Теперь придется откладывать интересную книгу – Колин Маккалоу «Леди из Миссалонги», одеваться, тащиться в такую сырость в соседний дом, чтобы услышать подробности, которые Витька мог бы сообщить и по телефону…

Он открывает дверь, лишь Евгения прикасается к звонку.

– Стол уже накрыт! Небось сама себе не готовишь, ленишься? Только в гостях и наедаешься? А я картошечки нажарил!

Что Витька умеет, так это жарить картошку. Она у него всегда тонкая, хрустящая, румяная – настоящее лакомство!

Евгения тоже не с пустыми руками пришла. Президентский шофер Савелий – с разрешения Валентина Дмитриевича, а потом и Семена Борисовича – по утрам подвозит ее на работу. За месяц с небольшим они успели плотно скорешковаться, и если Савелий для себя что-то достает – а этот проныра всегда держит нос по ветру! – непременно делится с Евгенией. И сейчас она вытаскивает из пакета огромного вяленого леща – не пересоленного, не пересушенного – даже на глаз видно, какой он жирный и блестящий.

– Женька! – стонет Виктор и подталкивает ее в комнату. – Раздевайся, а я – за пивом! Одна нога здесь, другая там, ты не успеешь и в зеркало глянуть!

Виктор, несмотря на обилие знакомых женщин, подарками не задарен и самым невинным презентам Евгении радуется как ребенок. Он сам охотно раздаривает все, на что падает взгляд его гостей, наверное, потому они считают, что ему ничего не надо, такому, вещами не обремененному.

Возвращается он быстро – «комок» в соседнем доме, пиво там всегда холодное и не слишком дорогое.

Евгения успела почистить и порезать рыбу, но раскладывает ее не на тарелке, а на газете – так, утверждает ее товарищ, гораздо вкуснее.

– Молодчина! – Он чмокает ее в лоб и выставляет банки с пивом на стол. – Ну чем у нас не тандем? Понимаем друг друга с полуслова и, заметь, за полгода ни разу не поссорились!

А ведь правда, знакомы они уже полгода! Быстро летит время. Только почему-то все чаще ее приятель заговаривает о них как о паре. «Наверное, пора сваливать в сторону, – думает Евгения, – чего человеку зря мозги компостировать? И разве не он сам проповедовал свободу от семейных отношений? Выходит, прокололся на собственном кредо. Тоже мне, гусар! Исследователь женщин!»

– Ты не забыл, зачем я пришла? – спрашивает она.

– Ради Бога! – притворяется он. – Кровать за спиной, только покрывало откинуть… Ладно тебе глазами сверкать! Уже и пошутить нельзя. Пистолет мы у Зубенко отобрали. Он пушку-то выхватил, а у Степы реакция – будь здоров! Старый рукопашник. Он его и вырубил. Попинали маленько – месячишко проваляется. Что такому сделается?

– Кошмар! – У Евгении даже дыхание сбивается. – А если он вас где-нибудь увидит и узнает? У него, знаешь, какая память на лица?

– Я старался особо не рисоваться, – уже менее уверенно говорит Виктор, – а Степа Вообще из Николаева, он домой уехал!

– Пистолет… он у тебя? – спрашивает Евгения.

– У меня, – залихватски говорит Виктор и лезет на полку с книгами. – Вот он!

– Похоже, все самые эксцентрические комедии из жизни! – неодобрительно качает она головой. – Ты бы еще его в авоське по городу носил, как Никулин в «Бриллиантовой руке»!

Она осторожно берет в руку оружие.

– «Макаров»! – хвастливо комментирует Виктор, как будто он сам его изготовил.

– «Ходим мы по краю, ходим мы по краю…» – поет ему Евгения и еще раз примеривается к рукоятке: нет, никаких воинственных чувств в ней не пробуждается. – Возьми и выбрось его!

– Вот еще! – хмыкает Виктор. – Я его уже Семену пообещал подарить.

– Кому? – не верит она своим ушам.

, – Мужику одному, мы вместе с ним работаем… Во что она ввязалась? Ведь это уже не шуточки, а, говоря языком закона, уголовно наказуемое деяние. Если бы она с самого начала остановила Витьку, запретила бы ему думать о мщении, уговорила…

– Я его заберу, – твердо говорит она.

– Как это – заберу? – пытается возмутиться он. – Мы его добывали, рискуя жизнью… или свободой!

– Именно поэтому! И если ты хорошо подумаешь, без лишних эмоций, поймешь, что я права.

К счастью, Виктор лучше относится к женщинам, чем многие другие мужчины, и знает: когда они вот так твердо на чем-нибудь настаивают, это не может быть просто капризом, и стоит прислушаться.

Он с сожалением провожает глазами пистолет, который Евгения, завернув в бумагу, прячет в свой полиэтиленовый пакет, что, если глубоко задуматься, не намного лучше авоськи.

– Он у тебя оружие для чего просит? Поиграть или перед девочкой пофорсить?

– Ему надо одного своего должника припугнуть.

– А тот заявит в милицию. А милиция у твоего Семена сделает обыск. Сколько сейчас дают за хранение огнестрельного оружия? Не знаешь? Добавь, украденного у сотрудника милиции! А там прижмут твоего Семена: где взял? А он скажет: мне друг Витя Приходько подарил.

– Не скажет, – неуверенно бормочет Виктор.

– Надейся на лучшее, а готовься к худшему!.. Какой ты, Витька, легкомысленный! Мне знакомый говорил, что собаки – нестареющие дети. А хочется перефразировать: мужчины – нестареющие дети…

– Хватит тебе ругаться! – отбивается он. – Пиво согревается от твоих разговоров.

– Больше всего я ругаю себя! – сокрушается она. – Все же смерть Маши окончательно выбила меня из колеи. Учти, Сергей тебя найдет! Рано или поздно.

– Не найдет. У нас большой город.

– Для его энергии даже маловат!

– Что мне теперь, застрелиться, что ли?

– Как только почувствуешь что-то неладное, немедленно увольняйся и куда-нибудь уезжай!

– Интересно, куда?

– На Крайний Север. Там живет моя подруга с мужем. Я напишу. Поживешь, пока не станет безопаснее.

– Приятно, что ты обо мне так заботишься.

– Потому что волей-неволей я и в твою судьбу вмешалась. И больше не хочу ничьей жизнью рисковать!

– Понял! Но сегодня я еще могу выпить пива? Не слишком оно повлияет на мою судьбу?

– Юморист-одиночка! – хмыкает Евгения. – А Машу все равно не вернешь.

Она с удивлением замечает, что, произнося эти слова, почти не ощущает боли от потери. Неужели она такая черствая?

Но тут же возражает самой себе: а память? Разве забудет она Машу? Наверное, недаром говорят: живым – живое.

– Мы будем ее помнить, – словно отвечая на мысли Евгении, говорит и Виктор.

И они начинают пить пиво с рыбой, закусывая все это жареной картошкой. Тут же стоит огнетушитель с импортной шипучкой а-ля шампанское.

– Вот так мы и живем, – задумчиво говорит Евгения, – смерть и рождение, радость и горе, пиво, рыба и шампанское.

– Ты чего это вдруг? – удивляется Виктор.

– Люди – существа несовершенные, – заключает она, – и в коктейле их жизни каких только компонентов нет!

– Это все потому, – ставит диагноз ее сотрапезник, – что вместо занятий любовью некоторые женщины строят из себя философов!

Кто о чем, а вшивый все о бане!

Домой Евгения приходит довольно рано. По крайней мере спать еще не хочется.

– У меня куча дел! – открестилась она от настойчивых попыток Виктора оставить ее у себя.

Савелий обычно заезжает за ней в половине девятого, но сегодня он звонит без двадцати восемь и загадочно сообщает:

– Такое дело, Евгения, я тебя сегодня подвезти не могу. И не спрашивай, в фирме сама узнаешь.

Она не очень огорчается. Собирается не спеша и потом едет до работы самым малым ходом, не автобусом-экспрессом, как обычно, а троллейбусом. Ей даже удается сесть, и она с удовольствием читает купленную в киоске «Комсомолку».

Зато на работе ее действительно ожидает сюрприз. В своем кабинете появился наконец глава фирмы – Валентин Дмитриевич. От избытка чувств ему не сидится, и он ходит по кабинету и напевает что-то бравурное.

– Здравствуйте, дорогая Евгения Андреевна. Если бы вы знали, как я вас люблю!

– Как женщину? – громко пугается она.

– Только как референта! – строго произносит он.

– Значит, вы вышли из подполья?

– Вышел! Надоело мне в этом подполье сидеть хуже горькой редьки! Думаю, лучше в камере, там хоть срок идет. Словом, подумал и пошел в ментовку сдаваться. Спрашивают меня: «Где ты раньше был?» Боялся, говорю. Они смеются: «А сейчас уже не боишься?» Устал, отвечаю, бояться.

Ну, меня допросили и отпустили: «Иди, гуляй пока. Понадобится – вызовем!» На всякий случай подписку о невыезде взяли.

Подписка, как представляет себе Евгения, значит ограничение свободы передвижения, но никак не мешает ему ходить на работу, чему, похоже, шеф рад как ребенок!

– Где Варвара? Почему задерживается?

– Вы же сами ввели для женщин фирмы мягкий режим работы!

– Все, никаких мягкостей. Я сам – без пяти минут зек, введу теперь режим строгий, как в зоне. Все вы у меня будете по проволоке… я хотел сказать, по ниточке ходить! Американцы объявились? Что вы на меня так смотрите, Евгения Андреевна? С кем вы сидели за столом в свой первый день работы? Забыли?

– Не забыла. Но возможно, Варя…

– Валентин Дмитриевич! Валя… – Появившаяся в дверях Варвара бросается на шею президента и плачет и смеется, так что Евгении приходится потихоньку из кабинета ретироваться. Ох уж эти служебные романы!

Но это она так, ворчит. Варвара и вправду извелась от тоски, и уж с ее стороны это никак не интрижка. Роман президента и секретарши явно не дешевый.

А вот у референта нет никаких романов! И даже завалящейся новеллы. Не то чтобы она на жизнь жалуется, так – констатирует факт. Сегодня в ее жизни есть другие обязанности – вытащить в хорошисты одного отстающего по математике бедного родственника…

Вечером после работы она идет к остановке, явственно ощущая, что утреннее раздражение отпускать ее не хочет. Как бы она перед самой собой ни делала вид, что в ее жизни ничего не произошло, факт остается фактом – произошло!

Вчера ей позвонила Нина Аристова. Прошло больше месяца после их последнего разговора.

– Женя, давай не будем играть в прятки!

Кто, интересно, давал ей повод в таком тоне с ней разговаривать? Потому она Нину довольно невежливо перебила:

– Я не собираюсь с тобой ни во что играть! А в таком тоне – и разговаривать!

Нина поняла, что переборщила, но другой поворот разговора ее не устраивает, потому что она, оказывается, предъявляет ультиматум, а его так и предъявляют – в состоянии крайнего раздражения.

– Так вот, приезжай и забирай своего любовника! Вот те, нате, прям из-под кровати!

– Прямо так и забирать? Можно подумать, я у тебя забыла свой чемодан.

– Это не далеко от истины! – презрительно хмыкнула Нина. – Он сейчас в таком состоянии, что от вещи мало отличается. Я жду!

– Минуточку! – холодно остановила ее Евгения. – На самом деле твой муж – вовсе не вещь, которую можно перевозить с квартиры на квартиру без ее ведома! Во-вторых, советую вам обоим не искать кого-то третьего, виноватого, а разобраться вначале между собой – без жертв вы все равно не обойдетесь! В-третьих, моя жизнь – не твое дело! Я сама решаю, как мне себя вести в той или иной ситуации. И впредь прошу тебя не вмешиваться!

Евгения повесила трубку и сказала себе: «Аристовых нет! Они оба тебе приснились. Кошмар про Нину и Толяна больше не повторится… Если ты, конечно, сама не станешь его вызывать!»

Глава 23

Ветер согнал в небе над городом обрывки черных лохматых туч, будто стадо баранов, которых он там, вверху, режет на ледяной шашлык; потому с таким хлюпаньем срываются с небес потоки ливня.

Сегодня днем Евгения зашла в кабинет к Наде и застала странную картину: подруга вопреки собственным уверениям о завале бумаг и уйме работы сидела, ничего не делая, и смотрела в окно, по которому мрачно струился дождь.

– Что с тобой, Надюша? – ласково спросила ее Евгения, сердце которой в последнее время особо чутко откликалось на чужие несчастья; в этом особом видении она как-то забыла о себе – ей казалось, что другим людям неизмеримо хуже, чем ей самой.

Надя горевала. Она будто стала меньше ростом и напоминала ей маленькую девочку, страдающую от непоправимости сделанного. Она обняла Евгению и судорожно, как в детстве обиженный Никита, прижалась к ней. Кому же бедной Наде еще пожаловаться? Не эгоистичной же, замкнувшейся в себе матери? Чего можно дождаться от нее вместо материнского сочувствия? Разве что скрытого злорадства: отказалась от родной матери и выбрала чужого человека!

– Эдуард тебя обижает? – спрашивает подругу Евгения.

– Он пьет мою кровь! – безрадостно шутит Надя. – Я тебе никогда не жаловалась, но, кажется, я опять ошиблась! Что скажут люди? Второй брак, и опять неудача? Видимо, все дело во мне самой! В легкомысленности, с какой я отношусь к жизни!.. Но я же не знала, что так получится!

– О чем ты волнуешься?! – успокаивает ее Евгения. – Что подумают другие! На всех не угодишь. Ты же не просто так…

– Просто так! – перебивает ее Надя. – Вдруг во мне проснулась какая-то идиотская бесшабашность: впервые на меня ТАК смотрел мужчина. Он вдруг будто остолбенел. И сказал нерешительно, словно боясь поверить: «Наташа!..»