленно подняла голову, в лице ее не было ни кровинки.

— Рэч, надо позвать лорда Грэнтэма. Ах, вот и он. И вас, сэр, поднял этот шум?

Джулиан выглядел взволнованным, его черные волосы являли разительный контраст с бледным лицом и повязкой на голове.

— Клянусь всеми святыми… Что происходит?

— Вас предали, господа. Предал наш благочестивый дядюшка. И теперь вас нужно надежно спрятать.

Ева почти спрыгнула с приоконной скамьи и чуть поморщилась, заслышав визгливый голос Энтони, требовавший впустить их. Потом повернулась к сестре.

— Рэч, пусть Долл быстро пройдет в комнаты гостей, спрячет их вещи.

— Мы сможем это сделать сами, — встрепенулся Джулиан.

— Некогда! А ты, Рэч, дай мне ключи от перехода. Живее. Это единственное место, о котором дяде ничего не известно. И где это Томас Легг? Он ведь где-то в замке. Пусть он их проводит.

— Нет, Ева! — вскрикнула Рэйчел. — Мы не можем…

— Мы должны! Скорее, иначе эти олухи взломают дверь. Давай ключ. А вот и Томас. Этот шум переполошил всех. Теперь вы, Стивен и Рэч, бегите, задержите еще немного «круглоголовых». Вы же, господа, идите за мной. Томас, проводишь их.

Гигант охранник выглядел смущенным. Он шел следом за Евой и гостями, что-то бормоча под нос. Похоже, ругался.

Ева провела короля и его спутника в библиотеку. Джулиан невольно поежился, косясь на маски горгулий на стене.

— Куда вы нас ведете?

Ева не отвечала. Почти пробежав расстояние до двери у камина, она нервно отомкнула замок, толкнула дверцу. Засов с внутренней стороны был поднят. Из темного провала за дверью на них пахнуло затхлостью и холодом.

Ева указала им на проход:

— Сейчас вы войдете туда и узнаете нашу тайну — ужасную тайну Сент-Прайори. Правда, — она устало устремила на короля печальный взгляд, — это уже не имеет никакого значения. Единственное, о чем я молю вас, молчать о том, с чем вы встретитесь. Полагаюсь на ваше благородство, милорды.

Она кивком указала на проход.

— Томас, веди. И ради Бога, охраняй их.

Они вошли, еще не понимая, почему им стало так не по себе, когда дверца закрылась и послышался лязг замыкаемого замка. Томас Легг возился в темноте, потом они услышали стук кремня по кресалу. Вспыхнул факел, неровное красноватое пламя высвечивало низкий полукруглый свод над головой и узкий проход с лестницей в конце. Стены, когда-то беленые, сейчас светились наготой камня; злобно скалилась отвратительная маска химеры, выбитая в стене.

— О, Дева Мария! — испуганно перекрестился Джулиан и повернул к королю лицо с расширившимися глазами. — Кажется, я догадываюсь, куда мы идем.

Молчаливый Томас Легг шел впереди, увлекая их за собой. Проход был узкий, двигаться можно было лишь гуськом. Они миновали узкое окошко, сплошь затянутое паутиной, точно здесь давно не бывало людей. Но оба гостя уже догадывались, что редко, когда кто-то не проходил по этому коридору. Потом был поворот, и вверху открылась площадка, куда вела лестница. Карл на миг замешкался.

— Это ход в кабинет покойного лорда?

Их провожатый, не оглядываясь, кивнул:

— Да. А вот эта лестница ведет на галерею, уводящую к руинам. Но мы пойдем не по ней, хотя этот ход и более удобен, а под землей.

Они поначалу не поняли — вход закрывала каменная плита. Томас повернул какой-то рычаг, плита с гулом повернулась, и они прошли, а тяжелый камень встал на место. Крутые потрескавшиеся ступени вели вниз. Сверху лохмотьями свисала паутина, стены прохода были сырыми.

— При монахах здесь был подземный ход, ведший в часовню за озером. Потом им никто не пользовался. Пока лорд Робсарт… Да что там. Сами увидите.

Они продолжали спускаться. Ступени были скользкими; одна выломилась и встала ребром, перегораживая спуск. Томас привычно переступил через нее, чуть задержался и посветил факелом своим спутникам. Стоял сильный запах гниения, мокрого камня, пол был осклизлым, порой под ногами чавкала наползшая откуда-то грязь. Свод становился все ниже, приходилось сильно нагибаться; и они то и дело косились на трещины в камне над головой.

— По крайней мере, здесь нас не обнаружат, — молвил король, стараясь придать голосу веселое выражение, но сам вздрогнул: так странно и глухо звучала человеческая речь в этом подземелье. Они шли долго. Коридор сделал резкий крен в сторону, и Карл догадался, что он огибает озеро. Он ясно припомнил готические руины за озером и старую башню. Да, бесспорно, путь по открытой галерее наверху был удобнее. Ходил ли по нему кто-либо после загадочного появления призрака и гибели Патрика Линча? Даже если Карла это заинтересовало, то желания спрашивать у него не возникло, уж слишком все выглядело мрачным и таинственным. Даже зловещим.

В конце прохода замаячил свет, а потом появилась какая-то тень, загораживающая арку в конце. Томас окликнул:

— Бен, это я, но не один. Миледи велела провести их сюда. Их ищут солдаты мятежников.

Но Бен Петтигрю не спешил открывать проход и даже спросил, не пьян ли Том. Тот стал тихо ругаться и вновь объяснил, что привести сюда чужаков было велено самой миледи. Которая из сестер отдала наказ, он не уточнял, но Бен уже сообразил, что пререкаться поздно, и отступил.

Они оказались в прямоугольном помещении, наподобие старинной крипты[16]. Здесь сохранились даже остатки древнего каменного алтаря, служившего теперь обычным столом, так как к нему были придвинуты скамейки, а на его покрытой сукном поверхности стоял кувшин и лежала булка с луковицей и куском початой колбасы; у стены располагалась лежанка, на полу была рассыпана солома. Далее помещение перегораживала решетка, за которой также была навалена куча соломы, еле различимая во мраке. Воздух был ужасный, тяжелый, с резкой вонью. Король и Джулиан невольно вглядывались во мрак — там, за решеткой, на соломе кто-то находился. Они различили движение, а потом… Дикий вой, и что-то ужасное стремительно кинулось в их сторону. Оба резко вскрикнули и отпрянули. Вцепившись в кованые прутья когтистыми руками, на них глядело жуткое, безобразное существо. С трудом верилось, что это человек.

— Успокойтесь, господа. Он заперт и не причинит вам вреда.

Они не могли произнести ни слова. Только смотрели.

Да, это был человек, но что-то было в нем нелюдское. Из вороха лохмотьев торчали поросшие рыжей шерстью чудовищно длинные руки, когтистые кисти вцепились в прутья. А над ними — широкое злобное лицо, жесткие бурые волосы, спадающие на низкий лоб, клочьями росшие на скулах и подбородке. Плечи казались очень узкими, что особенно бросалось в глаза в сравнении с невероятной длиной рук. Существо сидело на корточках, глядя на них снизу вверх, и его колени поднимались выше уровня плеч. Оно походило на жуткого насекомого, паука, но лицо, эта отвратительная морда, было словно сродни каменным маскам химер. Низкий лоб сходился складками у переносицы, выпуклые надбровные дуги таили под собой блестящие прозрачно-желтые глаза, отблеск которых казался особенно жутким рядом с воспаленными белками и морщинистыми красноватыми веками. Нос был почти идеальной формы, но на этой злобной маске даже он казался уродливым, так как словно был неестественно мал, особенно рядом с чудовищно широкими скулами и тяжелыми челюстями. Рот монстра был полуоткрыт — губастый, слюнявый, не скрывавший огромных, торчащих наружу клыков. Клыков упыря, длинных и заостренных на конце, словно обточенных. С них капала слюна, будто яд сочился из зловонной и отвратительной пасти.

Королю стало дурно, он поспешил отвернуться и рванул ворот. Джулиан смотрел как завороженный и точно под гипнозом двинулся вперед. Бен Петтигрю успел его остановить, почти оттолкнув.

— Осторожней, сэр. Ник очень опасен.

— Ник? — как в забытьи переспросил Грэнтэм. — О Боже! Это Николас Робсарт?! Сын покойного лорда Дэвида?

Король наконец смог оглянуться. Ужасно, но все же в этом чудовище и в самом деле угадывалось сходство с бароном, даже с Евой. Этот точеный нос… Королю опять стало не по себе. Он стоял, хватая ртом воздух, и видел, как безумец, блестя совиными глазами, глядит то на него, то на Джулиана. Ноги подкашивались, кто-то из охранников усадил его у стены на лежанку. Потом охранники стали негромко переговариваться. Он не разбирал слов, да и соображал туго. Рядом опустился Джулиан.

Король покосился на лорда. Лицо у того было словно каменное, веки полуопущены. Он что-то бормотал, и Карл разобрал слова, текст Писания: «И трепет объял меня, и кости мои задрожали от страха…»

Потом Грэнтэм вздохнул:

— Я уже видел его, сир. Тогда, на лестнице. Но не поверил, что это живое существо, и принял его за химеру… За ожившую маску горгульи.

Карл чуть кивнул. Немудрено, что он отнес слова лорда на бред.

Охранники по-прежнему переговаривались, потом один из них, кажется, Томас, подал им чашку с разбавленным элем. Ее не приняли, и Томас согласно кивнул:

— К этому и в самом деле надо привыкнуть. Я вон на войне всякое повидал, но когда покойный милорд приставил меня к Нику, я просыпался по ночам в холодном поту и боялся даже собственной тени. Пить тогда начал.

Бен что-то проворчал, а потом повторил более отчетливо:

— Из-за твоих пьянок этот парень сбегал несколько раз.

Томас не ответил. Он глядел на сумасшедшего, и, когда тот стал возиться и подвывать, цыкнул на него, погрозив плеткой. Плетка имела несколько хлыстов и заканчивалась впаянными крючьями. Безумец втянул голову в плечи, его лицо исказилось гримасой страха и дикой злобы.

— С ним вообще-то можно справиться, правда, с трудом. Его хоть и держат впроголодь, но силы-то у него на двоих. Нас с Беном он боится, а барона даже признавал, хотя и боялся пуще нас. Тот частенько усмирял его, избивал до крови. Ненавидел лорд его ужасно, несмотря, что сам и породил.

Карл и Джулиан по-прежнему не сводили с безумца глаз.

— Это он… убивал?

Охранники переглянулись. Наконец Бен произнес:

— Вы ведь и так уже все знаете. Что ж, расскажу. Нам-то здесь, как я понял, еще немало времени коротать.

И он рассказал, что мать Николаса сама была женщиной безумной. Правда, родня ее это скрывала, да и сама леди Шарлотта долгое время не проявляла никаких признаков помешательства. Она была красавицей, недаром лорд Робсарт завел с ней роман. Когда он узнал, что с ней не все в порядке, она уже понесла от него. Барон не хотел с ней связываться, но королева настояла. Ее Величество тогда ни о чем не ведала, а узнала все, когда уже ничего нельзя было поправить, и безумство Шарлотты де Бомануар выплеснулось наружу. Говорят, она просила у лорда Дэвида прощения и даже на коленях стояла, особенно когда ее августейшему супругу понадобились полководческие таланты Робсарта. Но лорд их не простил и примкнул к парламентариям. Леди Шарлотта тогда уже родила Николаса и совсем помешалась. Ее держали взаперти, скрывали как могли. То, что с Николасом тоже не все в порядке, вскоре стало очень видно. Кормилицы боялись его, их приходилось часто менять, но потом поползли слухи, что сын милорда — маленькое чудовище.

Тогда Робсарт услал и безумную жену, и сына к их родне во Францию. Бомануары поспешили упрятать Шарлотту в какой-то монастырь, где она вскоре и погибла, прыгнув с башни. Николаса, пока был мал, пытались лечить, но вскоре и его пришлось прятать — уж больно он был ненормален. С ранних лет он проявлял склонность к жестокости и насилию: мучил и убивал животных, а потом стал бросаться на людей. Он был, как дикий зверь, все норовил кого-нибудь покусать, искалечить. Упырь какой-то, а не ребенок — он становился спокоен, лишь глотнув крови. Его стали запирать, избивать, запугивать. И прятать От всех.

Лорд Робсарт порой вместе с Патриком Линчем и с Беном ездил навестить его. Но эти визиты были столь мучительны для барона, что он делался после них больной, ходил подавленный и все твердил о проклятье рода Робсартов. Потом он и вовсе перестал ездить, постаравшись забыть о ненормальном сыне. Он много воевал, и это словно успокаивало его, отвлекало от мыслей об ужасном отпрыске. А затем пришло известие от Бомануаров: Николас загрыз служанку. Просто съел. Он и раньше набрасывался на людей, но пока был ребенком, они справлялись с ним. С годами сила в нем прибывала, а ум постепенно исчезал; он все более походил на чудовище, и Бомануары уже не справлялись с ним. Они пожелали вернуть его отцу, пригрозив, что, если он не примет сына, они расскажут о Николасе и тем самым запятнают имя Робсартов.

Лорду Дэвиду пришлось принять меры. Он устроил для сына это тайное обиталище и перевез его в Англию. С тех пор в Сент-Прайори больше не бывало гостей, а на замок лег покров тайны. Николасу, когда его привезли, было лет пятнадцать, но выглядел он уже как сейчас — чудовище без возраста. Говорят, такие долго не живут, но Николас пока не собирается умирать, а у Робсарта, как бы он ни ненавидел сына, не поднималась рука убить его. А вот Николас убивал. С ним приходится быть предельно осторожным — он дьявольски хитер и изворотлив. Его кормят впроголодь, и если выпускают, то только поскакать в пустом пространстве внутри старой башни. Рядом с ним обязательно находится страж с плеткой, которую монстр боится панически, как и псов Робсарта. Его безумный дьявольский ум позволял ему несколько раз убегать. Он вылазил порой прямо по стене, но далеко от башни не отходил, боялся, видимо, псов. Это случилось, когда пару раз Том Легг, выпивши, начинал дремать. С плеткой, конечно. Если в руках плетка, безумец и не приблизится. Прежний охранник, Филип Блад, как-то оказался без нее, и от него остались одни лохмотья. Все списали на псов, как и ранее, с тем охранником-французом, что состоял при Николасе еще со времен его пребывания в Бретани. Как и с Джеком Мэрротом, когда тот Бог весть зачем пришел ночью к руинам.