Симона Вилар - Замок тайн

Она быстро отошла от потрясения, в отличие от своей сестры. Та же теперь тихо сидела на скамье, уткнувшись лицом в ладони, и плечи ее чуть подрагивали. Кто-то из солдат Гаррисона принес ей кружку воды.

Стивен Гаррисон внимательно глядел на спасителей своей невесты. Его волосы растрепались, длинная прядь упала на проницательные светло-голубые глаза. Он перевел взгляд с Джулиана на короля, потом опять окинул взглядом более нарядного молодого лорда. У Джулиана сложилось впечатление, что, несмотря на их пуританский вид, этот парень сразу понял – они не те, за кого себя выдают. Да, он знал таких людей, как Гаррисон, и понимал, что их не проведешь. Все же он ощутил облегчение, заметив, что Стивен более внимательно смотрит на него, чем на короля.

– Имею честь представиться, – чуть поклонился Стивен. – Полковник парламентской армии Стивен Гаррисон. К вашим услугам, джентльмены.

– Чарльз Трентон, – приподняв шляпу, представился король с той легкой непринужденностью, какая не оставляла его даже в самые трагические минуты. – А это мой попутчик, комиссар сэр Джулиан Грэнтэм. Мы едем по делам генерала Гаррисона, и у нас есть подорожная, подписанная самим лордом-протектором.

У Джулиана сжалось сердце при мысли, что Стивен попросит предъявить документ. Но тот лишь кивнул.

– Примите мою сердечную благодарность, джентльмены. Отныне я ваш вечный должник.

Его манеры были несколько сдержанными, как у истинного пуританина, но вместе с тем простыми и приветливыми.

Ева же открыто улыбалась. Улыбка у нее оказалась восхитительная, а на щеках играли прелестные ямочки.

– Что же до меня, господа, то я до конца своих дней стану молить за вас Бога, и признательность Евы Робсарт не будет знать границ. Вы спасли нас – заступились, как самоотверженные самаритяне и… О, Рэйчел, да перестань плакать! Поблагодари джентльменов.

Рэйчел Робсарт подошла. Лицо ее было все еще заплаканным. Но сейчас, в обрамлении черных растрепанных кудрей, оно показалось Джулиану трогательным и привлекательным. Интересно, узнала ли она его? Похоже, что нет.

Девушка присела в глубоком реверансе, погружаясь в пышные юбки. В глазах ее все еще стояли слезы, но она улыбнулась сдержанной полуулыбкой, исполненной скромности и приветливости.

– Как мне выразить свою признательность?.. Наверное, таких слов просто не существует… – тихо произнесла она, и ее голос, печальный, но глубокий и чистый, умилил Джулиана.

– Ты не слишком-то красноречива, сестра, – заметила Ева, и опять Джулиану не понравилось, как она смотрит на короля. – Я же, господа, от всего сердца приглашаю вас…

– Ева! – прервал ее Стивен. – Думаю, в сложившейся ситуации это излишне. – Он вновь поклонился: – Не сочтите меня нелюбезным, джентльмены, но в данном случае лучше всего будет, если вы уедете из этих мест. Я, конечно, не допущу никаких вольностей, но народ в этих краях неспокойный, грубый. Вы же оскорбили их живого мессию, их кумира – Захарию Прейзгода, а люди злопамятны.

– Стив! – всплеснула руками Ева, но молодой Гаррисон мягко ее остановил и сказал, что после того, что она сегодня учинила, ей вообще стоит держаться потише.

Для себя же Джулиан отметил лишь одно – несмотря на все происшедшее, они свободны. А значит, его король в безопасности.

Но он увидел, что Карл не сводит горящих глаз с раскрасневшейся, что-то доказывающей жениху Евы. Джулиан хорошо знал, что предвещает этот взгляд.

– О, сэр… – умоляющим голосом произнес он.

– Но ты ведь сам говорил, что путешествовать в воскресенье у пуритан не принято, – улыбаясь, пресек король слабую попытку спутника вразумить его.

В принципе, это был веский аргумент. Похоже, и Ева Робсарт склонила к тому же своего жениха. Стивен подошел к ним несколько сконфуженный, немного стыдясь той явной власти, какой обладала над ним леди Ева.

– Видимо, вам лучше задержаться до завтрашнего дня. Я прослежу за вашей безопасностью.

– Не стоит, сэр, – улыбаясь, пожал плечами Карл. – Лучше следите за безопасностью этих очаровательных леди. Хотя… ваши храбрые гвардейцы и так уже навели порядок. А то, что случилось, так это, как гласит пословица: где женщина и гуси, там не обходится без шума.

Джулиан негромко кашлянул, давая понять Карлу, что тот говорит сейчас как роялист, но Карл уже и сам это понял и, отвесив поклон, направился к выходу.

Уже у дверей он обернулся. Ева глядела ему вслед. Глаза короля и Евы Робсарт встретились.

Большое овальное зеркало в черепаховой с оловом раме было прикреплено к стене под небольшим наклоном, отражая богато обставленную комнату круглой формы – покои молодой женщины в башне старинного замка. Казалось, все в этих покоях дышало уединением, роскошью и негой. Но вот напротив зеркала распахнулась дверь, и Ева Робсарт почти вбежала в комнату, на ходу сбрасывая плащ на руки семенящей следом пухленькой горничной. Она кинулась к зеркалу и приникла к своему отражению: тонкие ноздри чуть подрагивали, лицо бледное, локоны развились и в беспорядке свисают вдоль щек. А красивые глаза так и горят!

– О боже мой!.. боже мой! – выдохнула она в лицо своему отражению, потом почти упала в кресло, тяжело дыша и не сводя с зеркала глаз.

Горничная, прижимая к груди плащ, плакала.

– О, миледи!.. Такой ужас! Как они посмели?! Вы – дочь барона Робсарта, а они…

Ева только что приехала, и служанка, узнав из скупых слов Стивена Гаррисона и Рэйчел, что случилось, была напугана до слез.

– О боже, боже, – всхлипывала она. – Я ведь чувствовала: что-то случится! Что-то дурное… Не стоило вам ездить к этим фанатикам в Уайтбридж.

– Поди вон, Нэнси, – раздраженно оборвала причитания горничной Ева. Она произнесла эти слова спокойно и без гнева. Мысли ее витали где-то далеко, ей просто необходимо было побыть одной.

Ее верная служанка даже опешила, не понимая, чем не угодила госпоже. Уже уходя, она взглянула на леди с укором.

В зеркале было видно, как за нею закрылась тяжелая дверь, но Ева Робсарт словно не заметила этого. Она глядела на себя так, будто видела впервые.

– Ты, – она прижала пальчик к зеркалу, – ты сегодня видела короля. Его величество Карла Второго Стюарта. И он спас тебе жизнь…

Она откинулась в кресле, закинула руки за голову, улыбалась, мечтательно глядя в сводчатый потолок над головой. Авантюрная жилка скоро заставила Еву опомниться. И именно это свойство натуры не давало ей покоя, кружило голову при одном напоминании, что спас ее сам король. Король-беглец, за голову которого назначена немыслимая награда – тысяча фунтов. Но это для плебеев все решают только деньги, а для нее, Евы, награда должна стать иной. Король здесь – и она ему понравилась! Всю дорогу домой Ева напряженно размышляла о происшедшем, невпопад отвечала на взволнованные вопросы Стивена о своем самочувствии.

И вот она дома, в Сент-Прайори. Уайтбридж, вместе с королем, остался позади, но она не могла успокоиться. Глупо. Разум говорил, что приключение окончено и ей остается только отвлечься, не будоражить себе душу помыслами о том, как восхищенно и жадно глядел на нее Карл Стюарт.

Она окинула взглядом покой. Сент-Прайори был старинным замком, возникшим на месте древнего бенедиктинского аббатства, которое досталось ее предкам во время роспуска монастырей при Генрихе VIII.[8] И хотя Сент-Прайори после этого перестраивали, он так и не утратил средневекового духа, напоминающего о былом существовании аббатства. Каменные стены, сводчатые потолки, стрельчатые арки дверей и окон – ото всего веяло стариной и основательностью. Но Ева была женщиной другого времени, и свои апартаменты в одной из башен старого аббатства она превратила в очаровательное гнездышко. Теперь это стала богато украшенная комната дамы, с изысканной мебелью в новом вкусе, с инкрустациями и резьбой; каменную кладку стен скрывали фландрские шпалеры ярких сочных тонов с тиснением; на двух больших стрельчатых окнах висели длинные портьеры из золотистого индийского штофа. Таким же штофом была убрана роскошная широкая кровать на возвышении, с резными столбиками по углам, поддерживающими пышный балдахин, с которого свисали богатые драпировки, соединенные позументом.

Ева глядела сейчас на всю эту роскошь едва ли не с отвращением. Она не любила Сент-Прайори. Ее тяготил старый замок с его тайнами и преданиями, где давно не было гостей, не играла музыка, где в запутанных коридорах, помнящих еще тихую поступь монахов, лишь изредка попадался кто-то из немногочисленной прислуги или спешила куда-то озабоченная Рэйчел. Вот для ее сестры Сент-Прайори всегда был истинным домом. Она никогда не задумывалась над страшным проклятием последнего аббата Сент-Прайори, которого ее предок, барон Джон Робсарт, выгнал из обители прямо на дорогу умирать в нищете, когда король Генрих дал ему аббатство в ленное владение. Тогда аббат проклял род Робсартов до седьмого колена, и с тех пор ни один из их семьи не дожил до спокойной старости, каждый умер при трагических обстоятельствах.

Начал эту страшную традицию сам барон Джон Робсарт, свалившись с лестницы и сломав себе шею. До нынешних дней сохранилось поверье, что его напугал призрак загадочного черного монаха, который выплыл к нему из пустынного прохода. С тех пор поговаривали, что черный монах неизбежно возникал перед каждым очередным владельцем Сент-Прайори незадолго до его кончины.

Правда, в последние годы призрак как-то позабылся. Настал новый век, о преданиях не хотелось думать. Старший брат Евы, Эдуард, даже посмеивался над старинной легендой. Но он почти не бывал в Сент-Прайори, так как в основном жил за границей. Однако и его постигла смерть, когда он приехал в Англию и, вопреки воле отца, стоявшего за парламент, вступил в войска Карла I. Он погиб в битве при Нэйсби, и мрачные пуритане положили его труп к ногам генерал-лейтенанта парламентских войск Дэвида Робсарта.

С тех пор отец очень изменился и ушел из армии. Лишиться наследника, продолжателя рода – это было настоящее горе. Правда, от второго брака у него остался сын Николас, но даже сам Робсарт не любил вспоминать об этом. И была еще Рэйчел, от третьего брака отца с испанкой Пилар д’Альварес. Рэйчел родилась здесь, в Сент-Прайори, и ее рождение стоило жизни третьей жене Робсарта. С тех пор барон больше не женился, а над замком нависла странная, напряженная тишина. Тишина, которую так ненавидела Ева.

Она смутно помнила иные времена. Ей было три года, когда отец привез их с Эдуардом сюда, после того как был смещен с поста лорда-наместника Ирландии. Тогда Сент-Прайори сиял огнями, здесь часто бывали гости, отец устраивал пиры и большие охоты. Потом мать Эдуарда и Евы, ирландка Кэтлин Раффери, умерла, заболев оспой, и замок притих. Но не надолго. Отец был молод и вскоре женился на фрейлине королевы Генриетты-Марии, француженке Шарлотте де Бомануар. Хотя Еве тогда не исполнилось и пяти, она хорошо помнила эту шумную красивую даму. Шарлотта ни дня не могла провести без празднеств, замок весь ходил ходуном; порой это становилось утомительным, а временами – просто невыносимым.

Потом леди Шарлотта родила Николаса. Что-то случилось тогда между ней и отцом. Они почти не виделись, и лишь по прошествии нескольких лет Ева узнала причину разрыва меж ними. А тогда отец услал жену с сыном к ее родне во Францию, где Шарлотта вскоре умерла. В это время маленькая Ева уже жила с отцом в Лондоне, в его богатом городском особняке, а ее брат Эдуард уехал во Францию и служил пажом при дворе Людовика XIII. Женившись в третий раз, Робсарт сразу отправился с супругой в Сент-Прайори, а Ева осталась в столице под присмотром старой девы тети Элизабет и ворчливого дяди Энтони. Позже она узнала, что у нее родилась сестра Рэйчел, но ее это мало волновало. Ведь жизнь в Лондоне была такой веселой!

Когда Еве исполнилось двенадцать лет, ее представили ко двору, и королева Генриетта-Мария, очарованная редкой красотой девочки, приблизила ее к своей персоне. Ева принимала участие в роскошных выездах королевского двора, танцевала на балах, веселилась на маскарадах. Королева благоволила юной красавице, да и сама была охоча до всякого рода неожиданностей. Один раз она даже устроила бал, на который явилась в ярком платье, но с лицом и руками, вымазанными в саже, и под звуки бубнов и кастаньет исполнила мавританский танец. Позже в Лондоне вышел памфлет, обвиняющий королеву в развращении двора. Генриетту-Марию не очень любили за то, что она подбивала короля ввести в Англии католическое вероисповедание. Сердца англичан со времен королевы Марии Тюдор отвергли эту религию, да и нравы пуритан распространялись все более, их представители заседали в парламенте и все активнее выступали против двора, против доброго короля Карла и его католички-супруги. Но Ева тогда мало обращала внимание на это, хотя все чаще встречала в Лондоне суровых, вечно мрачных людей в темных одеждах с хмурыми лицами и резкими речами.

Ева старалась отвлечься утехами двора. Увеселения, роскошь, блеск, поклонники, флирт были ее природной стихией. Ева рано поняла, что хороша собой и нравится мужчинам, это делало ее дерзкой и смелой. Она дразнила их, играла ими, вела себя вызывающе. Ей ничего не стоило закрутить небольшую интрижку, она не боялась ночных свиданий, пылких поцелуев и ласк. А однажды, чтобы развеселить королеву, даже плясала на столе, вскидывая юбки и показывая всему двору свои красивые ножки в алых чулках с золотистыми стрелками. Она заметила, как восхищенно глядел на нее маленький принц Уэльский, который громко заявил, что леди с красными ножками – самая красивая дама в Англии.