– Странно, – задумывается Евгения, – а мы с Юркой ничего такого не чувствовали. Думали, в вашей жизни только тишь да гладь!

– Но я свою историю не окончила, – продолжает Вера Александровна. – Спустя месяц после объяснения мы с отцом оказались на вечеринке у его сестры – она в шестой раз выходила замуж. И стала новобрачная меня уму-разуму учить. Видишь ли, братишка и перед ней повинился! Мол, она бы такого не потерпела, гнать его надо поганой метлой… Слушала я, слушала, да и говорю: «Ты, Соня, шестой раз замуж выходишь. Надо думать, каждый последующий брак у тебя лучше прежнего?» Она молчит. Да и что скажешь, если не только не лучше, а один другого хуже! Легко разрушать! А ты попробуй сохранить то, что имеешь…

– И для чего ты мне это рассказала? – интересуется Евгения. – Чтобы я на Аристова губы не раскатывала? «Парней так много холостых»? Думаешь, у них с Ниной еще все наладится?.. Не переживай, я ему говорю то же самое: надо ли ради сиюминутного увлечения разрушать хорошую, крепкую семью?! А он, дурак, слушать не хочет!

Мать смущается: действительно, нашла аналогию! Наверное, она думает: «Хотела как лучше…» Увы, ее подходы к собственной дочери так и остались на внешнем уровне. Мать с дочерью не привыкли говорить по душам, потому так трудно находить общий язык теперь, когда потеряно столько лет!.. А Евгении, похоже, лучше и вправду никого не слушать!

Несколько ночей она ночевала у матери и вдруг поймала себя на желании оказаться дома. Зайти к себе в квартиру… Что же получается, родительский дом – для нее уже не дом? А дом – квартира, где она прожила… тринадцать лет?

Аристов сказал: поживи пока у матери! Но на сколько растянется это «пока»? И почему она должна кого-то там остерегаться, точно подпольщица или бандит со стенда «Их разыскивает милиция»? Почему они с Толяном решили, что Сергей именно сейчас начнет за ней охотиться?

С другой стороны – зачем ему откладывать и сидеть на мине, которая неизвестно когда может взорваться?

Дом матери тоже не цитадель. Но некоторое удобство от ее проживания здесь все-таки есть. Теперь ее с работы подвозят Лада с мужем. Они живут неподалеку. Ездит с ними и Ирина, что потихоньку сближает женскую троицу, и уже без прежнего надрыва, с которого началось их знакомство. Они не лезут Евгении в душу, но знают, что у нее есть человек, с которым она, к сожалению, не может быть вместе. И у других женщин есть такие «человеки»…

– Ты уже готова? – в конце рабочего дня заглядывает в ее кабинет Лада.

– Готова… ехать общественным транспортом.

– Что-нибудь не так? – настораживается экономист. – Мы тебя ничем не обидели?

– Придумала! Просто мне нужно заехать к себе на квартиру, взять кое-что.

– Слава Богу! – радуется Лада. – А то мой дражайший съел бы меня. Он, знаешь ли, по внешнему виду от других мужиков не отличается, но в душе – натура тонкая: все чувствует, все замечает… Вчера сказал мне: «Будь с Женей деликатнее, Ладушка, ей сейчас несладко». Не знала бы его, приревновала бы… Фантазирует?

Она выжидающе смотрит на Евгению, ставя ее тем самым в затруднительное положение. Что можно сказать одной фразой? Опровергнуть? Согласиться?

– Твой муж, Лада, хороший человек.

– За то и любим, – посмеивается та, но на продолжении разговора не настаивает, а только замечает: – Все равно поедешь с нами. На повороте выйдешь, а там на троллейбусе тебе…

– Три остановки!

– Вот и пошли.

Евгения идет к дому, испытывая неприятное чувство присутствия кого-то за своей спиной. Сумеречная осенняя погода усиливает ощущение тревоги – она невольно оглядывается. Никого.

«Вот ведь как можно запугать человека! – сердится она. – Этак и вправду манией преследования заболеешь!»

Она приближается к своему подъезду и с облегчением видит, как с другой стороны подходит ее сосед, муж Кристины.

– Добрый вечер, соседка! – Он галантно распахивает перед ней дверь. – Что-то вас давно не видно? Так давно, что милиция начала разыскивать. Вчера приходил какой-то мент, спрашивал, не знаем ли мы, где Лопухина? Кристина говорит: «Наверное, у матери. Она иной раз у нее ночует». Правда, он не слишком огорчился. Зайду, говорит, в другой раз.

– Он в форме был?

– Нет, одет как все. Но красную книжечку показал. Кристина осторожненько спросила, мол, не случилось ли чего с Женей? А он отвечает: «Пока жива-здорова. Ее подругу недавно убили, вот я и хотел поговорить. Может, она знает что-нибудь?» А сам так странно улыбается, будто не про убийство говорит, а про детский праздник. Кристина тоже заметила: «Он больше на бандита похож, чем на мента!»

– Наверное, улыбается, чтобы люди не пугались, – предполагает Евгения. – Кристина здорова?

– Слава Богу, здорова, – говорит сосед, поднося руку к кнопке звонка. – Будьте здоровы и вы!

Евгения быстро проскакивает в дверь и тут же захлопывает ее за собой, чтобы тот, кто крался за ней, не успел прошмыгнуть в квартиру.

Она прислоняется к двери, стараясь восстановить дыхание. Будь ты проклят, Зубенко, какого страху на нее нагнал! Сует ноги в тапочки и вешает на вешалку плащ.

Только она делает шаг к ванной, как зазвонивший телефонный звонок буквально заставляет ее подпрыгнуть. На этот раз успокоиться и заставить себя взять трубку гораздо труднее. Похоже, ее трусость возрастает в геометрической прогрессии. Она поднимает трубку и слышит сигнал отбоя. Должно быть, кто-то ошибся номером.

На другой день в коридоре она сталкивается с Надей.

– Привет, подруга! – меланхолично бросает та.

– У тебя проблемы?

– Пустяки, муж не ночевал Дома. Говорят, у него появилась подружка – какая-то балеринка из кордебалета, и что главное, приехала в город недавно, так что через много рук пройти еще не успела. В остальном тоже плохо. Про погоду ты знаешь: мерзкая! С матерью отношения – мерзкие, попала под горячую руку…

– И работа мерзкая?

– Нет, работу я люблю. Вчера, например, вырвала сто тысяч у одного давнего должника. Висяк был дохлый, но я смогла!.. Валентин говорит, что можно приступать к отделке коттеджа.

Полмесяца назад «Евростройсервис» купил у субподрядчика недостроенный особняк в двух уровнях.

– У них были и в трех, – говорит Надя, – но нам на троих и такого хватит. Или на двоих, – добавляет она тихо.

– Что, совсем плохо? – сочувствует Евгения.

– Переживем!.. Слушай, а если я в третий раз замуж выйду, народ осудит?

– Кому какое дело!

– Собственно, только это меня и тяготит: что обо мне другие подумают. Ты ведь не отвернешься?

– Никогда!

Надя растроганно обнимает ее.

– Свинья, подобная мне, не заслуживает такой подруги!

Страх! Неужели когда-то Евгения жила, его не зная? Замок сменила. Щеколду поставила, чтобы нельзя было открыть дверь снаружи, – а приходит в свою квартиру, и все чудится, что где-то в дальнем углу поджидает ее кто-то без лица, с намерением отнять жизнь. Пока она не обойдет всю квартиру, не успокоится.

«Так не годится, – понимает она. – Если Сергею удастся меня настолько запугать, больше и делать ничего не придется! На могиле просто напишут: „Умерла от страха“».

Но когда однажды вечером раздается звонок в дверь, она выключает повсюду свет и осторожно, на цыпочках, подходит к глазку, посмотреть, кто пришел.

На площадке перед дверью она видит незнакомого мужчину в милицейской форме и решает: «Не открою!»

Пусть думает, что ее нет дома! Приходить в такую поздноту!

Но настырный посетитель, похоже, не собирается уходить. Он звонит, звонит, а потом она вдруг слышит скрежещущие звуки, как если бы подбирали ключ к ее замку. Правда, на двери есть еще щеколда, но выдержит ли она, если сильный мужчина как следует двинет плечом ширпотребовскую дверь из ДСП. Это вам не старые дубовые двери родительского дома!

По проторенной дорожке прорывается уже не просто страх, паника! Она закрывает дверь в комнату, чтобы не было слышно на лестничной площадке, и набирает номер телефона Аристовых. Как бы Евгения ни брыкалась, но между ней и Толяном определенно есть телепатическая связь. Мало того что он сразу снимает трубку, но еще в несколько фривольном тоне сообщает:

– А я как раз о тебе подумал!

Но она, взбудораженная, перебивает:

– Толя, ко мне в дверь милиционер звонит!

– Сейчас? В половине одиннадцатого? – изумляется он. – Не открывай!

– Но мне показалось, он пытается подобрать к моему замку ключ…

– Что?! Женя, Женечка, я сейчас, я еду, ты как-нибудь продержись! Возьми в руки что-нибудь тяжелое!.. Нет, лучше – кухонный нож, и стань за дверью… Что я говорю!

Он не кладет трубку на рычаг, а просто бросает ее, и Евгении слышен топот его шагов и звук закрываемой двери.

Сердце ее колотится, как овечий хвост. Она берет в руки тяжелый хрустальный графин и осторожно открывает дверь в прихожую: скрежета за дверью больше не слышно. Она на цыпочках подкрадывается и опять заглядывает в глазок. Милиционер разговаривает с мужем Кристины. Евгения прикладывает ухо к двери.

– …Видел, как приходила. Наверное, взяла что-нибудь и опять ушла. Сейчас она больше у матери бывает.

– Сын ее в этом учебном году школу заканчивает, вот Женя и подтягивает его, – слышен голос Кристины; она стоит на пороге своей квартиры, и в глазок ее не видно.

– Если она вам так нужна, – говорит Кристинин муж, – пришлите ей повестку. Она наверняка человек законопослушный!

– Или на работу позвоните! – предлагает Кристина.

– Я зайду как-нибудь еще, – говорит милиционер неожиданно по-бабьи высоким голосом. – Может, повезет больше.

Интересно, станет он проверять: не светится ли ее окно?

Евгения осторожно открывает штору. Милиционер выходит из подъезда и действительно поднимает голову. Похоже, когда он шел, как раз свет и видел.

Едва он уходит, как во двор залетает шальная серебристая иномарка. Слышно даже, как визжат ее тормоза. Из нее пулей вылетает Толян и мчится к подъезду. Евгения с облегчением вздыхает и открывает дверь – Аристов даже не успевает поднести руку к звонку.

– Ты что же это открываешь не глядя? – притворно сердится он, но глаза его сияют – он безмерно рад, что с ней ничего не случилось. – Ну где твой подозрительный мент?

– Как раз перед тобой ушел.

– Потому ты и сидишь в темноте?

Евгения кивает. Толян вешает в одежный шкаф куртку, а за поясом у него торчит пистолет.

– Никак заплечную кобуру себе не куплю, – объясняет он ее вопросительному взгляду. – Неплохо бы смотрелось, да?

– Неужели ты стал бы стрелять?

Он, не отвечая, подмигивает ей в зеркало и поворачивается с насмешливой улыбкой.

– Сознайся, что никакого мента не было, а ты просто по мне соскучилась!

– Да я… да ты у соседей спроси! Кристина с мужем с ним разговаривали!

Он обнимает ее, тщетно пытающуюся вырваться, и говорит в самое ухо:

– Соврать было жалко, да? Мол, действительно соскучилась, все выдумала!.. Не получится из тебя возлюбленной великого человека! Самоотверженной, благородной, безоглядной! Ты как скупая старушка, которая наконец согласилась предоставить страннику ночлег, – даже дверь приоткрываешь чуть-чуть, чтобы он смог лишь протиснуться, а не распахиваешь со всей широтой души!

– А ты, значит, распахиваешь с широтой?

– В том-то и дело! Я, видимо, тоже осторожный. Про таких, как мы с тобой, и говорят: муж и жена – одна сатана!

– Аристов, что ты несешь? Про таких, как мы, говорят: два сапога – пара!

– Все равно – пара. Значит, двое похожих… Говоришь, замком заскрежетал? Может, просто проверял: закрыто или нет? – Он подвигал ручкой двери. – Такой был звук?

– Не знаю. Я сразу же побежала тебе звонить.

– Умничка. А то я, кажется, все причины для прихода к тебе исчерпал. Уже думал: может, сантехником прикинуться?

– Электромонтером! – прыскает Евгения.

С приходом Аристова ей сразу стало спокойно, так что она расслабилась и привычно грубит ему…

– Ты перед приходом мента чем занималась? – спрашивает он.

– Ничем. Собиралась идти чистить зубы и в постель.

– Вот и продолжай делать то же самое. Я тебе не мешаю. Сквозь журчание воды ей слышится далекий звонок, но Евгения не обращает на него внимания. Мало ли кому могут звонить в этом многоэтажном улье?

А когда она выходит из ванной, Аристова в квартире не обнаруживает. Чувство глубокого разочарования охватывает ее: ушел, даже не простился! И дверь не закрыл. Конечно, разве не она сама постоянно твердила ему, что семья должна быть на первом месте? Но что это за голоса в коридоре? Она осторожно выглядывает на лестничную клетку. Аристов разговаривает о чем-то с мужем Кристины. Евгения облегченно вздыхает и идет стелить постель.

Теплое чувство к Толяну опять пробивается через рогатки, надолбы и танковые рвы, которые она понастроила, чтобы не пустить его в свою душу. Но разве можно сдержать стихию?.. Она надевает свою лучшую ночную сорочку – воздушную и кружевную – и ложится в постель с книгой в руке.