– О Господи! – Евгения бессильно присаживается на кухонный табурет. Если она начнет знакомить с Никитой всех своих любовников, что станет думать о ней сын?!

– Чего ты так переживаешь? Все произойдет не прямо сегодня, ты еще успеешь привыкнуть! Кстати, – оживляется он, – я позвонил в «Жемчужину» – первоклассный дом отдыха, директор обещал забронировать за нами люкс.

В конце концов она против ожидания начинает проникаться его идеей и опять задумывается. В прошлом году они были с Аркадием на базе отдыха геологов. Жили в домиках. Еду готовили сами – тот еще оказался отдых! И она помнит, как были одеты фифочки из фешенебельного санатория! Одни их спортивные костюмы стоили дороже всего ее гардероба.

– На тебя сегодня ступор, что ли, напал? – тормошит ее Виталий.

– Мысленно просматриваю свой прикид и могу сказать, Таля, он вряд ли соответствует «Жемчужине»!

– Только и всего? Это все твои печали? – веселеет он. – Родная, мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Поверь мне, все будет как надо!

И Виталий тащит ее в постель, словно немедленно хочет получить награду за свои хлопоты. Но на этот раз он не торопится, и как она ни отбивается, ни провоцирует его на скорейшее окончание интима, который ее тяготит, доводит дело до конца. Чувствуется, что он читал соответствующую литературу и кассеты с надписью «крутая эротика» смотрел. Он таки заставлял Евгению соучаствовать! А потом, смеясь, читал ей Пушкина:

– «И, распаляясь боле, боле, и пламень, и восторг мой делишь поневоле!» Разве тебе не было хорошо?

– Было.

– А почему ты сопротивлялась?

– Не знаю, – рассеянно говорит она и притворяется засыпающей.

Он крепко обнимает ее и через минуту спит, уткнувшись в волосы Евгении, а она еще некоторое время лежит без сна, чтобы ответить на его вопрос самой себе: «Я сопротивлялась потому, что не хочу подменять чувства голым сексом. И если в какой-то момент я испытываю нечто, определяемое словом, которое так не нравится Маше, то к любви, которую я жду, это не имеет никакого отношения!»

Утром Виталий подвозит ее к офису фирмы, и не успевает Евгения протянуть руку, как дверь перед ней открывается будто сама собой и внутрь ее пропускает собственной персоной начальник охраны.

– Нам так не жить! «Девятка» против «вольво» явно не потянет. А в остальном у вас как – нормально?

– Нормально, – отвечает Евгения холодно.

– Я рад за вас!

У нее мелькает мысль, не слишком ли она вошла в роль неприступной мегеры, и Евгения решает пошутить:

– С каких это пор начальники работают простыми швейцарами?

– С тех самых, как встречают женщину своей мечты!

– А жена для этой цели уже не годится? – говорит наугад; она не знает, женат ли он, но пробный шар попадает в лузу.

– Уже доложили! – хмыкает он. – Я, кстати, этого никогда не скрывал! Мы должны быть в ответе за тех, кого приручаем, но что поделаешь, мужчину всегда тянет на свеженькое!

Евгения обходит его, как неодушевленное препятствие, и идет через холл, раздумывая на ходу: «Грамотный нынче пошел охранник! Экзюпери цитирует. А о женщине говорит как о… говядине!»

Она проходит мимо кабинета президента и, помедлив, осторожно стучит.

– Входите, Евгения Андреевна! – весело отзывается он из-за двери.

– Вы сквозь стены видите? – смущенно спрашивает она.

– Я мог бы заинтриговать вас своей суперпроницательностью, но, во-первых, я видел в окно, как вы идете, во-вторых, только вы можете так осторожно стучать. Это признак неуверенности?

– Скорее неуверенность просителя.

– Не хочу даже слушать! Что значит «проситель»? Если обращаетесь к руководителю предприятия, значит, у вас возникла какая-то проблема. Это вовсе не значит, что вы заранее должны чувствовать себя обязанной!

Он поднимается из-за стола и усаживает ее в кресло.

– Я чувствую себя неуютно, когда женщины стоят. Наверняка ваша просьба – какой-нибудь пустяк!

– Мне нужен один день…

– Вот видите! Я вам его уже дал!

– Понимаете, я осталась без отпуска, а тут появилась возможность на три дня съездить на море.

– Вы можете не объяснять. Одного дня вам хватит?

– Хватит! – Она вскакивает с кресла, но он усаживает ее обратно.

– Женя, – говорит он по-товарищески, как когда-то, – прими совет старого друга: избавляйся от преклонения перед начальством. Конечно, я твой работодатель, но то, что я буду тебе платить, все равно меньше вклада, который ты внесешь в процветание фирмы. Я умею выжимать из людей соки, такой вот новоявленный паук. Ты отличный архитектор. Я видел твой дипломный проект – это шедевр!

– Мой дипломный проект? – изумляется Евгения. – Но как…

– О, такие мелочи я пока могу! О своих помощниках я стараюсь знать побольше, включая их семейные обстоятельства.

Она смущается.

– Ну, в холостячках вы не засидитесь, – опять переходит он на официальный тон. – И помните, из нас двоих сотрудничество выгодно больше всего мне!.. Какой день вы хотите взять?

– Пятницу.

– Счастливо отдохнуть!.. А как продвигается ваше знакомство с проектами?

– Я считаю, – она осторожно подбирает слова, – они… немного устарели.

– Плохо вы усваиваете мои уроки, Евгения Андреевна! Разве вы не уверены в своем мнении?

– Уверена.

– Так отстаивайте его! Небось у вас уже наметки кое-какие есть?

– Есть, – улыбается она его прозорливости.

– Продолжайте работать в этом направлении, а, скажем… во вторник на следующей неделе, посвежевшая и отдохнувшая, вы придете ко мне с докладом. Якши?

– О'кей! – смеется она.

К своему кабинету Евгения не идет, а летит, как на крыльях, и поет «арию» Цыпленка из мультфильма: «Какое все красивое, какое все зеленое!»

Открывает дверь и замирает от удивления: на ее столе стоит огромный букет диковинных оранжево-пятнистых лилий. Где он такие взял? Кто он – Евгения догадывается. Говорить об этом с ним – только лишний раз напрашиваться на неприятности. Или откажется, или схамит чего-нибудь. То есть она, конечно, настолько его не знает, но очень живо себе все представляет. Что делать в такой ситуации? И тут ее осеняет. Она набирает телефон главного бухгалтера:

– Ирочка, это Евгения. Доброе утро. Как ты относишься к лилиям? Любишь? Отлично. Понимаешь, мне шеф утром букет презентовал, – на ходу придумывает она, – а у меня на лилии аллергия. Что, Лада зайдет?

Она снимает букет со стола и ставит на тумбочку у двери.

– Какие красивые! – ахает Лада.

– Шефу преподнесли в оранжерее, – продолжает фантазировать Евгения и посмеивается про себя. – Наша фирма завершила у них вторую очередь…

Какую вторую очередь? Экономист-то, наверное, знает, что такой нет. Хоть бы врала правдоподобнее!

– А Валентин Дмитриевич передал их мне, и неудобно было отказаться. Не возражаете?

– Что вы! Мы с Ириной любим цветы. Да еще такие оригинальные!

Она забирает букет и уходит, а Евгения меняет воду в вазе с садовыми гвоздичками. Пусть этот букетик скромнее, но милее сердцу. Не то что лилии, каждый лепесток которых, кажется, излучает агрессию.

И вообще сейчас ей некогда отвлекаться на посторонние эмоции. Она захватила с собой несколько современных журналов по архитектуре Европы, журнал с разработками архитекторов Москвы и Питера и собирается писать свои замечания к проектам будущих строек века «Евростройсервиса».

На этот раз она идет обедать с Ириной и Ладой в то же самое кафе, где все равно сидят почти все работники фирмы.

– Значит, говоришь, букет Валентин подарил? – как бы между прочим спрашивает Ирина.

– Он, сердечный, – шутливо вздыхает Евгения, подозревая подвох, но смело идет ему навстречу.

– А он к нам заглянул и спрашивает: откуда такие красивые цветы? Считаешь, он такой забывчивый?

– Нет, память у него хорошая. Но не может же он при всех признаваться, что подарил букет своему референту. А вдруг Варвара узнает: неприятностей не оберешься.

– Варвара – она такая! – соглашается Ирина, а Лада вдруг прыскает. – Ты чего это?

Голос у главбуха строгий, но Лада тотчас делает постное лицо и равнодушно машет рукой:

– Ерунда, анекдот вспомнила.

– Расскажи, мы тоже хотим посмеяться! – настаивает Ирина.

– Не буду. Он с такой бородой, что даже позеленел от старости. Давайте лучше я Евгении Андреевне вкратце расскажу про них, здесь сидящих. Как говорится, ху из ху?

– Сама узнает со временем, – не соглашается Ирина, которую интересуют более насущные вопросы. – Как ты думаешь, букеты еще будут?

– А ты как думаешь?

– Я думаю, будут. У тебя же не на все цветы аллергия?

– Не на все. Я бы могла ими торговать, но в рабочее время не получится, а после работы мне жених не позволит.

– Так у тебя и вправду есть жених?

– А ты считаешь, я безнадежная фантазерка? Есть. Сегодня вечером могу познакомить.

– Пока не надо. – Ирина некоторое время молча ест, а потом, помедлив, сообщает: – У меня тоже был жених, но есть такие люди, которые живут по принципу: и сам не гам, и другому не дам!

– Обычная мораль собственника, чему тут удивляться? – пожимает плечами Евгения. – Причем собственника, в своей собственности не сомневающегося.

– Я тебе говорила, – роняет Лада.

– У каждого свой крест, – тихо говорит Ирина.

«Ты посмотри, воплощенная жертва и обреченность! – с раздражением думает Евгения. – Нашла себе страдание и носится с ним, как курица с яйцом! Видно, у человека нет других проблем!»

Все это, наверное, написано на лице Евгении, потому что Ирина вдруг взрывается:

– Что ты можешь знать?! – Она хлопает ладонью по столу, так что солонка подпрыгивает и переворачивается. – Хорошо тут косоротиться да рассуждать, когда у тебя жених на «вольво», а у меня двое детей, которых еще вырастить надо! Кто меня с двумя-то замуж возьмет?

Она всхлипывает так судорожно, что похоже, нервы у нее на пределе.

– Захочешь – возьмут, – тихо говорит Евгения.

– Я сейчас приду, – закусив губу, роняет Ирина. – Извините!

– Знала бы ты, как он за ней увивался! – вздыхает Лада; они словно сговорились не произносить имя возмутителя спокойствия. – Цветы, конфеты, комплименты, откровенные домогательства. Когда ты позвонила насчет букета, мы сразу догадались: те же приемы, тот же набор. Он какой-то садист. Казалось бы, добился – радуйся, но он тут же охладевает. У меня впечатление, будто он объелся женской верностью. Вот если бы Ирка крутила задом перед другими, наставляла ему рога… А такая у него и дома есть!

– И жена его знает?

– Что ты! Более незрячей женщины я не встречала! Она так уверена в его порядочности и супружеской верности, что с удовольствием рассказывает об этом всякому мало-мальски знакомому человеку. Может, это своеобразная защита? После такого у кого повернется язык сказать, что она ошибается?.. Наверное, стяни она Эдика за ноги с кого-нибудь, тут же объяснит себе, что он просто так, погреться залез…

– А к тебе он, случайно, не приставал? – Евгения смотрит на Ладу как бы со стороны: внешне неброское, но очень милое лицо, чем больше на него смотришь, тем больше прелести находишь, а главная красота – волосы: каштановые, густые, блестящие, будто с рекламы шампуня «Ультра ду».

– Чересчур ты любопытная! – смеется Лада. – Было дело, но я мужу пожаловалась. Он ничего мне не сказал и, думаю, в тот же день с Эдичкой подрался, потому что с того дня будто бабка пошептала! Даже на улице встретит, сквозь меня смотрит, как и не видит.

– О чем речь? – возвращается к столику Ирина. Ни следа пронесшейся бури; лицо спокойное, умело подкрашенное.

– Я Жене про своего супруга рассказываю, – сразу находится Лада.

– Да, мужичок у нее справный, – улыбается Ирина, – ростом не больно высокий, но весь собранный, как напружиненный. Этот себя в обиду не даст и жену никому обидеть не позволит.

«Если Эдуард Тихонович и дальше будет мне досаждать, я пожалуюсь Виталию, пусть с ним разберется!» – решает про себя Евгения.

После обеда рабочий день проходит спокойно, никто ей не докучает. Ровно в пять верный рыцарь Виталий свет Всеволодович подает «вольво» к подъезду.

– Отпросилась? – первым делом спрашивает он.

– Отпросилась. Без проблем.

– Я же говорил!

– Вообще, Таля, две вещи в жизни я ненавижу больше всего: просить и быть обязанной.

– Этого никто не любит, – мудро замечает он. – Именно поэтому деловой народ принял такую форму отношений: ты – мне, я – тебе.

– Тогда понятно, почему шеф успокаивал меня. Говорил, что мое появление в фирме ему выгоднее даже больше, чем мне!

– Валик – умница. Он тоже в тебя влюблен?

– Тоже? А кто еще влюблен?

– Присутствующих тебе мало?.. Давай-ка заедем куда-нибудь перекусить, а потом я отвезу тебя в один симпатичный магазинчик… И не смотри на меня так! Перефразируя твоего шефа, и я могу сказать, что твое появление в моей жизни для меня важнее, чем для тебя.