Лариса Шкатула - Замуж не напасть

– Да разведен я, разведен! – сказал он раздраженно – что-то такое уловил в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру. – Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!

– Пожалуйста, – пожала плечами Евгения. – Я на нее вовсе не претендую.

– Прости! – Он поцеловал ее руку. – Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.

Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он меломан, знаток… Музыка как-то незаметно захватила ее. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала, завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? «Типичный охмуреж под звуки мандолины». Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:

– А то нет!

Из маленькой навесной полки – книжной, приспособленной под мини-сервант – он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.

– «Киндзмараули», – похвастался Виктор. – Из Тбилиси друг привез.

Может, еще не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в «классики», в таких случаях они кричали друг другу:

– Стратила!

То есть на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.

Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул ее жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они… совокуплялись – какое мерзкое слово! – дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом… Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.

Вначале она еще повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.

Сонный Виктор только пробормотал:

– Я тебя провожу.

– Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, – сказала она, целуя его в губы, и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. «Евгения, ты страшная женщина!» – подумала она.

– Я буду ждать тебя завтра. В семь, – сказал он. Евгения лишь усмехнулась про себя: ее любовник! У нее никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как… А как она шла? Боялась?

Евгения будто видела себя со стороны – гулящую жену. Как встретит ее муж? Конечно, изобьет! Когда-то он вроде занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.

Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.

Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо – слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот…

Непонятно, почему ей лезли в голову эти идиотские подробности?

– Аркадий! – тихонько позвала Евгения.

Муж не отозвался, хотя ресницы его дрогнули, и перевернулся на другой бок.

Не спит! Он же не спит!

Нарисованный ею образ взбешенного супруга оказался явно из другой книжки. А этот, настоящий, на ее измену реагировать не хотел.

«Встань, пожалуйста! – мысленно заклинала она. – Ударь! Крикни! Разбей что-нибудь! Неужели тебе все равно?!»

Он не шевелился. Неизвестно, сколько бы еще она так стояла, если бы не услышала знакомое похрапывание. Теперь он действительно заснул! Успокоился – его жена домой вернулась…

Выходит, для осуждения поступка Евгении у него не нашлось даже слов?

А ведь так было всегда, вдруг поняла она, всю предыдущую жизнь. Просто на фоне всевозможных незначительных событий его равнодушие не так бросалось в глаза. Жили рядом два бесчувственных существа. Сосуществовали. Как две протоплазмы. Две амебы. Две медузы… Она содрогнулась.

«Ты во всем виновата! – сурово сказал ее внутренний голос. – Ты не хотела этого видеть! Ты выдумала своего мужа от начала до конца. Приписывала ему мысли, которых он не имел! Придавала его словам смысл, который он в них не вкладывал! Даже подругам хвасталась, какой Аркадий необыкновенный и как ты его любишь!»

Она стыдилась признаться самой себе, что ее замужество „ было ошибкой. А поскольку в муже не было пороков, из-за которых распадались все известные ей браки – он не пил, не изменял, зарплату всю отдавал, – получалось, не к чему придраться.

Семнадцать лет! Господи, целая жизнь, прожитая без любви. Жизнь-иллюзия, жизнь-сон, жизнь-самовнушение…

Она разделась и легла на край кровати, стараясь не дотрагиваться до Аркадия. И провалилась в тяжелый, глубокий сон.

Проснулась Евгения, когда солнце ушло уже на другую сторону квартиры – задернутые шторы создавали в комнате !:

полумрак, но она почувствовала время – за полдень. Аркадий гремел на кухне чайником – может, ей приснилась эта ночь вне дома?

Она встала и поплелась в ванную. Все равно придется проходить мимо кухни и что-то там говорить.

– Доброе утро!

– Доб-рое, – с расстановкой сказал муж.

Она задержалась в надежде услышать что-нибудь еще, но он с удвоенной против обычного энергией резал хлеб.

Пока она чистила зубы, принимала душ, Аркадий накрыл на стол. Евгения мимоходом глянула на себя в зеркало – выглядела она как-то по-особому свежо, но это не радовало: в голове пульсировала мысль – что же теперь будет? Ведь по-прежнему жить нельзя!..

– Тебе кофе или чай? – спросил он, будто ничего не произошло.

– Кофе. С молоком.

– Я знаю… Если не возражаешь, я съезжу к сестре, что-то у них опять случилось, просила приехать.

Его сестра постоянно ссорится с мужем, и Аркадий ездит их мирить.

Все как обычно. Привычные жесты. Привычные слова. Вот только в глаза он ей не смотрел. Будто это не она, а он не ночевал дома.

«Это неправильно! Нечестно! – метался в поисках выхода ее взбудораженный ум. – Он должен возмутиться! Что-то сказать. Обозвать, наконец!»

– С мая мне обещали зарплату добавить. – Теперь он смотрел не на Евгению, а как бы сквозь нее, будто она прозрачная, а как раз на стене, за ней, появилось что-то интересное. – Мы сможем купить тебе кожаное пальто с мехом, как ты хотела.

«За что же мне пальто? – мысленно рассвирепела Евгения. – Заткнуть им рот? Или другое место?! Как он все повернул! Вот, мол, какой я снисходительный, добрый! И какая ты дрянь по сравнению со мной!»

– Может, мне придется у них заночевать. – Его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь. – Ты не возражаешь? Хочешь, мы поедем вместе?

– Мне нужно убрать квартиру. Поезжай один. Вот так они в тот день поговорили.

А в семь часов Евгения пошла к Виктору. Этот исследователь-любитель вытянул из нее все в первый же час.

– Как? – оторопел он. – Ты столько лет живешь с мужиком, который тебя не трахает?! Сгораешь от желания! Болеешь и молчишь? Евгения, ты – дура!.. Посмотри на себя. – Он подвел ее к зеркалу. – Ты красива. У тебя отличная фигура. Шикарный бюст! – Он зачем-то расстегнул кофточку, будто собирался кому-то демонстрировать ее прелести.

Евгения попыталась вырваться, но он, хоть и был невысокий, худощавый, оказался сильнее ее.

– Куда? Стоять! Не любишь правду? Трижды дура! Он помолчал, скрипнув зубами.

– Да ты, если захочешь, любого мужика будешь иметь! Поняла? Любого! Ты почему из себя жертву изображаешь? Ненавижу вас. Рабыни!

– Кого – нас? – Евгения села в кресло и застегнула кофточку; она даже не обиделась, когда он в запале оттолкнул ее от себя.

– Вас – тихих и покорных! Не знающих себе цену! Гнущихся перед каждым ничтожеством! Живущих без любви. И это при том, что любая из вас вполне может себя содержать. А многие вообще кормят семью…

– Что же делать? – вздохнула она обреченно.

– Застрелиться! – заорал он.

И стал целовать ее так, что она чуть не потеряла сознание – так заколотилось сердце. Потом она еле отыскала свои трусики в этой груде смятых, сорванных, брошенных на пол вещей.

На этот раз заснули они часа в четыре. И то потому, что Виктору с утра предстояло идти на дежурство. Когда зазвонил будильник, им обоим показалось, что они только что закрыли глаза.

– Ты спи, – сказал ей Виктор. – Воскресенье все-таки. А захочешь уйти, закроешь квартиру и бросишь ключ в почтовый ящик.

– Нет, я выйду с тобой, – запротестовала она.

Он закрывал дверь, а из квартиры напротив вышла женщина с молочным бидоном в руке. Оглядев Евгению, она буркнула:

– Опять другая, Господи, прости!

– Не обращай внимания! – отмахнулся он, целуя ее. – Вечером жду!

«Ничего себе! – думала она, идя по тропинке к своему дому. – С чего это он решил, что я буду каждую ночь проводить у него? Хватит, погуляла!»

В половине восьмого вечера раздался звонок. Хорошо, Аркадий как раз пошел выносить мусор.

– Ты почему не пришла? – возмутилась трубка голосом Виктора.

– Откуда ты узнал номер моего телефона? – в свою очередь, вознегодовала она.

– Из телефонного справочника, милочка! Но тут зашел Аркадий, и она сказала:

– Девушка, вы ошиблись номером!

И положила трубку, выдернув телефонный штекер из розетки. Но сделала это так, чтобы со стороны не было заметно: штекер гнезда лишь касался, но телефон не был включен.

Правда, надолго ее все равно не хватило. Она представила себе, как Виктор ходит по своей однокомнатной квартире и злится. Она ведь сразу не сказала «нет», потому выходит, что обманула.

– Я уйду ненадолго, – сказала она мужу. Хорошо, через два дома живет ее сотрудница, к которой она изредка ходит!

Евгения вытащила из портфеля законченный отчет и подчеркнуто медленно завернула его в газету. Пусть видит, что причина ухода уважительная.

– В двадцать один сорок – фильм, последняя серия. Ты успеешь?

– Успею, – небрежно ответила она.

Она позвонила в квартиру Виктора, и он тут же открыл, будто ждал ее звонка.

– Явилась – не запылилась!

– Ты зачем звонил?

– А ты не знаешь!

– Я тебе говорила, что я замужем?

– Вспомнила!.. А я тебе рассказывал, почему я развелся с женой? Нет? Потому, что понял: мне со своими потребностями супружески верным не продержаться. Чего жену зря травмировать? Подал на развод.

Он пошел на кухню и принес ей чашку кофе.

– Так и будешь стоять? Садись, выпей кофе – на тебе лица нет!

Он снял с Евгении плащ и усадил в кресло, Подошел к полке с кассетами и нервно их перемешал.

– Знаешь, сколько у меня было женщин? Больше трехсот!

– Я тащусь, – прореагировала она словами сына Никиты. Он не обратил внимания на ее реплику.

– Когда мне скучно, я сажусь в общественный транспорт и еду куда глаза глядят. А по пути рассматриваю женщин. Я всегда знаю, какая из них пойдет со мной…

– На фига мне твоя кухня! – не выдержала Евгения. – Ты напоминаешь девицу из анекдота, которую изнасиловали семеро. «Не волнуйтесь, – говорят ей в милиции, – мы их всех найдем!» А она: «Не надо всех – мне нужны второй, пятый и седьмой…» Или для тебя все мы – на одно лицо?

– А на тебе бы я женился, – сказал он невпопад. – Только мы по комплекции друг другу не подходим. Ты рядом со мной крупнее кажешься…

– Вик! – Она подошла и ткнулась губами ему в щеку.

– Знаешь, Евгения, не тебе меня жалеть!.. Иди, я тебя не держу!

– И мы на прощание даже не поцелуемся?

– Знаю я, как ты целуешься! По-моему, я лет двадцать не ходил с синяком на губе.

– Тогда я пошла.

– Стоять! – Он вдруг судорожно прижал ее к себе и прошептал на ухо: – А может, полежим? Недолго.

– Я обещала вернуться, – беспомощно пробормотала она. Он отодвинул ее от себя и, держа за плечи, вгляделся в глаза.

– И соврать не можешь!

Вернулась она домой как раз к началу фильма. Они чинно сидели рядом с Аркадием на диване. Он с интересом следил за объяснением в любви главных героев, а Евгения подумала: «В понедельник я подам на развод!»

– Женщины из-за этого не разводятся, – говорит ее мудрая подруга Люба. – Он – отец твоего ребенка…

– Ага, родил его в муках! Тоже мне, заслуга: пожертвовать семенем!

Люба недоуменно смотрит на нее.

– Ты чего, мать, вызверяешься? При чем здесь семя? Никита уже не ребенок, но ему тоже нужен отец…

– А мне? Мне ничего не нужно? Или я рыба, которая отметала икру и может умирать? Почему я, не успев родиться, сразу попала в должники? Должна быть послушной дочерью. Должна хорошо учиться. Должна выйти замуж. Должна быть верной мужу. А мне никто ничего не должен? Или моя жизнь не представляет никакой ценности для общества?!